Тринадцать ящиков Пандоры

Что же было делать в таких обстоятельствах скромному автору? Задумка «Безумной звезды» уже плясала у меня в голове и набирала силу, так что с некоторой неохотой я спрятал под сукно «Верхние меги», которые хотел положить в основу целого цикла, и откопал их заново лишь несколько лет назад над блюдом с перепелиными яйцами на литературном обеде в компании моего американского агента Ральфа Вичинанцы и Роба Уилкинса. И так, обсудив идею со Стивом Бакстером, которого я всегда считал лучшим автором твердой НФ в Соединенном Королевстве, я отправился в новое странствие.

Честно говоря, я даже рад, что так получилось; так вышло намного веселее.

Говорят, Даниэль Бун [1] собрал бы лагерь и пошел дальше, если бы заметил дым чужого костра. По сравнению с Лари Линсеем Бун был просто патологическим болтуном.

Кто-то еще оказался в этом мире. Его мире. Это словно найти ноготь в тарелке с супом. Бесит. Да так, что волоски на загривке встают дыбом.

Линсей развернул систему антенн среди сосен на взгорье. На фоне девственно чистых частот этого мира слабый всплеск прибытия прозвучал кристально ясно; на миниатюрных дисплеях он высился Эверестом среди фоновых муравейников. Только один тип людей мог забраться так далеко в меги. Вительство. В личном словаре Линсея это слово было под завязку набито смыслами, точно какое-то древнекитайское словечко, в котором скрыта целая россыпь идей. «Вительство» значит правила, и налоги, и вопросы, и помехи. И других людей. А это точно было вительство, ведь, чтобы забраться в верхние меги, нужны деньги, и в обычных обстоятельствах такую сумму смогло бы собрать только оно. Вдобавок обычные люди не любили оказываться в такой дали, где нужны очень тонкие настройки, а до ближайшего поселения — несколько недель пути в реальном времени. Обычные люди не любят оказываться так далеко от других. Но не только в этом дело. В верхних мегах начинались изменения.

1

Даниэль Бун — американский первопоселенец, один из первых национальных героев США. (Здесь и далее прим. ред., если не указано иное).

Еще один всплеск. Двое. Линсей почувствовал себя в толпе.

Они наверняка с передовой базы. Линсей испытал приступ раздражения: это он приходит на передовую базу, а не они к нему. Трудно себе представить, что же их заставило выбраться сюда. Зато он легко вообразил, как они ошеломленно озираются и не могут его найти. Третье правило выживания здесь гласило: держись подальше от точки прибытия.

Для верности он взял пеленг, поднял винтовку, которая стояла у штурманского стола, и двинулся прочь через кустарник. Любой наблюдатель заметил бы, как Линсей старается держаться в тени, выходя из укрытия только в случае необходимости, и то ненадолго. Но никакого наблюдателя тут не было. А был бы — Линсей уже подкрадывался бы к нему сзади.

Люди ошибались насчет Робинзона Крузо. Воображали себе веселого, но решительного мужика, который только и думает, что о трусах из козьей шкуры да об освобождении рабов. Но кто-то на передовой базе одолжил Линсею потрепанный томик. Робинзон Крузо провел на своем острове более двадцати шести лет, как выяснил Линсей, и большую часть этого времени потратил на постройку частоколов. Это Линсей одобрил: мозги у парня были в правильную сторону сдвинуты.

Здесь стояло позднее лето. Здесь — это примерно в районе южной Франции, хотя Кулак так измочалил побережье, что его уже было не узнать. Тут уже остались не только кратеры, которые настолько разнообразили ландшафт пару десятков Земель назад. Здесь Кулак прочесал Европу и западную Азию, так что здоровенные куски полетели к самому ядру в языках плазмы. Должно быть, зима тянулась несколько лет, прежде чем атмосфера сбросила большую часть пыли. Когда небо прояснилось, времена года перепутались. Дуршлаг, в который превратилась Европа, очутился немного ближе к новому экватору, Земля стала вихлять на орбите, а ледовые шапки быстро разрастались.

Однако человечество тогда постигало премудрости сельского хозяйства и всего этого не заметило. Стая рантелоп сторожко следила за передвижениями Линсея. Он не охотился на здешней Земле — для этого было проще отпрыгнуть на одну назад, — но все равно животные ему не доверяли. Пришедшая следом за Кулаком зима не сумела полностью истребить всех приматов, а оставшиеся в этих местах бабуины были жестокими охотниками.

