Триединый

— Звяжите меня, — Солей не без труда завел руки за спину. — Звяжите взех, кто езть в этой гозтинице. Перережьте нам глотки, езли з мальчиком что-то произойдет.

Эзерин, хмурясь, глядел на него.

— Заэр Ардиз, я, увы, немолод, но пока не готов умирать. Знаете, отчего я не боюзь? Потому что уверен: з вашим зыном взе будет в порядке.

— Давай сделаем это, отец, — снова подал голос я. — Ты же сейчас сам убедился, что я могу сражаться. Даже если они нападут — я отобьюсь. В крайнем случае, убегу. А после приду к тебе.

— Виктор…

— Папа, мы прибыли сюда не просто так. Это мой единственный шанс на излечение. Если я не увижусь с ловцом духов, мне будет все равно, мертвый я или живой. Пожалуйста, отец, не лишай меня возможности остаться собой.

Лицо Эзерина застыло. Потом он сказал:

— Пусть они все положат оружие. Лягут вот здесь, лицом вниз. С руками на головах.

Солей глянул на Хунапо:

— Ты злышал? Выполняйте.

Островитянин попытался было возразить, но толстяк сказал:

— Это приказ мазтера. — И прибавил: — На те рангатира нуи и вакаау нга меакатоа и хаэре маи аи те тамаити ки а киа маиа.

Хунапо опустил голову. Расжав кисть, бросил свой кривой нож. Сделав несколько шагов вперед, лег на пол и положил руки на голову. Подручные последовали его примеру, и вскоре лобби стало похоже на ночной клуб во время рейда ОМОНа.

Я посмотрел на отца:

— А чем их всех связать?

Солей вздохнул.

— Катаована! — зычно крикнул он.

Из-за стойки осторожно выглянул прятавшийся портье.

— Катаована, принези веревку, — распорядился толстяк.

Работник гостиницы скрылся за дверью, расположенной возле стойки. Вскоре вернулся, протянул Солею моток.

— Отдай гозтю.

Отец подошел, молча забрал веревку у испуганного портье.

— Ложись рядом с ними.

Катаована кинул робкий взгляд на Солея. Тот кивнул. Портье послушно устроился с краю ряда лежавших аборигенов.

— Внимательно следи за Солеем, — прошептал мне на ухо Эзерин.

Сам, отрезая короткие куски веревки, принялся связывать островитянам запястья. Дойдя до конца ряда, двинулся назад, теперь стягивая лодыжки. Последним привязал к стулу Солея.

— Что дальше? — неприязненно поинтересовался он.

— На раззвете ваш зын должен быть на призтани. Не той, куда приходят большие корабли. Рыбацкой. Там пузть зкажет, что хочет порыбачить. Поймать зинего донника. Тогда один из рыбаков, тот, что попрозит за это три уирати, отвезет его к мазтеру… Вы запомнили, молодой человек?

— Да, — ответил я. — Пристань на рассвете, синий донник. Плата — три уи… уриа…

— Уирати.

— А где эта пристань?

— Ваз проводят. Будьте любезны, выгляните наружу и позовите Эремату.

Переглянувшись с отцом, я прошествовал к выходу. Осторожно приоткрыв дверь, не высовываясь, сказал:

— Солей зовет Эремату.

Из темноты бесшумно возник высокий мужчина с коротким копьем. Когда он вошел в гостиницу, по жуткого вида зазубренному наконечнику, я понял, что это не копье, а гарпун. Абориген резко направил его на отца, лишь только увидел связанных соплеменников и примотанного к стулу толстяка.

— Каити! — поспешно воскликнул Солей. — Ме пенеи. Кавеа тетама ки те тауранга.

На светло-коричневой с красноватым оттенком физиономии туземца отразилось удивление, но оружие он опустил.

— Пусть положит копье, — скомандовал Эзерин. — А сам сядет на пол у двери.

— Выполняй, — посмотрел на Эремату Солей.

Островитянин неохотно подчинился.

— Пока идти рано, — непринужденно сказал толстяк. — Быть может, выпьем пива?

— Нет, — коротко ответил Эзерин.

Вытащив из кармана пиджака Солея ключи, он запер входную дверь. Потом перенес все оружие за стойку портье. Притащив стул, сел возле нее. Я последовал его примеру.

В мрачной тишине мы провели часа три с половиной.

— Пора, — подал голос Солей.

— Еще темно, — возразил отец.

— Пока дойдут, начнет зветать.

Эзерин с сомнением взглянул на меня. Его лицо было неподвижным, но я видел, что он переживает.

— Все будет в порядке, папа, — пообещал я.

— Если мой сын живым и невредимым не вернется до заката, — с нажимом сказал Эзерин толстяку, — я убью вас всех. А после выслежу и перебью оставшихся ловцов духов — где бы они ни прятались и сколько бы времени на это ни понадобилось.

— Вы можете попробовать, — кивнул Солей.

Я покачал головой: похоже, этот человек недооценивал Эзерина. Зная упорство отца и его любовь к Виктору, я не сомневался, что он выполнит угрозу или умрет.

— Не беспокойся, папа. Тебе не придется этого делать, — положив руку ему на плечо, пообещал я. Затем, повернувшись к двери, позвал: — Пошли, Каремат, или как там тебя…

* * *

Рыбацкая пристань лишь называлась так. В действительности это была широкая полоса песчаного берега, на которой стояли длинные, узкие пироги с балансирами. В стороне от лодок, возле большого костра сидели рыбаки.

— Доброе утро, — вежливо сказал я, приблизившись. — Мне бы хотелось порыбачить. С детства мечтал поймать синего донника. Готов заплатить за поездку…

Я заткнулся, осознав, что забыл название местной валюты.

— Моя знать хороший мезто, — раздался старческий голос. — Отвезти взего за три уирати.

— Договорились, — согласился я, с сомнением разглядывая добровольца.

Это был седой дед, на вид древний, как говно мамонта. Под обвисшей, пятнистой от возраста и загара кожей прорисовывались сухие мышцы. Руки, грудь, спину и даже часть морщинистого лица покрывали замысловатые татуировки. Из одежды старик носил только светлые полотняные штаны, длиной чуть ниже колен.

Остальные рыбаки потеряли ко мне всякий интерес. Отвернувшись, возобновили прерванную беседу.

— Идти за мной, — просипел дед.

Пожав плечами, я направился за ним.

— Помогать, — скомандовал рыбак, когда мы приблизились к одной из лодок.

Вместе мы столкнули ее в воду.

— Залезать, — вновь распорядился дед.

Язык чесался сказать, что это я плачу ему деньги, а не он мне. Сдержавшись, я запрыгнул в лодку. Дед залез следом, взялся на короткое весло с вытянутой овальной лопастью. Ловко работая им, направил суденышко в море.