Тринадцать полнолуний

— Уверяю вас, всё в порядке. Пойдёмте танцевать, я не хочу портить вам вечер своими воспоминаниями. Прошу, сударыня, — Генри улыбнулся и взял Камиллу под руку.

Они вышли на середину зала и присоединились к танцующим парам. Камилла, заглядывая в глаза Генри, сначала молчала. Но долго находиться в подавленном состоянии она не могла и всеми силами пыталась вывести из него Генри. Сначала произнесла несколько ничего не значащих фраз, чтобы хоть чуть-чуть расшевелить его и, почувствовав, что он готов к разговору, защебетала без умолку. Её тактический приём имел положительный результат. С Генри словно спала пелена тоски и, глядя в её весёлые, искрящиеся радостью глаза, он стал улыбаться, поддерживая разговор.

— Каковы ваши планы на будущее? — задала вопрос Камилла.

— Я буду продолжать учёбу в Академии, — с гордостью ответил Генри. — О, это прекрасно! Значит, мы сможем видеться чаще. Я так искренне рада за вас, — улыбнулась девушка, — скажите, а Станислав тоже будет учиться с вами?

— Я вижу, сударыня, вы всерьёз заинтересовались им. Хотите, я познакомлю вас?

— О, боже! Мне так не ловко за свою открытость, но вы прочитали мои мысли! — смутилась Камилла и покраснела.

— Вот-вот, оставайтесь в таком смущении. Вы ещё прекраснее с этим нежно-розовым румянцем на щёчках. Пойдёмте скорее, пока он не пропал, — потянул её за руку Генри, — здесь нет ничего не приличного, это прекрасно, что в вашем сердечке вспыхнула эта искорка симпатии. Поторопимся, пока не начался следующий танец.

Держа Камиллу под руку, Генри решительно повёл её через весь зал к компании молодых людей из трёх девушек и трёх юношей. Барышни сидели на бархатном диванчике и весело переговаривались со своими кавалерами. Генри подвёл Камиллу и представил всем.

— Друзья мои, познакомьтесь. Это моя давнишняя подруга, Камилла Малиновская, — посмотрел на своих сокурсников Генри.

Камилла сделала реверанс и протянула руку для поцелуя. Первым подошёл Вацлав Пискорский, потом Юзеф Штенковский и последним Станислав. Он прикоснулся губами к атласной перчатке девушки, дольше всех задержал руку Камиллы и поднял на неё глаза. Камилла вспыхнула под его пристальным взглядом, прикрыла половину лица веером, наступила неловкая, но всё определяющая пауза. Девушка первая совладала с собой.

— Очень рада нашему знакомству, господа. Простите, мой друг, я не представила вас свои подругам, — Камилла повернулась к Генри, на её лице сияли счастьем широко раскрытые глаза, — это Виола Юрсковская.

Генри повернулся к девушке, которая протянула ему руку. Он почувствовал, как его сердце вздрогнуло и бешено заколотилось, словно хотело раздвинуть ставшую вдруг мгновенно тесной, грудную клетку и выскочить на свободу прямо к ногам это очаровательной девушки. Волна незнакомых, но потрясающе прекрасных ощущений захлестнула его и подняла на своём гребне в небесную, заоблачную высоту. Он понял, что это конец его спокойствию и безмятежной жизни. Их глаза встретились. Жгуче-карие, с серебристыми прожилками глаза Виолы отражали свет свечей в канделябрах, который предавал им восхитительный, тёплый оттенок. Генри не мог оторвать взгляд от её прелестного личика с ярко очерченными пухлыми, алыми губками. Они смотрели друг на друга и понимали, никто из них не в силах первым отвести взгляд. Оба чувствовали, судьба свела их сегодня для того, чтобы никогда уже не разлучаться. Камилла, наблюдая за этой сценой, сама под впечатлением знакомства с объектом своего внимания под именем Станислав, незаметно тронула Генри за руку и продолжила представлять двоих оставшихся девушек. Генри, машинально поцеловал обе ручки по очереди, но если бы спросили, как зовут этих девушек, он бы не смог ответить. «Виола, Виола, жизнь моя! Моя любовь!» стучали молоточки в его висках.

Остаток танцевального вечера прошёл как в тумане. Генри с Виолой танцевали все танцы подряд, едва найдя несколько фраз для разговора. Они прекрасно и без слов понимали друг друга. Глаза в глаза, два бьющиеся в унисон сердца, ставшие единым целым. Никто не существовал вокруг них. Мелькали смутные лица танцующих, но разобрать их черты ни Генри, ни Виола были не в состоянии. Среди шумной толпы они были словно вдвоём на солнечном, чудесном острове в лазурном море Любви. Расстаться не было сил, но бал закончился и Генри пора было возвращаться в училище. Мысль о том, что до следующей встречи пройдёт целая вечность, сводила с ума обоих.

