Тринадцатая рота (Часть 1)

– Знаю, товарищ старшина. После песен вашей Марийки соловьям тут делать нечего, - заговорил теперь по-русски Квасенко.
– Я уже не говорю о других ее достоинствах. Это в мою компетенцию не входит.

– Сват с таким опытом и красноречием мне как раз и нужен, - сказал старшина.
– Но учтите, Квасенко, это у вас тринадцатое сватовство, да еще какое! Со сварливой мачехой Марийки и сам бес не сговорится.

– Будьте уверены, товарищ старшина, - вскинул руку к шляпе Квасенко.
– И тринадцатое сватовство будет счастливым.

– Тогда по коням! Время не ждет. Из-за Буга порохом пахнет. Вы, товарищ Трушин, - обернулся к своему угрюмому заместителю старшина, - остаетесь в роте за меня. Комбат приказал в воскресенье дать людям хорошенько отдохнуть.

...Всю дорогу, пока добирались до хутора Жменьки, ротного писаря не покидала уверенность в успехе сватовства, но, когда подъехали к знакомой белой мазанке, разрисованной зелеными цветочками, горшками и увидели за плетнем мачеху Марийки, тетку Гапку, стало ясно, что до счастливого сватовства так же далеко, как от границы до родной Полтавщины. Тетка Гапка была явно не в духе. Намотав на руку конец веревки и упираясь голыми пятками в раскисший после дождя глинозем, она отчаянно тащила из палисадника через калитку лопоухого теленка и сыпала по его адресу такие словечки, что писарь осадил коня и почесал за ухом:

– Вот так баба! Ай да Гарпина Христофоровна! А Гапка, не обращая внимания на подъехавших верховых, продолжала сыпать как из решета:

– Ай, чтоб ты нерастелился! Чтоб ты сдох на этом месте! Чтоб тебя разорвали серые волки! Да идем же, идем, холера. Сжарить тебя на сковородке, съесть с требухами, запить семью водами...

На крылечке стояла невеста старшины белокудрая Марийка в короткой клетчатой юбчонке и красных сапожках.

Ухватясь за живот, она звонко хохотала над бранными присказками своей мачехи. Увидев всадников, Марийка вскрикнула и, заслонясь локтем, упорхнула в хату.

Цапля и Квасенко спрыгнули с коней, подбежали к теленку, подняли его и выставили за плетень. Тетка Гапка рассыпалась в любезностях:

– Ах, спасибочко! От выручили бедну вдовушку. И как же вас попотчевать? Чем благодарить?

– Что вы, Гарпина Христофоровна, - взял под ручку сварливую мачеху Квасенко.
– Какая благодарность? За что? Как же було не выручить таку очаровательную жинку! Да ради вас я готов подняты и самого слона.

Пухлые щеки тетки Гапки зарделись. В черных сливовых глазах ее вспыхнула нежность. Она готова была излить ее незнакомому усатому красавцу, как вдруг увидела недалеко под ракитами второго всадника - чубатого командира, - того самого командира, который в прошлую пятницу ловко усыпил ее, Гапкину, бдительность и увел в "Соловьиный яр" еще глупенькую, неоперившуюся Марийку. Эту дерзость она могла бы сейчас под хорошее настроение и простить, благо командир, видать, скромный малый, ничего плохого в том "Соловьином яру" не позволил, но тут неожиданно Гапка увидела в кармане усатого расшитый петухами рушник.

– Ах, вот вы зачем пожаловали, голубки!
– по-мужски подбоченясь, процедила она...
– Вздумали сватать мою Марийку, мою ягодинку. А этого вы не видели?..

Гапка широко расставила ноги, слегка наклонилась вперед, будто собралась сражаться боксом, сунула под нос усатому свату кукиш и повторила:

– А этого, я у вас спрашиваю, вы не видали?

– Гарпина Христофоровна! Да що же вы так?
– раскинул руки Квасенко.
– Мы к вам с добрыми, приятными намерениями, а вы нам этакий кукиш.

– С приятными, говорите? А где это приятное? Ну-ка покажи? Вы что, поослепли или в ваших очах бельмо и вы не бачите, що творят за Бугом? Гитлер пушки под каждым кустом расставил, пудовыми чушками их зарядил, а они свататься. Вин побачьте, до чего обнаглел вражина за рекою! Из пушек бы по ним. Заряд дроби бы этому косому Гитлеру в одно место, а вы по хуторам с рушниками, заманиваете в жены несмышленых девчаток. Да я б вас прутом, ремнем, крапивой... в караул, под ружье!