Бабуин, которого он окрестил Абиз Яном, наблюдал за ним с удобного места на высоком валуне. Линсей радостно помахал ему. Абиз Ян увидел винтовку. И в ответ махать не стал.

Пришелец осторожно крался, укрываясь за выступом плавленого стекла. Двигался он так, будто скрытности учился исключительно по остросюжетным фильмам. В руке он держал маленький пистолет. На вид — без особой убойной силы, но Линсею это все равно не понравилось.

Он выстрелил так, что пуля отколола кусочек камня в нескольких фугах от головы пришельца.

— Бросай пистолет сюда, — посоветовал Линсей.

Он увидел, как на лице пришельца, который тщетно буравил глазами внезапно заговорившие кусты, по очереди отразились потрясение, паника, а затем смирение.

— Пистолет, — повторил он.

Линсей уже рассмотрел пояс пришельца. Вительственная модель, само собой, но легкая. Так что пришел он точно с передовой базы, больше неоткуда.

— Ладно, куст, — ответил пришелец и бросил пистолет куда-то в сторону Линсея, а затем его руки медленно потянулись…

Каменная крошка задела ухо незнакомца, когда еще одна пуля впилась в стеклянистый валун у него за спиной.

— И пояс тоже, — сказал куст.

— Ты — Ларри Линсей, — заявил пришелец. — Все говорили, что ты — законченный параноик. Без обид, конечно.

— Без обид. А теперь двигай руками очень осторожно.

Руки двигались очень осторожно.

— Ты меня не знаешь. Думаю, мы никогда не встречались. Меня зовут Джошуа Вальенте. Из охраны. На передовой базе, понимаешь?

Он вздрогнул, когда Линсей возник всего в нескольких фугах от него. Это был старый трюк — подобраться вплотную, укрываясь в складках местности, но он всегда выбивал других из колеи.

Вальенте обнаружил, что смотрит в серо-голубые и совершенно безжалостные глаза. «Этот ублюдок и вправду выстрелит, — повторял он себе. — Даже не смотри на пистолет. Он тебя просто пристрелит здесь, куда больше никто никогда не придет. Даже тело ему хоронить не придется».

— Докажи, — бросил Линсей.

Вальенте пожал плечами — и понадеялся, что вышло это неагрессивно.

— Не могу.

— Все хорошие охранники носят с собой пластиковые карточки, — сообщил Линсей. — А на них — свои маленькие картинки, на случай если забудут, как они выглядят.

— Но только когда они на службе. Можно я встану?

Линсей отступил на шаг. Возможно, это означало да. Вальенте решил не рисковать.

— Больше нет передовой базы, — сказал он настолько сдержанно, насколько смог. — Станция-то стоит как стояла, но людей нет. Они мертвы.

Он помолчал, ожидая реакции. Но его слова упали будто кирпич в озеро патоки.

— Ты ничего не скажешь? — спросил он.

— Нет. У меня ружье. Говоришь ты.

— Ладно, бессердечный ты ублюдок: их кто-то отравил. Помнишь ручей, из которого все брали воду? Вот его. Я был на охоте. Но увидел ее, когда вернулся. Громила оборудование. А потом начала прыгать. Я за ней гнался досюда, пока не запеленговал твой маячок.

Линсей некоторое время молча разглядывал его.

— Время от времени я прихожу на базу, — проговорил он. — И никогда там тебя не видел. Даже не знал, что у них там есть охранники.

— Я прибыл всего три недели назад.

— Вижу, справился с работой на отлично, — бросил Линсей.

— Послушай, она здесь. Где-то здесь. И если мы тут будем торчать целый день, она окажется на другом конце траектории.

Погоня заняла почти четыре дня. Чтобы получить стартовый разгон, убийца воспользовалась генератором на базе, а вот охраннику хватило ума взять запас заряженных батарей. Это, конечно, был лишний вес, но ненадолго. По трем тысячам альтернативных Земель протянулся след из пустых батарей, выброшенных после мозголомных прыжков, когда охранник не раз кубарем катился по незнакомому ландшафту. С поясом вышла неувязка. Времени оставалось только на то, чтобы либо захватить продвинутую модель, специально разработанную для верхних мег, либо найти батареи и рюкзак для них. И то, и другое никак нельзя было успеть.