Глава 15

Домой Генри не ехал, а почти летел, чтобы поделиться с отцом своим счастьем. Дом Юлиана Баровского был на пути и Генри решил заскочить к нему на минутку. Доктор словно был осведомлён о его приезде и встречал Генри на ступенях своего дома.

— Мальчик мой, рад вас видеть в столь восторженном состоянии. Отсюда вывод, что у вас всё в порядке, — Юлиан обнял Генри.

— Да-да, дядя Юлиан. Я так счастлив! Я встретил свою единственную и неповторимую. Она само совершенство, идеал! О, если бы видели её! Она прекрасна, обворожительна, восхитительна! — Генри сжал в объятьях своего учителя и советчика.

— Бог мой! Сколько восторженных эмоций, я в восторге и, кажется, уже сам заочно влюбился в эту чаровницу. Поздравляю вас, юноша. Любовь это прекрасное, радостное состояние. О боги, вы так жестоко обошлись со мной, не позволив испытать это блаженство любить, — нарочито сердясь, сказал Юлиан и погрозил пальцем небесам.

— Вы замечательный человек, полны сил и молоды душой. Я надеюсь, что вы ещё успеете, — лукаво улыбнулся, пытаясь приободрить своего наставника Генри.

— О, юноша, спасибо вам за тёплые слова, но боюсь, что уже всё в прошлом. Вздохи и глубокомысленные взгляды, свиданья при луне и трепетное томление души. Мои невесты и страстно любимые женщины — наука и магия. Только они заставляют учащённо биться моё сердце. Но оставим лирику, иначе я сейчас расплачусь над своей одинокой судьбой, — притворно всхлипнул Юлиан, — поведайте мне, как ваши успехи на службе?

— Капрала Яровского рекомендовали в Академию и через десять дней ему надлежит явиться на занятия. Я спешу поделиться с отцом своей радостью.

— Превосходно, мой мальчик. Герцог будет очень доволен, — сказал Юлиан и отвёл глаза.

— По моему, вы что-то скрываете, скажите, он здоров? — встревожился Генри.

— Ах, ну почему мне всегда достаётся. Нет-нет, не стоит волноваться, я думаю, всё наладиться. Для вас не секрет, мы с вашим отцом не молоды, в нашем возрасте частенько случаются подобные отклонения. Он просто устал, но теперь, я надеюсь, ваш приезд взбодрит его и дело пойдёт на поправку.

— Что с ним?

— Сердчишко, знаете ли, шалит, но это возрастное. Ерунда, мы ещё повоюем, — подмигнул доктор Генри, — я поеду с вами, хочу нанести ему визит, как доктор и как друг. Поедемте, я только возьму свой саквояж, — Юлиан зашёл в дом и через минуту уже вышел в своём котелке, с тростью и неизменным, видавшим виды, саквояжем.

Старый дворецкий, который помнил Генри ещё маленьким, едва начавшим ходить карапузом, вытирая скупые старческие слёзы умиления, учтиво поклонился молодому, статному хозяину, одетому в парадную, военную форму:

— С приездом, доброго здоровья вам, мсье Генри, — и протянул руку, чтобы взять кофр Генри.

— Здравствуй, здравствуй мой добрый друг. Не кланяйся, оставь, я сам. Где отец? — не позволив дворецкому взять тяжёлую кладь, спросил Генри.

— Он в гостиной, мсье.

Генри вошёл в гостиную и остолбенел. В кресле, возле разожжённого камина, сидел старец, лишь отдаленно напоминающий статного, с военной, вышколенной годами службы, выправкой герцога Яровского. Комок подкатил к горлу Генри. Он, даже в страшном сне, не мог бы представить, что такие чудовищные перемены могли произойти за такой короткий срок. Отец действительно представлял жуткое зрелище. Остатки седых, давно не стриженых, волос жалкими клочками висели по обе стороны от лица, которое теперь было похоже на недоразвитую, но печёную тыковку. Застланные мутной пеленой, выцветшие глаза, в которых даже не отражалось пламя камина, смотрели сквозь огонь, словно видели за его вяло вспыхивающими язычками, край вселенной. Скрюченные подагрой пальцы нервно теребили полы старенькой, фланелевой, домашней курточки.

— Папа, папа, я приехал, — медленно выговаривая слова, сказал Генри.

— Да-да, кто это? Кто здесь? — герцог, кряхтя, словно рассохшийся секретер скрипящий дверцами, не вставая, повернулся в полоборота.

— Это я, Генри, — громче повторил юноша и, подойдя ближе к креслу, присел на корточки.

Герцог, подслеповато щурясь, долго вглядывался в лицо сына. Потом Генри заметил, как в глазах отца появилось осмысленное выражение.

— Сынок? Святые угодники! Сыночек! Это ты?! Мальчик мой, родной мой мальчик! Ты приехал! Приехал к своему отцу, в свой дом! Боже мой, как я рад! — герцог расплакался и трясущимися руками обнял Генри, — я боялся, что больше не увижу тебя. Сынок, мой дорогой мальчик.