Тринадцать

Официант потянул носом, с тревогой посмотрел на девушку и обратился к Балабанову:

– Видишь объявление?
– показал он на стену.
– Со своей закуской приходить запрещено.

– Это не закуска, - расстроился Павел и пояснил: - Я привез ее продавать, а у вас здесь черт те что творится. Что же мне, в камеру хранения ее сдавать?

– Ну смотри, если что, не жалуйся. Я за посетителей не отвечаю, - предупредил официант и бросил на стол засаленное меню. Балабанов не успел его открыть, как официант продолжил: - Можешь не смотреть. Кровь есть только коровья и свиная. Будешь брать?

– Да, коровью, пожалуйста, - ответил Павел. Официант отошел от стола, и он добавил ему в спину: - И сигарет. Никак не могу отвязаться от этой дурацкой человеческой привычки.

Оратор продолжал витийствовать на своей импровизированной трибуне. Ясно было, что посетители его полностью поддерживают. Они одобрительно кричали, предлагали тут же пойти разобраться с чистокровными. Но все это выглядело как-то несерьезно. И тем не менее Балабанову вдруг пришло в голову, что поход в Китай под знаменами тринадцатого апостола - под угрозой.

Официант принес большую кружку коровьей крови и поставил перед Павлом. Маша с вытаращенными от ужаса глазами смотрела прямо перед собой и, казалось, ничего не видела. Ее оцепенение вызвало у Балабанова прилив жалости, и он попытался приободрить ее:

– Ничего, ничего, - тихо произнес Павел. Он показал пальцем на митингующих: - Не бойся. Им я тебя в обиду не дам.

То ли от скуки, а может, из-за того, что Балабанов каким-то образом расположил к себе официанта, тот подсел к нему за столик. Наблюдая, как Павел жадно припал к кружке с кровью, он вполне доброжелательно поинтересовался:

– Ты, я вижу, наш, четвертой волны?

– Да и ты вроде бы из последних?
– сделав передышку, ответил Балабанов. Он посмотрел на ополовиненную кружку и поморщился: - Какая гадость эта коровья кровь!

– Что делать?
– посочувствовал официант.
– Когда я был человеком, люди казались мне такими подлыми и мерзкими. Теперь понимаю, ошибался.

– Да, людей надо беречь, - согласился Павел.
– Они - наше будущее.

Официанту явно хотелось с кем-нибудь поговорить. На губах у молодого вампира блуждала загадочная улыбка, словно он узнал какую-то тайну и желал поделиться ею, пусть даже и с незнакомцем.

Наконец официант решился. Он придвинул стул поближе к Павлу, бросил взгляд на митингующих и тихо предупредил:

– Не ночуй сегодня на улице.

– Я на улице и не собирался, - ответил Балабанов, сообразив, что напряженность, которая витала в воздухе, вполне реальна, и он не зря чувствовал опасность.

– В гостинице тоже нельзя, - продолжая озираться, сказал официант.
– Только смотри, строго между нами. Я слышал, сегодня, когда взойдет луна, эти отморозки, чистокровные и первой волны, собираются устроить ночь длинных колов. Хотят уменьшить количество едоков.

– А эти знают?
– кивнул Павел в сторону орущих посетителей.

– Нет, - покачал головой официант.
– Я сказал тебе, потому что ты мне чем-то понравился. Сразу видно, приличный человек. А эта рвань - видеть их не могу. Они собираются здесь каждый день, ничего не заказывают, орут как ненормальные и ломают лавки. Ненавижу!
– Официант даже стукнул кулаком по столу.
– Из-за них в городе нечего жрать. Вместо того чтобы работать, они устраивают свои митинги, и с каждым днем становится все хуже и хуже.

В отличие от пламенной и по сути справедливой речи оратора, публика, о которой говорил официант, не нравилась и Балабанову. Он считал, что город действительно нуждается в основательной чистке. От этого стало бы легче и фермерам, которым городские бродяги не давали спокойно жить и работать. Всего сутки назад Павел сам стал жертвой таких вот крикунов, поэтому он не очень удивился словам официанта.

– Спасибо, друг, что предупредил, - поблагодарил Балабанов и накрыл своей ладонью руку молодого вампира.

– Не за что. Кстати, меня зовут Николай.

– Павел, - представился Балабанов.

После знакомства официант вдруг совсем разоткровенничался:

– Ты знаешь, я не хотел становиться вампиром. Знакомая сделала. Она работала в мэрии секретарем первого заместителя мэра города. Была его любовницей. А потом у нас с ней случилась большая любовь. Она меня и обессмертила. Вот я сейчас думаю, неужели целую вечность буду работать в этом поганом трактире, обслуживать всякую сволочь? Ты только представь - вечность!

– Понимаю, - сказал Павел и попытался перевести разговор на нужную ему тему.
– Ты говорил, что в гостинице останавливаться нельзя. Может, приютишь на одну ночь? Я тебе заплачу. У меня в городе совсем никого не осталось.

– Хорошо, - не раздумывая, ответил Николай.
– Ночью трактир разгромят, это факт. У меня в подвале есть потайная комнатка. Там нас никто не найдет. А денег мне твоих не надо. Я всегда считал, что не все покупается за деньги и не все продается.

Балабанов никак не ожидал от официанта такого благородства. Он растрогался и, чтобы скрыть волнение, долго прикуривал сигарету. Николай тем временем ушел выполнять чей-то заказ, и Павел остался один. Этим тут же воспользовалась Маша. Она робко тронула хозяина за рукав и снова запричитала:

– Ты не сможешь меня уберечь. Пожалуйста, сделай меня вампиром! Ты же сам недавно был человеком.

– Ну да, вспомни еще, что человек когда-то был обезьяной, и попроси принести тебе банан, - грубовато ответил Балабанов. Его разозлило то, что девушка не дала ему додумать приятную мысль о порядочности Николая. «Какие же все-таки люди неблагодарные существа, - с возмущением подумал он.
– Официант, можно сказать, рискует жизнью, предложил первому встречному убежище, а эта дрянь только о себе и думает. Надо было продать ее в деревне, соседу. По крайней мере, избавился бы от ответственности за нее и от этих дурацких просьб».

Митинг перешел в следующую фазу. На лавку по очереди стали взбираться все, кто желал высказаться. Они воинственно обнажали длинные клыки и повторяли то, что уже было сказано оратором, но у них получалось не так складно.

Через полчаса посетители стали расходиться. Павел благодарил провидение, что все они были под впечатлением собственных речей и уходили, оживленно болтая о грядущих переменах. На одинокого посетителя с чемоданами под столом никто не обратил внимания.

Когда двери распахивались, в трактир с улицы врывались истошные крики. Похоже, там происходило то же, что и в трактире, но в другом масштабе. И никто из площадных крикунов даже не подозревал о предстоящей ночи длинных колов, до которой оставались считанные минуты.