Тринадцатая рота (Часть 1)
Шрифт:
Высокий гость уже имел честь видеть любезные поклоны пана Песика, господина Гниды, но тут перед ним было что-то необыкновенное, наиредчайшее. Пан Изюма не только непревзойденно изогнулся, но и бесподобно улыбался. Все его лицо от рта до ушей расплылось в подобострастном умилении и безропотном повиновении. Оно как бы говорило: "Вот каков я перед вами, но коль этого мало, я могу взять да и вывернуть себя, как овчинку, чтоб видели: Изюма неподдельный - каков снаружи, таков и изнутри. Он может даже расстелиться, как конец полотенца, упавшего в грязь. Только извольте сказать словечко - и он сейчас же сделает
Гуляйбабка кивнул Воловичу, чтоб тот взял у пана Изюмы подношение, а сам подошел к Изюмихе и ее застывшим в приветственном реверансе дочерям.
– Битте-дритте! Личный представитель президента, - вскинул он руку к цилиндру.
– Пани Изюма, - откинув ногу и приподняв за кончики подола юбку, представилась Изюмиха.
– А это мои крошки доченьки. Нонночка и Эльзочка.
– Откуда у них такие нерусские имена?
– Были русские. Чисто русские - Ниночка и Лизочка. Но мы их поменяли. Так удобнее немецким господам. Ах, доченьки! Да что же вы стоите, как на поминках? Улыбнитесь же господину. Это же такая нам радость! Такой пожаловал гость! Важный, красивый и с Железным крестом. Ах, я только и мечтаю, чтоб мой супруг дослужился до креста.
– Смею вас заверить, мадам, - склонил голову Гуляйбабка, - ваши мечты сбудутся. Служба таких преданных личностей, как ваш муж, почти всегда венчается крестом. Начальник протокольного отдела!
– окликнул он.
– Я здесь, ваше сиятельство, - подбежал Чистоквасенко.
– Составьте указ президента о награждении пана Изюмы медалью БЕ второй степени.
– Пупик! Ты слышишь? Тебя награждают, тебе такая почесть!
– Слышу. Слышу. Как же не слыхать?
– отозвался пан Изюма, утирая со лба сапожную ваксу.
– Да что же ты, дура, стоишь? Веди гостя в дом, распахивай двери.
Изюмиха, вихляя перед гостом крутым задом, увлекла Гуляйбабку по гравиевой дорожке к большому пятистенному дому.
– Прошу вас. Милости просим, пан начальник. Проходите, осчастливьте. Не пожалеете. У нас кто ни был - все остались довольны. Три дня тому гостил сам господин генерал. Ах как он был доволен! Как замечательно отдохнул! Мой супруг потчевал его настойкой, гусем с яблоками, самодельной брагой. А после генерал угощал меня коньяком и очень мило проговорил со мной до рассвета.
– Он что? Знал русский язык?
– О, нет. Что вы! Кроме "О мадам!" и "Будем повторяйт" господин генерал ни одного словечка.
– Какой генерал? Чего ты мелешь?
– идя сзади, ворчал пан Изюма.
– Сколько раз я тебе говорил, то был фельдфебель, шофер генерала, а ты заладила: "Генерал, генерал..."
– Замолчи!
– огрызнулась Изюмиха.
– Мне лучше знать, генерал то был или фельдфебель.
Дорожка к дому кончилась, а вместе с ней и разговор о генерале. Пан Изюма кинулся к двери, широко распахнул ее и вновь переломился:
– Честь имею! Милости просим!
– Ах, осчастливьте!
– добавила супруга. ...Принесение "счастья" в дом старшего полицая Изюмы началось с обеденного стола. Высокий гость и его спутники так проголодались, что за каких-нибудь десять - пятнадцать минут опустошили все, что было на столе, и хозяину с хозяйкой пришлось изрядно потрясти запасы чулана, погребка, печи и подполья. Очарованная
– Прошу отведать. Свеженький. В сотах.
– О-о! Да у вас, оказывается, есть и пчелы!
– воскликнул Гуляйбабка.
– Двадцать ульев. Бывшего колхоза. Кушайте. Ешьте на здоровьице.
– И велика была в колхозе пасека?
– Домиков двести. Но теперь ее нет. Половину для нужд германских войск разорили, а остальные меж собой - полицией поделили.
– Прибрали к рукам, выходит? Разграбили?
– Никак нет. Душа чиста, как зеркальце. Зачем грабить, если можно и так взять. Да вы ешьте, кушайте, пожалуйста. Не гребуйте. Медок хоть и колхозный, но колхозного запаху в нем, смею заверить, ни капельки нет.
– Ну если нет, - взяв ложку, вздохнул Гуляйбабка, - то попробуем. Прошу, господа! Колхозный мед с полицейскими пирогами.
За пирогами и медом разговор пошел живее. Осмелевшие дочери Изюмы, сидящие рядом с Чистоквасенко, без умолку болтали о коротких юбках, которые им наготовила маменька, о ночных пожарах и красивых господах офицерах, бывавших в доме и проезжавших мимо. Пан Изюма, подсев к Цаплину и Трущобину, через каждую минуту любезно извинялся за то, что растерялся при встрече и не поцеловал им ручки. Пани Изюмиха полностью завладела главным гостем. Отгородив его собой от всех других, она сейчас же принялась излагать свою просьбу.
– Как вы находите моих милых крошек, ваше величество?
– спросила она, начав издалека.
– Весьма недурные мордашки, - уклончиво ответил Гуляйбабка, - но девушки все ангелы, пока незамужем. Так говорит старинная пословица.
– За других не ручаюсь, но таких, как мои крошки, в России не сыскать, изрекла Изюмиха.
– Они олицетворение всего прекрасного и святого. Офицер СС, проведя у нас несколько дней, сказал мне: "Зер гут, матка. Зер гут! Мы имел дел с очень корош фройлен". Вы слышите, пан начальник, как он их оценил!
– Да, да, - кивнул Гуляйбабка, черпая деревянной ложкой мед.
– Высокая оценка, что и говорить. Не каждая мать слышит такое. Ваши дочери достойны своей матери.
– Я восхищаюсь ими, пан начальник. Да и как же не восхищаться! К одной из них, младшей, Нонночке уже посватался сам фюрер!
– Какой фюрер, неотесанная чурка ты!
– выругался пан Изюма.
– Сдалась ты фюреру. Поднять ногу он на нас хотел. Я же сто раз твердил, что это не фюрер, а штандартенфюрер. Ты понимаешь? Штан-дар-тен!
– Подумаешь, разница. Все равно не солдат, а фюрер. А коль на то пошло, то стандартфюрер звучит еще и лучше. Например, жена стандартфюрера! Теща шаблон-фюрера! Каково!
– Лучше не придумать, - выплюнул воск в тарелку Гуляйбабка.
– Русская женщина - теща штандартенфюрера! Смогу заверить, мадам, кроме вас, вряд ли кому на Руси приходило в голову подобное.
– Фюрер, то бишь, стандартфюрер, - продолжала хвастаться Изюмиха, сказал, что увезет нас в Европу.
– Но, извиняюсь, зачем же ехать в Европу, когда вы живете в Европе?