Тринадцатый император. Дилогия (Авторская версия)

— …на сем заседание объявляю закрытым, — Блудов поднялся и с деловым видом принялся собирать разбросанные по столу бумаги.

— Господа, прошу вас ненадолго задержаться, — обратился я к начавшим вставать со своих мест министрам. — Будьте любезны составить мне докладные записки, отражающие состоянии дел во вверенном вам министерстве. Да, еще я хотел бы побеседовать с каждым из вас на следующей неделе, так что будьте готовы к докладу.

За время совещания, длившегося почти шесть часов, я порядком проголодался. Вышел за дверь овального зала с мыслями об ужине, но не судьба. Как оказалось, моего выхода уже ожидала целая толпа — придворные, родственники, министры, генералы. Чтобы вся эта гремучая смесь часто прямо противоположных интересов и взглядов детонировала, не хватало лишь одного — меня. Лишь только я показался в дверях, все, как один, сначала посмотрели в мою сторону. А затем со всех сторон на меня посыпались поздравления с выздоровлением. Но не успели отзвучать последние приветственные слова, как на меня обрушился град просьб и вопросов, совершенно выбив у меня землю из-под ног. Я даже про свои дела совершенно забыл.

Вопросы, которые по различным мнениям требовали немедленного обсуждения, были самыми разными. От уже надоевших мне навязчивых просьб тетушек снабдить их мужей деньгами до формы одежды какого-то там лейб-гвардейского полка. Но больше всего меня повергали в уныние абсолютно дурацкие обсуждения церемонии моей будущей коронации.

— Нет ни одного полка, который мог бы оспаривать право нести почетный караул на вашей коронации и помазании на царствие у лейб-гвардии Преображенского…

— Что за нелепые слова, Анатолий! — перебил своего брата генерал-майор свиты Барятинский Владимир Иванович. — Всем здравомыслящим людям совершенно очевидно, что именно лейб-гвардии Кавалергардский полк, составляющий цвет русской армии, непременно должен стоять в почетном карауле.

— Цвет русской армии! Подумать только! Тебя послушать, так можно подумать, что в Преображенском одни крестьяне сиволапые служат! — горячо возражал Анатолий Иванович. — Еще раз говорю, что в моем полку сам Петр Великий служил. Да что тут спорить! Это же старейший полк Российской империи. Полк, чья славная история насчитывает уже больше полутора сотен лет!

— Лейб-гвардии Семеновский полк ни в чем не уступит Преображенскому, — нашел повод вклиниться в спор третий генерал-майор. — Ни своей славной историей, ни заслугами перед Отечеством, ни верностью своим вековым традициям, — завел свою шарманку Ефимович. «Напрасно поторопился, — подумал я. — Лучше бы подождал, пока братья окончательно разругаются, а так…» Барятинские переглянулись и, не сговариваясь, выступили против него единым фронтом.

— Семеновский полк во все времена был вторым после Преображенского, — говорил один.

— Ему никогда не уделялось столько высочайшего внимания, как Кавалергардскому, — говорил другой.

В очередной раз деморализовав и вбив амбиции бедного генерала в пыль, князья вернулись к выяснению своих отношений и борьбу за мое внимание. Спор этот, с переменным успехом продолжавшийся уже больше получаса, успел мне изрядно надоесть. И я, тщетно всем своим видом демонстрируя скуку и отсутствие интереса, неизобретательно начинал подумывать, как бы половчее заткнуть генералов, но увы. Ни одного благовидного предлога, чтобы оставить их одних, в голову, как нарочно, не приходило. Но вот мои глаза, бесцельно блуждающие по толпе заметили моего воспитателя. Сославшись на срочный разговор, я направился к графу.

— Сергей Григорьевич, позвольте пригласить вас в мой кабинет. Думаю, нам есть что обсудить.

— Слушаюсь, ваше величество.

Пройдя сквозь быстро расступающихся на нашем пути людей, мы молча направились в мой кабинет в Зимнем дворце.

