Трилогия о королевском убийце

Был еще один сундук, совсем маленький, аккуратно уложенный в сумку с моей одеждой и прочей поклажей. Я запаковал его очень продуманно, потому что тревожился за его сохранность. Это задание должно быть выполнено безупречно, так, чтобы не возникло ни малейшего подозрения. И время нужно подгадать очень точно. Нельзя, чтобы принц умер во время нашего пребывания в Джампи. Ничто не должно бросить даже малейшую тень на свадебную церемонию. Более того, нельзя, чтобы принц умер раньше, чем совершатся церемонии в Оленьем замке и свадебные торжества счастливо завершатся, потому что смерть брата невесты может быть истолкована как дурное предзнаменование для молодой четы. Эту смерть нелегко будет устроить.

Иногда я удивлялся, почему убийство Руриска было поручено мне, а не Чейду. Может, это своего рода испытание, неудача в котором грозила мне смертью? Или Чейд слишком стар для этого дела или слишком ценен, чтобы рисковать им? Или он не мог отлучаться из замка, потому что должен присматривать за здоровьем Верити? И когда я гнал эти мысли прочь, мне оставалось размышлять, стоит ли использовать порошок, который будет раздражать больные легкие Руриска, так что кашель может довести его до смерти. Может быть, обработать этим зельем подушки и постель принца? Должен ли я предложить ему болеутолитель, который постепенно одурманит его и приведет к смерти во время сна? У меня был тоник, разжижающий кровь. Если легкие Руриска уже хронически кровоточат, этого может быть достаточно, чтобы отправить его на тот свет. У меня был один яд, быстрый, смертоносный и безвкусный, как вода, но сперва нужно было изобрести способ заставить принца принять его в безопасное для нас время. Все эти мысли не способствовали сну, но все же свежий воздух и усталость после целого дня, проведенного в седле, брали свое. Я часто просыпался, нетерпеливо ожидая следующего дня пути.

Когда мы наконец увидели Голубое озеро, оно было похоже на далекий мираж. Я уже много лет не уезжал так надолго от моря и даже сам удивился, как обрадовался, увидев большую воду. Каждое животное в нашем караване чуяло ее чистый запах и передавало его мне. Местность становилась более зеленой и более приветливой, по мере того как мы приближались к огромному озеру. И по ночам было трудно удержать лошадей от переедания.

Множество торговых судов бороздили воды Голубого озера, а паруса их были раскрашены так, чтобы извещать не только о своем товаре, но и о том, на какую семью они работают. Селения у Голубого озера стояли в воде, на сваях. Там нас хорошо встречали и угощали пресноводной рыбой, вкус которой показался странным моему языку, привыкшему к дарам моря. Я чувствовал себя опытным путешественником, и мы с Хендсом невероятно выросли в собственных глазах, когда как-то ночью зеленоглазые девушки из семьи торговца зерном, хихикая, пришли к нашему костру. Они принесли с собой маленькие, ярко раскрашенные барабаны разных тонов и играли и пели для нас тех пор, пока за ними не пришли матери, чтобы, ворча, увести их домой. Это переживание вскружило мне голову, и всю ту ночь я не вспоминал о принце Руриске.

Теперь мы ехали на северо-запад. Нас перевезли через Голубое озеро на нескольких плоскодонных баржах, которые не вызвали у меня никакого доверия. Высадившись, мы оказались в лесу, и жаркие дни в Фарроу превратились в прекрасное воспоминание. Наш путь вел сквозь необъятный кедровый лес, тут и там прорезанный рощицами белой бумажной березы и приправленный ивой и ольхой на местах пожарищ. Копыта лошадей стучали по черной земле лесной дороги, и сладкие осенние запахи окружали нас. Мы видели незнакомых птиц, а однажды я заметил огромного оленя такого необычного окраса и вида, что ничего подобного мне не приходилось видеть ни прежде, ни потом. Ночной выпас для лошадей ухудшился, и мы радовались зерну, которое закупили у озера. По ночам жгли костры. Мы с Хендсом ставили одну палатку на двоих.

