Триптих

Мальчик кладет цветы на землю.

Дженни. Как бы он обрадовался, твой отец, если бы мог увидеть твои чудесные цветы! Если бы он мог увидеть, какой ты хороший…

Сын. Это ты их мне дала, мама.

Дженни. Ты должен быть мужчиной, как он.

Капитан. Дженни!

Дженни. Он всегда тобой так гордился…

Капитан. Ты меня не слышишь, Дженни?

Дженни. Все благородное, все почетное, к чему твой отец всю жизнь стремился…

Капитан. Это была ошибка, Дженни, самая большая ошибка!

Дженни. Ты, его сын, — ты это продолжишь.

Капитан. Дженни…

Сын. Мама, ты опять плачешь?

Дженни закрывает лицо руками и отворачивается.

Капитан. Она не слышит меня, отец. Скажи им ты! Пусть он стрижет овец, ему не надо быть моим наследником. Скажи им: стать лучше других никому не возбраняется, но жить лучше других не должен никто, пока он сам не станет лучше других.

Священник. Они не могут нас услышать.

Капитан. Так кричи им!

Священник. Они это услышат когда-нибудь — когда умрут.

Эдуард кладет венок.

Радист. Теперь они кладут венок! Чтобы легче стало на душе, когда уйдут. И лента с надписью: чтобы Господь Бог мог прочесть.

Эдуард. Друзья, настал ваш час — час безмолвного суда! За это все наступит, должна наступить кара! Ты был прав! Нельзя жить в мире с дьяволом… Тогда я еще не потерял отца, брата. Ты был прав!

Радист. Эдуард…

Эдуард. Друзья!..

Радист. Он думает, что теперь мы поняли друг друга.

Эдуард. Что бы мы ни делали в будущем — мы будем это делать, помня о вас! Карающий меч — в ваших руках! Настал ваш час — час безмолвного суда, и суд этот будет услышан! (Кладет на венок офицерский кортик.)

Радист. Мы никого не обвиняем, Эдуард, поверь нам. Мы ищем жизнь, которую мы могли бы вести все вместе. Вот и все. Разве мы нашли ее, пока жили?

Эдуард. С этими мыслями, друзья, мы оставляем могилы, но не память о вас — вы погибли не напрасно.

Капитан. Напрасно!

Эдуард. Мы клянемся в этом.

Капитан. Мы погибли напрасно.

Эдуард отходит от венка с явным облегчением и снова надевает фуражку.

Радист. Отец, они делают из нашей смерти то, что им нравится, что им нужно. Они берут слова из нашей жизни, делают из них завет, как они это называют, и не дают нам стать мудрее их.

Эдуард (предлагает Дженни руку; совершенно другим тоном). Ну что, пошли?

Дженни. Ах, да…

Эдуард. Пока не стемнело.

Дженни. Мое единственное утешение — что мы все отстроим снова, все как было…

Эдуард. Точно так, как было.

Томас. Да, к сожалению…

Эдуард. Пошли. Надо немного перекусить. У нас еще есть время.

Уходят; цветы остаются на земле.

Капитан. Все было напрасно.

Священник. Не печалься, капитан. Мы напечем много хлеба. Все напрасно: и смерть, и жизнь, и звезды на небе — они тоже светят напрасно. А что же им делать иначе?

Бенджамин. А любовь?

Священник. Любовь прекрасна…

Бенджамин. Скажи, отец, а любим мы тоже напрасно?

Священник. Любовь прекрасна, Бенджамин, прежде всего любовь. Она одна знает, что все напрасно, и она одна не отчаивается. (Передает кружку соседу.)

Пение становится громче.

ГРАФ ЭДЕРЛАНД Страшная история в двенадцати картинах @Перевод Ю. Архипова

Действующие лица

Прокурор

Эльза, его жена

Доктор Ган

Хильда, Инга, Коко (одна и та же исполнительница)

Убийца

Стражник

Отец

Мать

Марио, ясновидец

Угольщики

Портье

Жандарм

Шофер

Министр внутренних дел

Инспектор

Директор

Генерал

Заключенный

Студент

Два культуртрегера

Кельнеры

Старый президент

Г-жа Гофмайер

Постояльцы, носильщик, члены правительства, бои, гости на приеме,

Солдаты дворцовой гвардии

1. ПРОКУРОР УСТАЛ

Рабочий кабинет в особняке прокурора. Ночь. На письменном столе горит настольная лампа. Прокурор — высокий, крепкого сложения мужчина лет пятидесяти, — погруженный в свои мысли, неподвижно стоит посреди комнаты, засунув руки в карманы, и глядит на стену, сплошь покрытую протоколами. Часы на башне бьют два раза. Вслед за этим слышится женский голос: «Мартин! Мартин!..» Прокурор не обращает никакого внимания на крики, но, услышав голос совсем близко, выключает лампу. Ищущая его женщина входит в темную комнату.

Эльза. Мартин! Мартин!.. Куда ж он делся… (Включает большой свет.) Ты здесь!

Прокурор не меняет позы. Его супруга в ночном халате, у нее красивое, но заспанное лицо.

Я ищу тебя по всему дому, почему ты не откликаешься? Я уж думала, ты ушел…

Прокурор. Куда?

Эльза. Что случилось? Прокурор. Я оделся — только и всего.

Эльза. Ночью?

Прокурор. Как видишь.

Эльза. Почему ты не спишь?

Прокурор. А почему ты не спишь? (Берет сигару и неторопливо обрезает ее.) Прости, Эльза, я не хотел тебя будить. Что могло случиться? Я просто оделся, чтобы выкурить сигару, вот и все. (Зажигает сигару.) Не спится что-то.

Эльза. Ты слишком много куришь.

Прокурор. Возможно…

Эльза. Ты слишком много работаешь.

Прокурор. Наверное… Мы все слишком много работаем. До поры до времени. А потом наши славные заседатели удивляются, когда кто-нибудь берется за топор. (Затягивается, потом смеется.) Твой доктор Ган особенно забавен: адвокат, а защищает беднягу, совершенно не разобравшись в том, что тот совершил.

Эльза. Не понимаю, о чем ты говоришь.

Прокурор. Сегодня он сознался.

Эльза. Кто?

Прокурор. Убийца. (Курит.) Не доктор Ган, а убийца…

Эльза. Что ты хочешь этим сказать?

Прокурор. Убийство с целью грабежа, или из мести, или из ревности, или из чувства расовой нетерпимости — все это в порядке вещей. Все это объяснимо, и наказание предусмотрено законом. Но убийство просто так? Это все равно что дыра в стене: можно заделать, чтобы ее не было видно, но дыра останется. И в своих четырех стенах уже никогда не почувствуешь себя как дома. (Курит.) Только и всего…