Тридцать сребренников рублями
Шрифт:
Сосредоточиться на восприятии и осмысливании окружающего никак не удавалось. Мысли беспорядочно прыгали с пятого на десятое. А тут ещё эта боль в лодыжках… Ее практически наверняка вызывал тонкий туго затянутый шнур, либо что там у них оказалось под рукой, когда его, избитого и потерявшего от боли сознание, на всякий случай связывали по рукам и ногам.
Дергаться и как истерик биться в бесполезных попытках освободиться от пут явно не имело никакого смысла. Поэтому для начала Денис глубоко вздохнул, расслабился и попытался восстановить в памяти недавние события.
По всей видимости, его ударили сзади по голове, когда, оторопев от
Денис представил — после того, как он упал, получив по голове каким-то тяжелым предметом, его очевидно быстренько затащили в машину и тут же поехали. По дороге ему связали руки и ноги и засунули в рот кляп. Именно поэтому, когда он пришел в себя, ему так трудно было дышать. В рот ему, судя по всему, запихнули что-то вроде куска промасленной ветоши или рабочих рукавиц, а затем с головой прикрыли какой-то мешковиной.
Денис попытался языком вытолкнуть изо рта тряпку, но безуспешно. Очевидно, он непроизвольно замычал или застонал при этом, поскольку его не особенно больно пнули под зад и чей-то несколько надтреснутый голос констатировал:
— Очухался, кажись…
— А что с ним, с козлом, станется? — прозвучал в ответ благодушный голос. — Мусора, они крепкие. Я, помнится, одного такого из «Калаша» так свинцом нагрузил, что его после этого было впору вместо грузила использовать. Так представляете, он, гад, потом ещё более суток прожил.
— А ты что, все это время его за руку держал? — задорно хохотнул первый. — Пульс проверял?
— Зачем пульс? Об этом на следующий день в газете писали. В «МК», уточнил обладатель благодушного баритона. — Так что и с этим мусорком ничего не случится. Нечего с ним особенно церемониться.
— И все-таки, можно было и полегче, — включился в разговор третий. Было же приказано — привезти живым. А ты ему врезал так, будто перед тобой не человек, а бык на бойне…
— А он и есть нечеловек, — рассудительно произнес голос, показавшийся Денису старческим. — Мусор, он и есть мусор. В любой одежде. Как ты его не одень.
— Ладно. Коль он пришел в себя, то все в порядке, — заметил тот, кого Денис успел мысленно окрестить «защитничком», а затем добавил. — В любом случае заказ мы выполнили.
Немного хрипловатый уверенный голос «защитничка» странным образом вызвал в памяти Дениса тонкое лицо с хрящеватым носом и небольшими усиками. Да, голос несомненно принадлежал этому человеку. Но почему все-таки эти действительно яркие черты казались ему знакомыми? Когда и где он мог встречаться с этим человеком?
— В ты, брат, никак, на премиальные нацелился? — с долей иронии осведомился тот, чей голос казался старческим.
— А неплохо бы. Хотя, гляди, как бы на нас штраф
не наложили, — все так же не к месту радостно предположил тот, кого Денис успел мысленно окрестить «живчиком». — Ежели этот мент — тут Дениса снова несильно пнули потерял по твоей милости память, то точно нам платить придется. А в этом случае ты, Старый, наверняка заплатишь больше всех. Во-первых, свою долю, а во-вторых ещё компенсируешь нам все убытки.— Тьфу ты! Компенсируешь, компенсируешь… — передразнил надтреснутый голос, — По-человечески уж и говорить разучились. Как будто нельзя сказать по-русски — возместишь там, или восполнишь.
— А ты как ни говори, только все равно наши денежки возвращать придется, ежели ты, балда старая, из этого деятеля память вышиб. — И «живчик» снова хохотнул.
— Да говорю ж тебе, ничего с ним, с ментярой, не случится… — не совсем уверенно заверил остальных Старый и после короткой паузы добавил, Слышь, давится затычкой. Хрюкает, ну прям как поросенок какой.
— Ну раз хрюкает, значит порядок, — согласился «живчик». — Значит, голос не потерял и будет петь песенки, когда мы разделывать его начнем.
Покрывавшая голову Доро ткань внезапно приподнялась и Денис непроизвольно зажмурил глаза от ударившего ему в лицо света. Сквозь полуприкрытые веки он увидел склоняющееся над ним лицо.
— Ну ты, хорек вонючий! — голос несомненно принадлежал «живчику», Открывай гляделки-то! Нечего институткой в обмороке прикидываться. Я ж вижу, что ты уже очухался. Так что кончай в жука навозного играть.
Денис несколько повернул голову и открыл глаза. Он увидел, что сверху к нему склоняется лицо одного из тех, кто недавно стоял рядом с его машиной. Молодой мужик склонялся над ним с сидения и внимательно разглядывал лежащего у него в ногах пленника.
— Точно, оклемался, — удовлетворенно констатировал он и вновь набросил на голову Дениса снятый на время полог. — Так что, Старый, скорее всего тебе раскошеливаться не придется.
— А шел бы ты… — беззлобно бросил Старый. — Тоже, нашелся мне ещё умник.
Они продолжали свою судя по всему привычную для них пикировку, однако Доро уже не слушал их. Коротких мгновений, в течение которых он имел возможность посмотреть в лицо одного из своих похитителей, хватило на то, чтобы понять — его везут не в его «Жигулях» и не в «Тойоте». Скорее всего, он валялся сзади между сидений какого-то джипа. Едва ли его сразу отволокли в эту машину. Логичнее было предположить, что за время, пока он был без сознания, его, Дениса, отвезли на одну из ближайших улиц, где и перегрузили в другой автомобиль.
И снова Доро вспомнил тонкое лицо с аккуратными усиками и широко расставленными умными глазами. Но теперь он знал, почему оно показалось ему знакомым. Этого человека он встречал по крайней мере дважды. Когда-то, достаточно давно, они встречались в Чечне. Да-да, однажды к Вадимцеву приезжали из штаба офицеры, и среди них находился этот человек. Вот только его лицо в то время ещё не украшали усы и был он тогда существенно моложе. Но сомнений в том, что первый раз они столкнулись именно тогда, практически не оставалось. И вообще, было странным, что он до сих пор не мог вспомнить это характерное хищное лицо с несколько надменным взглядом. Тем более, что ему приходилось ещё раз видеть его — во время похорон Вадимцева. Хотя что ж тут удивляться, присутствие на кладбище боевого офицера наверняка в тот раз не воспринималось им как нечто экстраординарное.