Если честно, то еще вчера я только и делал, что мечтал о том, как покину, наконец, Гатчину с ее размеренным ритмом жизни. Как начну творить историю. Но вот мой первый день на ногах еще не закончился, а мне уже совершенно ясно, что лучшая его часть закончилась, лишь только я встал с кровати.

Снова оказавшись в своем кабинете, я обратил внимание, что с краешку моего стола, спиной к двери, кто-то сидит. Причем не просто сидит, а спокойно так занимается своими делами, увлеченно бормоча что-то себе под нос.

— Позвольте, уважаемый! Что вы здесь делаете?

Сидевший за столом вскочил как ошпаренный.

— Простите, ваше императорское величество!

Узнав в незнакомце представленного мне утром Сабурова, я в очередной раз за день почувствовал себя идиотом. Сам же, уходя, приказал своему новому личному секретарю разбирать мои бумаги! Хотя шутка ли, почти шесть часов совещания…

— Нет, это вы простите, Андрей. Запамятовал за делами про своего нового секретаря. Подождите меня за дверью, нам с графом необходимо переговорить с глазу на глаз, — проследив, как Сабуров, неразборчиво пробормотав что-то выражающее полное согласие, выпорхнул из кабинета, я обратился к Строганову.

— Присаживайтесь, Сергей Григорьевич, в ногах правды нет, — я вежливо подождал, пока он прислонит трость к столу и займет предложенное ему кресло. — Ума не приложу, граф, как эти придворные не съели вас со всеми потрохами, пока меня не было.

— О, не стоит беспокоиться, ваше величество, я всем говорил, что как только вы выздоровеете, то рассмотрите все их проблемы, — улыбнулся он.

Теперь понятно, откуда такая толпа придворных. Тоже мне удружил.

— Спасибо за откровенность, граф, но я хотел переговорить с вами вовсе не по этому поводу, — нагло соврал я, глядя ему прямо в глаза. — Сегодня в поезде при обсуждении последних литературных событий я задумался над ролью газет в формировании общественного мнения, — на самом деле мысль посетила меня уже давно. Я же из двадцать первого века, черт побери! Века, когда СМИ творили с мыслями простых граждан что пожелают, забираясь туда без мыла и прочих приспособлений. — В свете этого у меня возникло желание встретиться с ведущими публицистами, редакторами, журналистами, наконец. Как вы мне посоветуете это организовать?

— Право же, Николай, нет ничего проще! Дмитрий Николаевич постоянно собирает у себя литераторов. Все произведения перед выходом в печать непременно проходят через него и, — заговорщически добавил граф, наклонившись чуть вперед, — граф будет просто счастлив видеть вас своим гостем. (Прим. автора — Д. Н. Блудов действительно был одним из основателей и активных членов литературного кружка «Арзамас»).

«Да, наш пострел везде поспел, — подумал я, имея в виду Главноуправляющего моей Канцелярией. — И где только силы в себе на все находит этот тщедушный старичок?»

— У меня будут к вам еще две просьбы, Сергей Григорьевич. Первая — не говорите Блудову, зачем я хочу посетить его литературный вечер, — граф только молча склонил голову в согласии. — И вторая, будьте любезны, передайте всем желающим поговорить со мной, что есть соответствующие министерства. А делами моей коронации отныне заведует моя Maman. «Надо будет ее об этом предупредить», — подумал я про себя.

— Да, ваше величество!

— Не смею вас больше задерживать, граф, можете быть свободны.

Граф развернулся и уже было подошел к двери, как вдруг остановился и спросил:

— Да, чуть не забыл, не желаете ли посетить театр? Сегодня в большом Каменном театре дают итальянскую оперу Верди «La forza del destino». Замечательная вещь, скажу я вам!

— Нет, уж увольте, граф. Опера не по мне. Честно признаться, я просто терпеть ее не могу, — сказал я и тут же прикусил язык, видя, как вытянулось лицо графа. — Ну не то что бы совсем не могу, но после болезни громкие звуки раздражают меня, — отчаянно выкручивался я.