Теперь наш путь постоянно шел в гору. Мы двигались извилистой дорогой между самыми крутыми склонами, но все время поднимались. Однажды вечером мы встретили делегацию из Джампи, посланную приветствовать нас и проводить до столицы Горного Королевства. После этого наше продвижение стало, без сомнения, более быстрым, и каждый вечер нас развлекали музыканты, поэты и жонглеры, к ужину подавали экзотические кушанья. Нам оказывали всяческие почести и делали все возможное, чтобы мы чувствовали себя желанными гостями. Но мне все происходящее казалось странным и почти пугающим в своем разнообразии. Часто я был вынужден напоминать себе о том, чему учили меня Баррич и Чейд, — о правилах вежливости, а бедный Хендс вообще старался держаться подальше от наших новых спутников.

Внешность большинства из них выдавала принадлежность к народу чьюрда — это были высокие люди со светлыми глазами и волосами. Именно такими я и представлял себе горцев. У других были рыжие, как лисий мех, волосы и завидная мускулатура, причем похвастаться ею могли как мужчины, так и женщины. Им явно привычнее было ходить пешком, нежели ездить на лошади, а вооружены они были, насколько я мог видеть, только луками и пращами. Эти люди одевались в шерсть и кожу, и даже самые скромные носили прекрасные меха, как будто это всего лишь домотканые рубахи. Они бежали рядом с нами, несмотря на то, что мы ехали верхом, и без труда держались наравне с лошадьми весь день. На бегу они пели длинные песни на древнем языке, который звучал почти тоскливо, но певцы временами издавали крики победы или восторга. Позже я узнал, что они пели нам свою историю, чтобы мы лучше знали, с каким народом нам предстоит породниться через нашего принца. Я понял, что они по большей части были менестрелями и поэтами. На их языке такие люди назывались гостеприимцами — по традиции их посылали навстречу гостям, чтобы приветствовать и развлекать их.

Через два дня пути дорога стала шире, потому что другие дороги и тропинки вливались в нее по мере продвижения к Джампи. Она превратилась в широкий торговый тракт, местами вымощенный колотым белым камнем. И чем ближе подходили мы к Джампи, тем больше становилась наша процессия, потому что к нам присоединялись посланцы из селений и племен, приехавшие из дальних пределов Горного Королевства, чтобы увидеть, как их принцесса обручается с могущественным принцем долин. К нашей процессии присоединились собаки, лошади и козы какой-то местной породы, которую горцы использовали как вьючных животных, телеги, груженные дарами, и люди всех рангов и сословий, целыми семьями идущие в конце нашего каравана. Так мы прибыли в Джампи.

Глава 20

ДЖАМПИ

«И пусть приходят сюда люди моего народа, и пусть они всегда смогут сказать: это наш город и наш дом на то время, пока мы захотим оставаться здесь. И пусть здесь всегда будет довольно места, пусть (тут слова смазаны) пастухов и стад. Тогда не будет чужих в Джампи, а только соседи и друзья, приходящие и уходящие по собственной воле». И воля к самопожертвованию видна в этом, как и во всем остальном.

Эти слова прочитал я много лет спустя в священной летописи чьюрда и тогда наконец пришел к пониманию, в чем суть Джампи. Но когда мы впервые поднимались по горной дороге к этому селению, я был потрясен и испуган.

Храмы, дворцы и общественные здания и цветом, и формой напоминали огромные бутоны тюльпана. Формой они были обязаны традиционным укрытиям из растянутых шкур, которые возводили племена, некогда основавшие этот город, а цветом — любви горного народа к ярким краскам. Все здания были недавно перекрашены, когда в Джампи готовились к нашему прибытию и свадьбе принцессы, и поэтому выглядели почти кричаще-яркими. Оттенки пурпурного доминировали, стоявшие рядом желтые здания лишь подчеркивали их, но этим дело не ограничивалось — дома в городе были всех цветов радуги. Больше всего это было похоже на множество первых весенних крокусов, пробившихся сквозь снег и черную землю, потому что голые черные камни гор и темные вечнозеленые деревья делали яркие краски еще более впечатляющими. Вдобавок Джампи, как и Баккип, был построен на крутом склоне, так что, если смотреть на него снизу, из-под горы, цвета и линии города казались похожими на искусно составленную композицию цветов в корзине. Но, приблизившись, мы увидели, что между больших зданий стоят палатки, временные хижины и прочие нехитрые укрытия от непогоды. Потому что в Джампи постоянны только общественные здания и королевские дома. Все остальное строят приливы и отливы людей, приезжающих в столицу, чтобы просить правосудия «жертвенных», как они называют короля и королеву, которые правят здесь, или чтобы посетить хранилище сокровищ и знаний, или просто чтобы встретиться с другими племенами и обменяться товарами. Племена приходят и уходят, разбивают шатры, обитают в них месяц или два, а потом однажды утром на месте стойбища остается только голая земля, и вскоре уже другие люди приходят на смену ушедшим. Тем не менее город не производит впечатления беспорядочного нагромождения палаток и зданий, потому что улицы точно обозначены, а в самых крутых местах установлены каменные ступени; колодцы, купальни и бани разбросаны равномерно по всему городу, и соблюдаются строжайшие правила сбора мусора и отбросов. Джампи — зеленый город, потому что окраины его служат пастбищами для стад и лошадей, которых приводят с собой приезжающие, и места для стойбищ в этих полях обозначены тенистыми деревьями и колодцами. В самом городе тут и там встречаются островки зелени: сады и цветники, более ухоженные, чем любой палисадник, что я когда-либо видел в Баккипе. Приезжающие люди оставляют среди этих садов свои творения и подарки: каменные статуи, деревянные скульптуры или ярко раскрашенные глиняные фигурки разных существ. Отчасти это напомнило мне комнату шута, в ней тоже царствовали цвет и форма, красота, единственная польза которой — отрада сердца.

Провожатые остановили нас на пастбище вне города и пояснили, что оно предназначено для нас. Выяснилось, что, по их расчетам, мы должны были оставить там наших лошадей и мулов и идти дальше пешком. Август, который был номинальным предводителем нашего каравана, не стал улаживать это с особой дипломатичностью. Меня передернуло, когда он начал почти злобно объяснять, что мы привезли гораздо больше, чем смогли бы донести в руках, и что многие здесь слишком устали от путешествия, чтобы им могла показаться привлекательной идея подниматься в гору пешком. Я прикусил язык и заставил себя стоять молча и наблюдать вежливое смущение наших хозяев. Конечно же, Регал знал об этих обычаях; почему же он не предупредил нас о них, чтобы мы не начинали визит с бестактности?

Но гостеприимные люди, принимавшие нас, быстро приспособились к нашим странным обычаям. Они убедили нас отдохнуть и умоляли проявить терпение. И некоторое время мы слонялись по пастбищу, тщетно пытаясь делать вид, что все в порядке. Роуд и Северенс присоединились к нам с Хендсом. У Хендса в бурдюке оставалось вино, и он поделился им с нами. Пока он разливал вино, Роуд поворчал, но все же выложил к нашему общему столу несколько полосок копченого мяса. Мы разговаривали, но, признаюсь, я был не очень внимателен. Я сокрушался, что у меня не хватило духа пойти к Августу и потребовать от него большей гибкости в отношениях с горцами. Ведь мы здесь — гости, нам и так пошли навстречу, согласившись провести церемонию в отсутствие жениха. Издали я наблюдал, как Август советуется с сопровождавшими нас старшими лордами, но по движениям их рук и голов решил, что они только соглашаются с ним.