Тринадцатая Мара

Сидд молчал, а после спросил не у меня даже – у воздуха:

– Почему прорицатель предупредил Мэйсона об опасности? И почему тот вообще отправился к прорицателю? Чуял неладное?

Вероятно, мужчина, сидящий напротив, прорабатывал в уме множество версий, включая ту, где могло существовать третье, четвертое или пятое замешанное в эту историю неизвестное лицо.

Я не рисковала отвечать, строить теории, выдвигать предположения: я находилась не в той позиции, чтобы хоть на секунду забыть о том, что нахожусь в клетке с тигром, и даже если этот тигр прямо сейчас всего лишь наматывает расслабленные круги вокруг тебя – это не значит, что через секунду не хрустнут от его клыков твои шейные позвонки. Да, мы сидели рядом, почти как друзья, но едва ли существовал на свете человек, с кем находиться рядом мне было бы более дискомфортно, нежели с человеком в пальто.

– Ты собиралась его преследовать?

Вопрос с подвохом. Тяжелый, с укоризной и злым любопытством. И я могла бы начать оправдываться, мол, да, хотела бы, но опасалась новых разрушений и жертв, однако предпочла промолчать. Любой ответ сработает против меня: «нет» выдаст во мне человека слабого, «да» подтвердит теорию Сидда о мразях марах.

– Возможно, прорицатель почувствовал тебя. Некоторые могут… чувствовать на самом деле.

На меня смотрели долго, непонятно, а мне внутри – стремно, внутри – ворох смешанных эмоций: сожаление от приобретенной и вновь потерянной силы. Помнилось, что рядом тот, кого я когда-то любила, и сложно было видеть в нем только лишь мучителя, хотя таковым для меня инквизитор в этой жизни и являлся. При других бы обстоятельствах… Сплошное разочарование и вечный от его близости страх. Признаться, я ощущала себя рабом – провинившимся и получившим полновесное наказание, мечтающим теперь забыться, если такое возможно, слиться с вселенской тишиной, сказать себе: «Я не виновата. Больше нет», – попытаться ощутить облегчение. Хоть пылинку, хотя бы кусочек. Пусть даже иллюзорный.

Но Сидд не тот, кто отступает, – этим можно было бы восхищаться, если бы не тягостное сосущее чувство и расширяющаяся рядом с ним пустота внутри. Он вышибал из-под меня всякую почву, как будто изначально не хотел, чтобы она подо мной появлялась. Наверное, так и было.

– Возможно, он все-таки думал, что за ним приду я, – выдала я наконец, чтобы прервать душную для меня тишину.

– Почему?

– Потому что выбрал для собственного «спасения» очень правильное стратегическое место.

«Поясни», – взгляд острый, режущий. Как у следователя, недовольного, что приходится ждать продолжения «признания», должного случиться еще пять минут назад.

– Это Марья Топь. – Я очертила пальцем над картой круг сантиметров десять в диаметре. В реальности эти десять сантиметров превратятся в десятки километров непролазной чащи. – Ты не слышал о ней?

По непроницаемому выражению лица мне стало ясно, что «не слышал». И я продолжила:

– В прошлом столетии над этими дебрями поработал колдун, заключивший сделку о «формуле нестарения» с одной чрезвычайно сильной темной марой. Колдун знал, что не выполнит свою часть обещания, успеет раствориться во времени до того, как настанет момент платить, – деталей я не помню, это уже больше… легенда, – и, для того чтобы мара не покарала его семью, построил здесь дом.

Снова стук ногтем по карте.

– На дебри эти он наложил множество заклятий, высасывающих из нас силу, насылающих морок и галлюцинации. Любую ворожею Марья Топь обесточивает, как… – «…ты» – чуть не произнесла я. Поправилась:

– В общем, мы не можем использовать в этом месте никакую магию. Чем больше времени там проводим, тем слабее становимся, тонем во мраке.

Кажется, Сидд был услышанным доволен. Еще бы. Хоть кто-то нас прижал «к ногтю».

