Тринадцатый рейс

В этой комнате из квадратного люминария в сводчатом потолке падал свет. Комната была со слепыми стенами, квадратная, и у каждого угла, в полу, зияло отверстие. Подойдя поближе, я увидел, что это наклонные ходы, с бетонными лестницами, но заполненные водой.

Оставалось ретироваться и поискать другие подступы к затону. Я вернулся к двери и только теперь обратил внимание на кольцо, служившее ручкой. Оно было продето в морду чугунного быка! В подводных барельефах и в этой отливке чувствовалась одна и та же манера стилизации, одна и та же рука.

Неужели зал имел какое–то отношение к подводному ходу, и строители использовали этот символ как подсказку для тех, кому придется скрытно оставлять форт или входить в него? Закрыв дверь, я принялся искать новые пути, которые вывели бы к заливу. Фонарик осветил выбитые ступеньки. Поднялся на «второй этаж» — и здесь был коридор, но не темный, как внизу, а светлый, с двумя рядами амбразур по обе стороны. И через двадцать метров — кирпичная стена.

Внизу сквозь амбразуру был виден внутренний дворик, разделенный двумя пересекающимися крестообразно рвами. Очевидно, строители предусмотрели, что бой может идти и в самой крепости. Поэтому выкопали рвы и перегородили коридоры неожиданными кирпичными заслонками. Наверно, под землей, на глубине, у них был пульт технического управления. Поворот рычага — и вода заливает западное крыло. Еще поворот — восточное…

Высунувшись до пояса, я увидел и дальше ряд амбразур в стене — значит, за перегородкой коридор продолжался. Если перелезть к следующей бойнице… До земли отсюда было метров восемь–девять. Гладкая кирпичная стена была выщерблена осколками, а над головой, вцепившись корнями в щели, росла березка.

Я знал, что все мои усилия могут быть затрачены впустую: надежда на скорое разрешение загадки — иллюзорна, а булыжник под отвесной стеной реален настолько, насколько может быть реален булыжник. Но не отступать же!

Сбросив туфли, я рассовал их по карманам и снял ремень. К ремню привязал железный прут и закрепил его в щели между двумя кирпичами, в основании амбразуры. Затем, держась одной рукой за пряжку, выполз наружу и нащупал босыми пальцами выбоину.

Теперь все зависело от прочности березки. Не отпуская ремня, я встал, плотно прижавшись к стене грудью. Пальцы ног едва–едва умещались в углублении, выбитом снарядом. Ухватив ветви березки, несколько раз дернул. Крепки… Можно отпустить ремень и потихоньку сместиться ко второй амбразуре, переступая по краю все той же спасительной выбоины.

Березка не подавалась, держала. Удивительно, как немного надо, чтобы возникло живое — две горсти кирпичных обломков, пыль, нанесенная ветром, несколько дождевых капель, хорошая расщелина, чтобы запустить корни, — и пожалуйста, готово, растет и еще камни рушит мягким древесным телом.

Вот и вторая амбразура перед глазами. Я запустил свободную руку поглубже, ухватил закраину и перелез.

Передо мной был все тот же коридор — только тупик оставался позади да амбразуры стали уже. Пройдя немного, я выглянул наружу и не увидел внутреннего дворика. Открылась синева затона, перечеркнутая прямыми линиями мачт. Курс правильный…

Через сорок метров коридор круто пошел вниз, в темноту Я включил фонарик и сделал это вовремя, потому что в тусклом свете возникла широкая, словно шахтный ствол, квадратная дыра. Железная крышка была сорвана и висела на одной петле, гостеприимно открывая черноту провала. А за провалом — снова глухая стена.

Я спустился по скобам на дно бетонного колодца, но не обнаружил нового хода, который вывел бы к затону.

Забавно… В нескольких сотнях метрах грохочут трамваи, играют неоновые рекламы, парни в узких брючках, парни шестидесятых годов, возвращаются с работы. Ладные, веселые парни, не знающие, как гасить термитную бомбу и что такое пятьдесят граммов «черняшки», которые выдаются на большой перемене.

А здесь форт. Как гигантский осколок в теле города, память войны.

Я постучал ладонью по бетонной стене. Что с тобой делать, форт? Гул взлетел вверх и через секунду вернулся эхом. И тут я, прислушиваясь, различил сквозь эхо тихий свист. Он звучал как осторожный, но настойчивый призыв. Как будто кто–то, долгие годы просидевший взаперти, не смея выйти, напоминал о себе. Я вспомнил предупреждение бабки Устиньи:

«В крепости нехорошо…»

В таких ситуациях необходимо прежде всего справиться с собственным воображением, оно враг номер один… Я ухватил выползшую было мыслишку о «ком–то» и придавил, пока она не окрепла. «Кто–то» не станет свистеть. «Кто–то» либо примолкнет, либо скажет «здравствуйте», либо сбросит кирпич на голову — все зависит от его отношения к незваному гостю и темперамента.

Стало быть, свистел ветер. Сквозняк… В бетонном колодце где–то есть боковое отверстие, оно ведет вверх, к воздуху. Вскарабкавшись по скобам примерно до середины колодца, я обнаружил узкий–лаз. Втиснулся в него, стараясь вспомнить все, что когда–либо читал о спелеологах. Существует ведь техника ползания в узких лазах. Кажется, в таких случаях нужно выбрасывать вперед правую руку с фонариком, а левую прижимать под грудь: тогда плечи перекашиваются и тело становится как бы уже. Левая подгребает, словно лапа крота…

Я попробовал. Получилось. Нет, действительно «сыщик» должен знать «всё плюс единица»! Самые случайные, отрывочные сведения, которые кажутся ненужным хламом, могут вдруг пригодиться.

Навстречу дул легкий ветерок, пахнувший плесенью. Очевидно, когда–то здесь был вентиляционный штрек, который использовали не только для вентиляции, но и для передвижения.

Наконец ход расширился. Пальцы скользили в осыпавшейся влажной земле. Из стен, из темной земли тянулись причудливые белые растения–нити, они переплетались, словно кружева. Гифы, грибные гифы. И сюда, в холод, камень и темноту, проникла жизнь.

Белая мокрица гигантских размеров скользнула и скрылась под камень, поросший вокруг травой–альбиносом. Через пять минут штрек вывел меня из подземного лабиринта в довольно большую комнату, близ потолка которой находилось крошечное, с ладонь, окошечко. И здесь дверь была заперта. Я подналег плечом и ощутил, что засовы держат не так уж надежно. Если удастся найти какой–либо железный прут, использовать его как рычаг,.

Я пошел вдоль стен и неожиданно вздрогнул, коснувшись головой чего–то мягкого, холодного и живого. Инстинктивно отпрыгнул в сторону и навел фонарь.

Под металлической балкой, вцепившись лапами в желобки, связкой бананов висели летучие мыши. Одна из них оторвалась, словно плод, и, так и не проснувшись, мягким комочком стукнулась о пол. Поднялись писк и резкие крики.

…Наконец мне удалось найти толстую металлическую рейку. Дверь подалась с болезненным скрежетом, и я чуть не влетел головой вперед в новый зал. Он был примерно таких же размеров, как и тот, что остался за спиной. К балке точно так же, связкой, прилепились нетопыри. Только не было ни одного отверстия, сквозь которое проникал бы свет.