– Извините, Гарпина Христофоровна, но мы не солдаты, - поклонился Квасенко.
– Мы всего-навсего рабочие строительного батальона и все, что нам приказано делать па ваших Жменьковских высотах, делаем, как вы сами изволили видеть, превосходно. Что же касается нашей армии, то будьте уверены, Гарпина Христофоровна, есть у нее и пушки, и танки, и все, что надо для заряда, как вы изволили сказать, косому Гитлеру в одно место.

– Ну, коль так, то хай тому и буты, - топнула ногой Гапка.
– Прошу вас до хаты!

Не станем рассказывать, как тетка Гапка угощала сватов и зятя яичницей с салом, варениками и вишневой настойкой, как пел под гитару Марийки сват Квасенко... Скажем лишь, что сватовство затянулось до третьих петухов и уставшие от застолья жених и невеста вышли в сад под вишни на лавочку.

– Марийка моя, звездочка степная, - жарко обнимая девушку, говорил Бабкин.
– Как я рад, что нашел тебя! И где? На каком-то маленьком пограничном хуторе. Я как увидел тебя, так и сна лишился. Лежу в палатке, а перед глазами ты... Такая милая, хорошая...

– И я все думала о вас, - вздохнула Марийка, прижавшись своим хрупким плечиком к плечу старшины.
– Думала и боялась за вас.

– Боялась? Чего?

– Да вы ж так близко от границы! И без оружия.

– А ты? Твой хутор разве где-то за Днепром?

– Наш хутор недалече, но все ж... Мы хоть успеем убежать.

Старшина вспомнил слова лектора из штаба армии и сказал:

– Не волнуйся, Марийка. Нам не придется отступать. У нас же столько войск! А вот домой к себе, на Смоленщину, я тебя увезу. Вот сдадим комиссии последний дот и по домам - учительствовать в родную школу.

На улице послышался бешеный топот конских копыт, и вскоре к плетню подскакал знакомый верховой из штаба рабочего батальона. Бабкин подошел к нему. Сердце, предчувствуя что-то неладное, учащенно билось.

– Что случилось?
– спросил он у верхового.

– По всему погранрайону объявлена боевая тревога. Вам пакет от комбата, он протянул конверт.
– Прочтете или посветить?

– Прочту. Светает уже.

Бабкин разорвал конверт, взглянул на тетрадный листок и пошатнулся к плетню. Война! Через час немцы начинают войну. Рабочих роты приказано срочно отводить на восток. К Пинским лесам.

Подбежала Марийка:

– Ванечка, что с вами?

Бабкин глянул на Марийку глазами, полными слез.

– Война, Марийка. Война. Обеги весь хутор. Скажи людям, чтоб уходили. И сами. Сами уходите, - он неопределенно махнул рукой в сторону занимавшейся зари.
– На восток. Туда...

– А вы? Как же вы?
– она обхватила его за шею, боясь, что вот сейчас он, ее жених, ее почти муж, ускачет от нее надолго, навсегда.

– А мы? Мы - мужчины, Марийка, - поборов минутную расслабленность, сжав кулаки, стал грозно Бабкин.
– Если что - будем бороться. Прощай!

– Прощай, - ухватилась за стремя Марийка, - Ой, какая ж я несчастливая!

Кони уносили безоружных парней в неизвестность.

3. В ХМЕЛЬКАХ УЧРЕЖДАЕТСЯ НОВЫЙ ПОРЯДОК

Пограничный городок Хмельки не хуже других на Волыни. Тут было все: и белые мазанки, и традиционные вишневые садочки, и пирамидальные тополя с аистами на вздетых колесах, и улыбчивые подсолнухи за плетнями... а вот поди ты, хмельковцев недооценили. В то время как в других советских пограничных селах жителям в первый же день войны "посчастливилось" увидеть роскошные пожары, фейерверки бомб, одноэтажные и двухэтажные виселицы, довелось любезно познакомиться с доблестными солдатами фюрера и услышать от них такие "приятные" слова, как: "матка, курка, яйки", "хальт!", "руки вверх!", "стань к стенка!" и тому подобное, здесь, в Хмельках, держалась почти предвоенная тишь, если не считать двух хат, разбитых шальными снарядами, да трех коров, сраженных осколками.