– Значит, колдун прятал там семью?

– Так написано в книгах.

– Успешно?

– Я… не знаю. Правда потеряна, а у мифов разные концовки.

– И сила Марьей Топи сохранилась до сих пор?

Мне не хотелось проверять.

– Скорее всего. Очень… монументальные колдун тогда сплел… заклятия.

– Уверен, что на меня они не подействуют.

– Возможно, но на твои приборы навигации – да. Так было задумано. Чтобы тот, кто сунется в Топь – человек или мара, – плутали по ней месяцами в забытьи.

Инквизитор хранил тишину и почти минуту смотрел на меня, не мигая.

– Ты пойдешь со мной, – изрек наконец.

Еще одна печать поверх листа с принятым им и не подлежащим обсуждению решением.

– Зачем?

– Будешь моим живым навигатором.

– Но я буду обессилена, как подстилка…

По мелькнувшему во взгляде презрению сразу поняла, что выбрала не то слово – мол, ты и так.

Сидд прищурил глаза.

– Я буду запитывать тебя дважды в сутки, чтобы ты проверяла правильность маршрута.

– Сильно придется… запитывать…, – процедила я, уже не сумев сдержать собственную злость: надоело получать словесные и немые пощечины.

– У меня хватит сил, не сомневайся. – Очередная пауза. – Не хочешь, чтобы Мэйсон умер?

Опять двадцать пять.

– Я просто хочу… отыскать Кьяру.

Да, черт возьми, я хочу, чтобы Томас был наказан, но еще больше хочу историю со «счастливым концом», без войн, без гнева, без вечной мести, если такое возможно, потому что смертельно устала, потому что будто лишилась части души и смысла жизни, потому что не уверена, что смерть Мэйсона мне его вернет.

– Ищи её, – вдруг произнес Сидд, и я поняла, что сейчас он снова положит на мое предплечье руку, запитает, как лампочку, – черт, как утомительно, когда тебя то включают в сеть, то выключают, – еще один вид изощренной пытки.

– Я уже пыталась!

– Значит, сделай это еще раз.

Приказ. Как с вилкой. Я дернулась всем нутром, но не подчиниться нельзя. На этот раз Инквизитор влил в меня столько «электричества», что у меня чуть макушка не задымилась. И ведь это далеко не его предел…

Кожу руки опалило, я зашипела. Бесило то, что касаний этого мужчины я хотела, я почему-то в них нуждалась – и их же боялась.

Закрыла глаза, зная, что времени опять в обрез, попыталась унять лишние эмоции, задышала спокойнее.

Я представила ее сидящей на траве, как когда-то давно. За домом у нас была лужайка, окаймленная по периметру кустами шиповника. Кусты привлекали множество бабочек, и одну из них, нечаянно обломив крыло, я как-то принесла Кьяре. Она не ругала меня, лишь покачала головой без укоризны, взяла меня за руку, сказала: «Идем», – села на траву, принялась врачевать насекомое. Я помнила солнечный свет вокруг ее волос, ее доброту, ее негасимый душевный свет…

Бабочка в моем воображении взмыла с ладони в воздух, как до того ракета, и полетела сквозь облачную пелену изнанки, меняя квадраты рывками, как если бы пространство разбили на кубы и кадры, как если бы кто-то щелкал пультом. Один квадрат, другой, третий. Кажется, в этот раз она знала направление, знала, где цель…

Я начала рвано дышать от волнения – «найди, найди, найди». Наверное, Инквизитор не поскупился подкинуть сил, потому что мой «навигатор», хлопая крыльями, двигался быстро и уверенно, а через секунду нырнул в облачную пелену – туда же, куда до этого ракета…

– Она там же! – заорала я так громко, что на нас посмотрели все в кафе, включая официантов. Пришлось понизить голос. – Там же, где Мэйсон!

Сидд лишь усмехнулся.

– Я предполагал. Когда находишься в бегах, лучше иметь при себе козырь в виде заложника.