Триэн
Шрифт:
– Это интересная тема. – Уваров налил кофе гостю, подвинул орехи и сухарики. – Поскольку мы хроники…
– Я ещё только учусь, – поспешил оправдаться Ватшин.
– Раз уже сходили в прошлое – значит, хроник. Так вот, поскольку мы помним прошлое из таких бездн времён, то оно отложено в нашей памяти. А раз так, уже в ту эпоху существовали какие-то живые организмы, ставшие нашими предками. Понимаете?
– Ух ты! – простодушно пробормотал Константин. – Под таким углом я эту проблему не рассматривал.
– Помнить можно лишь то, что записалось в родовой памяти, это простая логика. Пейте, а то остынет.
Ватшин
– То есть вы хотите сказать, что разумные существа возникли ещё до звёзд?
– Может, не разумные в полном смысле этого слова, но уже живые, если хотите. Что под этим следует подразумевать, я особо не анализировал. Для меня живое – то, что самоорганизуется и саморазмножается. Химией в те времена не пахло, поэтому первые организмы были скорее всего комбинациями всевозможных физических полей, может, даже докварковых.
– Ух ты! Безумно красивая идея! Для романа, я имею в виду. Подарите?
Уваров засмеялся.
– Вы писатель, вам и карты в руки. Кстати, играете в преф?
– Немножко.
– В таком случае мы подружимся, люблю эту игру.
– И всё же непонятно, как нам передалась информация о рождении Вселенной.
– Не о рождении – о первых секундах существования Вселенной, когда появились первые признаки жизни.
– Жизнь возникла за несколько секунд? Как-то не верится…
– Это для нас они секунды, а для тех эпох наши секунды являлись веками и миллионолетиями, возникшие структуры успевали дать потомство, состариться и умереть за тысячные доли секунды. Просто темп жизни был другим, мы для тех существ – сверхмедленные существа. А нам на смену, кстати, придут ещё более медленные. Но это тема отдельного разговора.
– Согласен, надо анализировать. – Ватшин спохватился. – И всё же не понимаю, когда возникли первые разумные. Я видел в космосе какие-то очень красивые геометрически правильные сооружения, напоминающие снежинки и ажурные башни.
– Звёзды уже были?
– Да… кажется… да что это я, конечно, были! «Снежинки» группировались вокруг них!
– В таком случае вы вспомнили о второй Э-волне разума.
– Какой волне?
– О волне расселения разумных систем по космосу. Это была настоящая экспансия, закончившаяся переделом пространства и первыми звёздными войнами. Остатки разрушенных звёзд всё ещё догорают.
– Войн я не видел.
– Ещё увидите, коль добрались до эпохи освоения пригодных космических объёмов. Носителями разума тех времён являлись полевые кластерные конструкции, а не существа из плоти и крови. Жизнь кучковалась на поверхности звёзд, а не на планетах.
– Откуда вы знаете? Ах, ну да, извините…
– Я давно путешествую по космосу, многое изучил. Вы это тоже увидите.
– Вы говорите, что это была вторая волна разума, а первая?
– Волн на самом деле было много, каждая космическая эпоха порождала свой тип разума. До второй Э-волны космос покоряла первая, в которой носителями разума служили «разумные ядерные реакции», как я их называют, то есть реакции, приводящие к гармоническому усложнению континуума.
– Боюсь, я тут вам не соратник.
– Оппонент?
– И не оппонент, просто не хватает информации для обсуждения. Хорошо, согласен с утверждением, что жизнь была всегда,
менялись только основы жизни. Есть мнение, что вообще вся Вселенная разумна. А что было за второй Э-волной?– Вы и сами сможете это увидеть.
– Вот бы вместе… – вырвалось у Ватшина.
Губы Уварова сложились в понимающую улыбку.
– Мне тоже не хватает спутника во время путешествий по закоулкам памяти. К сожалению, это дело сугубо индивидуальное.
Константин вспомнил о причине своего переезда в Подмосковье.
– Скажите, зачем за нами гоняются ксеноты? Что им от нас надо?
– Мы помним не только общие процессы формирования материи, но и вполне конкретные координаты прошлых цивилизаций. А они могли оставить после себя не просто следы своей деятельности в открытом космосе и на поверхности планет, но и супертехнологии, и памятники культуры, и оружие. Вот ксеноты и жаждут высосать эти сведения из нас.
– Но я… не помню…
– Вспомните, раз начали ходить в прошлое.
– А вы помните?
– Да, – просто ответил Уваров, и глаза его на мгновение стали грустными. – Я многое помню, хотя считаю себя больше специалистом по будущему.
Ватшин смотрел непонимающе, и Александр Александрович пояснил:
– Мне хорошо удаётся рассмотреть, что будет через сто лет и дальше.
– А поближе, через пятьдесят лет, через десять?
– Нет, здесь у меня в памяти провал. Ближайшее будущее для меня закрыто, не знаю почему. Пробовал прогнозировать, но неудачно. Может, вам удастся?
– Не знаю, не пытался ни разу.
– У вас всё впереди. Одно могу сказать с уверенностью: вас ждёт немало открытий, в том числе горьких и неприятных. Как говорится, многие знания – многие печали.
Ватшин опустил голову, переваривая услышанное, поймал сочувствующий взгляд математика.
– Кто мы, Александр Александрович? Зачем нам этот дар?
– Насчёт зачем – не думал. А кто? Хроники, однако. Этим всё сказано. У Блока есть такие строки: «Мы – забытые следы чьей-то глубины». Очень тонко подмечено.
Ватшин промолчал, хотя и ему строки поэта понравились. От них пахло тайной.
Через час Солома отвёз его обратно в Горки-2.
Люся бросилась к мужу на шею.
– Как хорошо, что ты приехал! А то я места себе не находила, переживала. С кем встречался?
– Его зовут Сан Саныч, он математик, хороший мужик, и тоже хроник, но со стажем.
Жена прищурилась вопросительно:
– Второй раз слышу от тебя это слово – хроник, но ты не хочешь объяснять.
– Потом как-нибудь, ладно? Сделаешь кофейку? А я пока посую полученную информацию по полочкам.
– Суй, – фыркнула она, убегая на кухню.
Ватшин переоделся, залез на диван и вдруг захотел окунуться в тишину и мрак космического пространства, посмотреть на красивые «снежинки» чужих сооружений. Душе захотелось полетать.
Глава 4
Что будет
1. Бесплатный сыр
В среду неожиданно позвонил Быстрович:
– Константин Венедиктович, есть предмет для разговора.
– Да, слушаю, – с удивлением отозвался Ватшин, всего минуту назад вернувшись из «путешествия по космосу прошлых времён»; этот процесс захватывал его всё больше.