Тригинта. Меч Токугавы

– А вы, значит, ожили на третий день, как и обещал Иегошуа.
– пробормотал Тристан. Маккавей покачал головой.

– Иегошуа обещал Воскресение! Чудо Господне, явление сколь волшебное, столь и удивительное. Мы же - просто восстали, будучи при этом мертвыми. Отец, посчитав, что это Божий промысел, решил податься в странники. Взял самую завалящую котомку и ушел. Больше мы его не видели.

В первые дни была сущая неразбериха: мы и сами не понимали, что умерли; только отчего-то всё время мучила жажда, как во время лихорадки, и воротило от пищи. Первым догадался Илия, не зря он был самый умный... Вычитал в древних папирусах из Айгюптоса о так называемых "живых убитых" - рабах, отличавшихся выносливостью, силой и живучестью; их использовали на постройке пирамид и поили человеческой кровью... А кем являлись правители Та-Кем? Ну конечно! Пирожок за догадливость. Нашими разлюбезными ангелами...

– И что ты будешь делать теперь, став человеком?
– спросил Таранис.

– Искупать.
– на рябой физиономии Счастливчика проступила детская улыбка.
– Буду ходить, говорить с людьми - авось, кто-то да и послушает старика... Я был мертв две тысячи лет, а теперь жив - не это ли проявление Божьего провидения?

– Скорее, попущения.
– буркнул Яррист. Он был совершенно пьян - впервые, наверное, в жизни.
– Твои бывшие сородичи затравят тебя, как бродячую псину, Маккавей. Просто чтобы доказать, что везение твое кончилось.

Счастливчик вздохнул.

– Очень хотелось бы заявить, что отныне вампиры - не моя проблема, но...
– он вновь улыбнулся - поживем, увидим.

ЭПИЛОГ

...Когда я увидел её, исхудавшую, с жестким, сведенным судорогой ртом и помертвелыми глазами - заплакал.

Я думал: вот передо мной дочь моя, единственная, которую я люблю. Я её вырастил и воспитал, и научил всему, что, как я полагал, поможет ей в трудную минуту.

Знал ли я, что это не сделает девочку счастливой? Конечно. Но счастье преходяще, а своей судьбы не может избежать никто.

Сейчас же, стоя над нею, глядя в изможденное её лицо, на израненное тело, которому даже я не могу принести исцеления, сомневаюсь: был ли я прав, возлагая право решать на себя одного? Когда-то я остановил руку Авраама... Не смог взять на себя ответственность за чужое дитя. Обречь на муки дитя своё, родное, любимое - во много раз горше. И всё равно я пошел на это. Кто же станет судьей мне?

НАОМИ

...Ощутив под боком теплый, пушистый комок, опустила руку и почувствовала тельце с шелковистой шерсткой. Кошка...

Открывать глаза было страшно, но в какой-то момент оставаться в неизвестности сделалось невмоготу.

Напротив, на стене - потемневший гобелен: огромное дерево с золотыми листьями и цветами, а под ним крошечные олени, зайцы, лисы...

Показалось, я в госпитале Ордена, на Мальте... но нет. Запах не тот: известь, ржавчина, и, почему-то, апельсины. Сицилия! Вампиры!
– я судорожно забилась в одеяле, пытаясь встать, но, увидев рядом с собой знакомую фигуру, затихла.

Он совсем не изменился: тот же взгляд печальных мудрых глаз, седые и редковатые, до плеч, волосы, темное морщинистое лицо. Добрая улыбка.

– Здравствуй, блудная дочь.
– сказал он.

– Никодим. Ты пришел...

Я вновь попыталась сесть, но Учитель не позволил.

– Не двигайся, тебе нужно прийти в себя. Набраться сил...
– отеческим жестом он поправил мне подушку и укрыл одеялом до самого подбородка.

Вспомнив обожженное лицо Ярриста, мертвые глаза Ивана, дикую, ни с чем не сравнимую боль, причиняемую мечом серафим, я застонала. Стало страшно: вдруг, откинув одеяло, я увижу распоротый живот и вываливающиеся кишки? Слёзы закипели в глазах.

Он протянул руку и погладил меня по щеке. Теплая, мозолистая, такая родная ладонь...

– Не плачь, дочка! Ты умница. Я горжусь тобой.
– он пересел на кровать и обнял меня.

Окунувшись в знакомый запах, тепло его рук, его присутствие, я почувствовала, как страх уходит.

– Я люблю тебя, Никодим.

Никогда я этого ему не говорила. Никогда...

– Я тоже тебя люблю. И я тебя не заслуживаю.
– сказал Никодим и поцеловал меня в лоб.
– Ты - часть меня, моё продолжение. Ты намного лучше меня. Ты - сильнее.

– Я? Да я же всё испортила! Яррист мёртв, Иван...
– слёзы забулькали в горле, говорить стало невозможно.

– Да нет же, нет!
– он взял меня за плечи и внимательно посмотрел в лицо.
– Они живы! Свет души моей, единственная моя, ты справилась! Ты всё сделала правильно. Смертию смерть поправ...

Я затрясла головой, пытаясь изгнать из памяти зрелище обожженных, сплавившихся в единый черный уголь ангела и демона.

– Они здесь! Скоро ты их увидишь.
– сказал Никодим.
– Но сначала я хочу кое-что сделать. Попросить прощения.

Я нервно сглотнула. Сколько раз я представляла, что встретив наконец Учителя, предъявлю ему счет? Вытрясу всю душу? Узнаю все тайны...

– За что?

– За всё, как это странно бы ни звучало. Прости меня, дочка.

Несмотря на слабость, на смятение, я разозлилась. Против воли просунула руку под одеяло, и нащупала на животе тонкий, жесткий шрам: слева направо под ребрами, наискосок к левому бедру, и, назад, к правому...

Перед глазами пронеслась вся жизнь. дополненная тем пониманием, что пришло в последние дни... И теперь он вот так, запросто, приходит, и просит прощения? Не слишком ли всё просто?

Это что, значит: любой, кто совершит ошибку, или даже преступление - может просто попросить прощения?

Вспомнились серые, абсолютно пустые глаза Ростова. Он меня не бросил. Даже когда я оттолкнула его, наговорила гадостей, он продолжал меня защищать. Он мне простил. И Яррист... Ведь он спустился за мной в пещеру, он отдал свою вечную жизнь! Кто я такая, чтобы судить?

Хватит быть ребенком. Хватит перекладывать вину за свои поступки на других. Моя жизнь - это только моя ответственность, мои поступки - только мои.

Взглянув в глаза Учителю, я улыбнулась. Вдруг стало легко, как после летнего дождика. Сев и обняв Учителя крепко-крепко, я поцеловала его в щеку.

– Я люблю тебя, Никодим.
– сказала я.
– И тебе не за что просить прощения. Всё, чему было суждено случиться - случилось.

Он обнял меня в ответ и мы так просидели, наверное, целую минуту. Но потом Учитель нарушил молчание.

– Всё-таки, есть за что. За самое последнее... Видишь ли, я ухожу.
– я на всякий случай кивнула.
– Мне пора.
– пояснил Никодим.
– Моё время вышло. Теперь всё в твоих руках. Отдыхай, набирайся сил... Впереди еще много работы.
– отпустив меня, он поднялся, но потом снова сел.