Тринадцатый апостол. Том I
Шрифт:
Пилат пристально смотрит мне в глаза
— Марк, это правда, что я был мертв?
— Нет. Но ты был очень близок к смерти. Благодари учеников Иешуа — если бы не они, я один ничего не смог бы сделать.
— Они же… должны меня ненавидеть за его смерть, разве нет? Почему же они спасли меня?
— Потому что Мессия учил их не делать различий между своими и чужими. “Возлюби врага своего”. Так говорил Учитель.
Я тяжело вздохнул. Наверное, из всех заповедей Евангелия нет более глубокой, мудрой и вместе c тем не всем понятной, чем заповедь «Любите врагов ваших». Это правило, казалось бы, делает христианина совершенно беззащитным
— Ну и потом — я отвел глаза — скажем честно: от того выживешь ли ты, зависит сейчас судьба Иудеи и Иерусалима.
— Ты тоже готов лечить раненых врагов Рима?
— Не знаю… — усмехаюсь я — Меня пока еще не ставили перед таким трудным выбором. Но если бы остались еще силы, то почему нет? Правда, начал бы я все-таки со своих — до доброты учеников Мессии мне пока еще далеко!
В шатер заходит лекарь с медным котелком в руках — в нем чуть теплый отвар из трав. Не бог весть какое сильное лекарство, но хуже от него раненому точно не будет. Осторожно переливаю мутноватую жидкость в кубок, стараясь отделить ее от осадка, потом сам делаю глоток, чтобы проверить концентрацию отвара. Запах вроде бы ничего, на вкус тоже не сказать, чтобы сильно противно. Терпимо, одним словом. Подношу кубок к губам префекта и заставляю его выпить все до дна.
— А теперь надо поспать. Прости, префект, но сегодня тебе лучше поголодать немного, иначе может стошнить. А вот завтра прямо с утра тебе приготовят крепкий куриный бульон, и он быстро поставит тебя на ноги.
Пилат кивает и устало прикрывает глаза. Я же забираю скрижаль и показываю лекарю и Тиллиусу взглядом на выход. Уже в спину слышу тихое «Гратиас» префекта…
— Про крепкий куриный бульон все понял? — спрашиваю я главного лекаря — Не забудь добавить туда коренья и специи для вкуса.
Пряности — уже вполне обычный, пусть и экзотический товар в Риме. Тиберий получается большие прибыли от торговли с Индией через порты на Красном — Береника и Миос Ормос. Когда нас учили истории в МГУ, пришлось изучать знаменитый «Музирийский папирус». Так называется документ, найденный археологами, в котором был приведен список товаров, прибывших с кораблем «Гермаполлон» из Индии. 60 коробок девясила (из него получают масло, которое использовали в парфюмерии и медицине), сто пар бивней слона, корица, перец, паприка — чего только не привезли торговцы. Этот корабль доставил 220 тонн груза на общую сумму 7 млн. сестерциев.
— Специи дороги — осторожно произнес лекарь
— Мне идти к легату? — коротко спросил я
Вот она, вторая экономическая мина под Римской империей. Если спекуляции евреев на курсе золото-серебро удалось прикрыть, изъяв сокровища Храма и поменяв состав Синедриона, то как быть со второй дырой? Римляне отгружают в Индию драгоценные металлы, взамен получают шелк, специи и другие предметы роскоши для своей элиты. Торговый дефицит растет, патриции все больше входят во вкус шикарной жизни. Тиберий пытается решить проблему, вводя запрет на роскошь и поднимая таможенные пошлины — в результате ширится контрабанда.
— Я найду специи — тяжело вздыхает лекарь — Можно давать ему хлеб?
— До обеда никакого хлеба, только бульон и отварную курицу. Дальше посмотрим. А сейчас мне нужно осмотреть остальных раненых — ставлю я его в известность —
вели им всем собраться.— Примас, а силы-то у тебя на это есть? — встревоженно спрашивает Тиллиус — Может, до завтра осмотр солдат отложишь?
— Нет, нам проще будет сейчас что-то немного поправить, чем завтра заниматься уже запущенными и воспаленными ранами.
Подзываю Матфея и Иакова, ожидающих меня в сторонке в компании с Гнеем, и мы все вместе направляемся к лекарям. Солдаты завидев нас, радостно приветствуют — слухи о чудесном исцелении Пилата конечно уже разнеслись по всему лагерю. Да еще, наверное, и ребята Фламия добавили к этим слухам разговоры о лечении раненых в Храме.
— Братья, по возможности бережем оставшиеся крохи сил — говорю я апостолам, но так чтобы меня слышали и лекари, и солдаты — Милость Иисуса к раненым безгранична, но увы, не наши с вами силы. Поэтому осматриваем раны и выбираем только те, где уже видим намечающуюся «черноту», все остальное терпит до завтра.
Поворачиваюсь к лекарям, которые внимательно прислушиваются к нашему разговору:
— А теперь скажу вам про то главное, без чего всякий нормальный лекарь даже не смеет дотрагиваться до открытых ран — это мытье рук. Если руки у человека грязные — на них тоже есть эта «чернота», которую правильнее будет называть инфекция или inficio. Запомнили? — я обвожу взглядом всех присутствующих — Она-то и есть настоящая причина всех воспалений ран и многих болезней. Поэтому сначала моем руки и обрабатываем их хотя бы разведенным уксусом. А только после этого очищаем раны, осторожно убирая из них грязь и все постороннее. Если будете следовать этому простому правилу — выживших раненых у вас станет на порядок больше.
Вот так. Начинаю ликбез с элементарных основ санитарии. Сердце вдруг кольнуло от воспоминаний о любимой жене. Как она там поживает — моя медсестричка? Эх…Викуся сейчас быстро бы навела порядок, а вот из меня медикус получится весьма и весьма приблизительный, хотя разрозненных знаний по медицине в моей памяти хранится довольно много. Нет, чувствую не быть мне Геленом и Авиценной — задатки не те, да и не люблю я, если честно, анатомию. А без этого какой хороший врач, если только психотерапевт?
Ко мне наклоняется Иаков, тихо произносит
— Примас, Иешуа нам ничего про inficio не рассказывал!
— Он и не должен был. Равви учил вас как лечить души человеческие. А тело… телом займемся мы.
Раненых легионеров оказалось человек шестьдесят на весь лагерь, не больше. И семнадцать убитых. Совсем серьезных ран, как у Пилата, было немного. Все-таки выучка у римских солдат на высоте — в общем строю хрен их достанешь за большим щитом скутумом! А вот когда строй уже распался, тут да — возможно всякое. Нынешние раны у солдат были в основном колотые и резаные. Гематомы, ссадины, растяжения и вывихи здесь никто за ранения вообще не считает — само пройдет.
Осмелевшие лекари встали за нашими спинами, стараясь увидеть загадочную inficio в ране хотя бы по внешним признакам, раз внутреннего зрения им не дано. Я внимательно рассматриваю раны, указывая и лекарям, и апостолам на недочеты
— Вот здесь кто-то плохо почистил рану, видите: уже краснота начинается? Если сейчас не вычистить, скоро начнется абсцесс, или нагноение, если называть по-простому. Работаем.
Помощник лекаря слушает меня, открыв рот, потом таращится на рану в надежде все же рассмотреть эту самую inficio. Не увидев ничего, смущенно спрашивает: