Трилогия о королевском убийце

После этого у меня хватило ума замолчать, хотя моя неприязнь десятикратно возросла. Неплохо для веселой совместной поездки! Наконец я услышал звук горнов и увидел, как впереди поднимается вымпел Верити. Взметнулась пыль, и я понял, что наш передовой отряд выступил. Долгие минуты прошли, прежде чем лошади впереди нас начали двигаться. Хендс тронул паланкин, а я подбодрил Уголек. Она охотно пошла вперед, а мул лениво последовал за ней.

Я хорошо помню этот день. Помню густую пыль, висевшую в воздухе после того, как проехали все те, кто предшествовал нам. Помню, как мы с Хендсом беседовали — вполголоса, потому что, когда мы однажды засмеялись, леди Тайм потребовала прекратить шум. Я также помню ясное голубое небо над вершинами холмов и мягкие повороты прибрежной дороги. От вида моря, синеющего далеко внизу, захватывало дух, воздух долин был напоен запахом цветов. На каменной стене стояли пастушки, которые краснели, хихикали и показывали на нас пальцами, когда мы проезжали. Их покрытые шерстью подопечные бродили по склону за стеной, и мы с Хендсом обменялись тихими восклицаниями, глядя, как пастушки, чтобы залезть на стену, приподнимают яркие юбки, подставляя солнцу и ветру икры и колени. Беспокойная Уголек быстро устала от медленного шага, а бедный Хендс беспрестанно понукал старенького пони, не давая ему отстать. За день мы дважды останавливались, чтобы дать возможность всадникам размяться и напоить лошадей. Леди Тайм не вылезала из носилок, но резко напомнила мне, что пора бы уже принести ей воды. Я прикусил язык и сделал что велено. Больше мы на тех привалах не разговаривали.

Наша кавалькада остановилась, когда солнце еще не зашло. Мы с Хендсом поставили маленький шатер леди Тайм, пока она ела лежавшее в плетеной корзинке холодное мясо, сыр и пила вино, которым предусмотрительно запаслась. У нас с Хендсом была более скромная трапеза, состоявшая из черствого хлеба, еще более черствого сыра и сушеного мяса. Не успел я поесть, как леди Тайм потребовала, чтобы я отвел ее из носилок в шатер. Она вышла, закутанная и замотанная вуалью, как будто на дворе был буран. Ее наряды были разных цветов и разной степени изношенности, но очень дорогие и прекрасно сшитые. Теперь, когда, тяжело навалившись на меня, она ковыляла рядом, я ощутил отталкивающую смесь пыли, плесени и духов со слабым запахом мочи. У двери она резко отпустила меня, предварительно предупредив, что у нее есть нож, которым она непременно воспользуется, если я попытаюсь войти и побеспокоить ее любым способом.

— И я очень хорошо знаю, как с ним обращаться, молодой человек, — пригрозила она мне.

Наши с Хендсом спальные принадлежности ничем не отличались от солдатских — земля и плащи. Но ночь была хорошая, и мы разожгли маленький костер. Хендс всячески хихикал по поводу моего предполагаемого вожделения к леди Тайм и ножа, который ожидал меня, если я попытаюсь поддаться низменной страсти. Мы затеяли возню и боролись, пока леди Тайм не осыпала нас визгливыми проклятиями, поскольку мы не давали ей спать. Тогда мы заговорили тихо, и Хендс сказал мне, что никто не завидует моему назначению к ней и что все, кто когда-нибудь с ней путешествовал, с тех пор всегда ее избегали. Он предупредил меня также, что худшая часть работы еще впереди, и, хотя глаза его искрились от смеха, наотрез отказался рассказать мне, в чем она заключается. Я заснул легко, потому что, как свойственно мальчику, выкинул мою подлинную миссию из головы до той поры, пока не придется встретиться с суровой действительностью лицом к лицу. Я проснулся на рассвете от пения птиц и сокрушительной вони переполненного ночного горшка, стоявшего у шатра леди Тайм. Хотя мой желудок был закален чисткой стойл и псарни, я с трудом заставил себя вылить и вычистить его, прежде чем вернуть ей. После этого она нудила через дверь шатра, требуя воды, горячей и холодной, и возмущаясь, что до сих пор не сварена каша, ингредиенты для которой она выставила наружу. Хендс исчез, чтобы разделить с отрядом костер и завтрак, оставив меня разбираться с моим тираном. Я подал старой леди все требуемое на подносе, который, как она утверждала, был неряшливо сервирован, вымыл тарелки и кастрюлю, а потом вернул все это ей. Процессия к этому времени была почти готова к отправлению. Но леди Тайм не позволяла складывать шатер до тех пор, пока не будет благополучно сидеть в паланкине. В страшной спешке мы закончили укладывание, и я наконец оказался в седле, не проглотив ни крошки. После всех утренних дел я был страшно голоден. Хендс смотрел на мое мрачное лицо с некоторым сочувствием и сделал мне знак подъехать к нему поближе. Он наклонился и заговорил со мной:

— Все, кроме нас, слышали о ней раньше. — Он украдкой кивнул в сторону носилок леди Тайм. — Вонища, которую она устраивает каждое утро, стала просто легендой. Вайтлок говорит, что она часто путешествовала с Чивэлом… У нее родственники во всех Шести Герцогствах, и ей нечего делать, кроме как навещать их. Все в отряде говорят, что давным-давно научились держаться от нее подальше, потому что она готова любого завалить мешками бессмысленных поручений. О, и вот что Вайтлок просил передать тебе: и не надейся сесть и поесть, пока ты прислуживаешь ей. Но он попытается откладывать для тебя кое-что каждое утро.

Хендс передал мне два ломтя хлеба с жирным беконом, вложенным между ними. Это было потрясающе вкусно. Я жадно вонзил зубы в угощение.

— Невежа! — завопила леди Тайм из носилок. — Что ты там делаешь? Лясы точишь, уж я-то знаю! А ну вернись на место! Как ты можешь прислуживать мне, если слоняешься неизвестно где?

Я быстро натянул поводья и вернул Уголек к паланкину. Поспешно проглотив огромный кусок хлеба с беконом, я спросил:

— Леди что-нибудь нужно?

— Не разговаривай с полным ртом, — огрызнулась она. — И прекрати беспокоить меня, дурень!

Так оно и продолжалось. Дорога шла вдоль побережья, и нам понадобилось целых пять дней, чтобы добраться до Ладной Бухты. Не считая двух маленьких поселков, вокруг нас обычно были голые скалы, чайки, луга и редкие рощицы изогнутых и малорослых деревьев. Но мне все это казалось прекрасным и чудесным, потому что за каждым поворотом дороги открывалось что-то новое. Чем дольше продолжалось наше путешествие, тем больше третировала меня леди Тайм. После четвертого дня пути она извергала бурный фонтан жалоб и придирок. С некоторыми из них я ничего не мог поделать. Ее паланкин слишком трясло, от этого ее тошнило. Вода, которую я принес из ручья, была стишком холодной, а из моего водяного меха — слишком теплой. Люди и лошади перед нами поднимали слишком много пыли. Она была уверена, что они делают это нарочно. И надо было сказать им, чтобы перестали петь такие грубые песни. Она совершенно не давала мне подумать о том, стоит ли убивать лорда Келвара.

На утро пятого дня мы увидели поднимающиеся дымки Ладной Бухты. К полудню можно было различить крупные здания и сторожевую башню на скалах над городом. Город Ладная Бухта был гораздо красивее Баккипа. Дорога вилась по широкой долине. Голубые воды бухты раскинулись перед нами. Повсюду желтели песчаные пляжи, рыболовецкий флот состоял из мелких судов с низкой осадкой или отважных маленьких плоскодонок, которые прыгали по волнам, как чайки. Здесь не было таких глубоких якорных стоянок, как у Баккипа, поэтому не было и такого оживленного торгового порта, как у нас, но мне все же казалось, что в Ладной Бухте жить было бы хорошо.

Келвар послал почетного гвардейца встретить нас, так что мы задержались на время обмена формальными приветствиями с отрядом Верити. «Как два пса, нюхающие под хвостами друг у друга», — кисло заметил Хендс. Встав в стременах, я мог видеть достаточно далеко, чтобы наблюдать парадное построение, и кивнул, соглашаясь с ним. Наконец мы снова двинулись в путь и вскоре въехали на улицы города.

Все остальные проследовали прямо в замок Келвара, но Хендс и я должны были сопровождать паланкин леди Тайм через несколько переулков, чтобы пройти к тому трактиру, в котором она собиралась остановиться. Судя по выражению лица горничной, старая леди гостила в нем и раньше. Хендс увел лошадей и носилки на конюшню, но мне пришлось смириться с тем, что леди Тайм всей тяжестью навалилась на мою руку, когда я сопровождал ее в комнату. Я думал, что же это она такое ела, что было приправлено такими отвратительными специями. Каждый ее выдох был для меня пыткой. Она отпустила меня у дверей, угрожая рядом наказаний, если я не вернусь вовремя через семь дней. Уходя, я от всей души сочувствовал горничной, потому что леди Тайм громко рассказывала о том, как она поступала с вороватой прислугой, которую встречала в прошлом, и как следует стелить постель.

С легким сердцем я вскочил на Уголек и крикнул Хендсу, чтобы он поторопился. Мы галопом проскакали по улицам Ладной Бухты и умудрились присоединиться к арьергарду процессии Верити, как раз когда они въезжали в замок Келвара, Страж Вод. Замок был построен на равнине, почти не предоставлявшей естественной защиты, поэтому его окружали несколько крепостных стен и рвов, которые врагу пришлось бы преодолеть, прежде чем оказаться перед прочной каменной громадой замка. Хендс сказал мне, что пираты никогда не заходили дальше второго рва, и я не видел оснований ему не верить. Рабочие что-то ремонтировали на стенах и во рвах, когда мы проходили, но они прекратили работу и уставились на будущего короля, въезжающего в Страж Вод.

Когда ворота замка закрылись за нами, последовала еще одна бесконечная приветственная церемония. Люди и лошади жарились под лучами палящего полуденного солнца, пока Келвар и его замок приветствовали Верити. Звучали трубы, а потом бормотание официальных речей заглушалось шумом лошадей и людей. Наконец все закончилось. Мы с Хендсом, стоявшие в задних рядах, поняли это по внезапному общему движению людей и животных, когда строй перед нами сломался.

Всадники спешились, и внезапно среди нас оказались конюшенные Келвара, которые показывали нам, где напоить лошадей, где мы будем спать и, что самое главное для каждого солдата, где мы можем вымыться и поесть. Я пристроился к Хендсу, и мы повели Уголек и его пони в конюшню. Я услышал, как кто-то зовет меня по имени, и, повернувшись, увидел Сига из Баккипа, который показывал меня кому-то, одетому в цвета Келвара:

— Вот он, здесь. Вот это Фитц. Хо, Фитц. Сицвелл говорит, тебя вроде кличут! Верити зовет тебя. Леон заболел. Хендс, отведи Уголек в конюшню.

Я почти чувствовал, как еду вырвали у меня изо рта, но набрал в грудь воздуха и весело улыбнулся Сицвеллу, как учил меня Баррич. Сомневаюсь, чтобы суровый Сицвелл заметил это. Для него я был только еще один мальчик, который вертится под ногами в сумасшедший день. Он отвел меня в комнату Верити и оставил там, явно испытывая облегчение, что может наконец вернуться в конюшни. Я тихо постучал, и слуга Верити тут же открыл дверь.