Тристан и Женевьева (Среди роз)

Он вспомнил, как одна старая женщина сказала, ему, имея в виду Женевьеву. «Она приходила к нам во время чумы, вы знаете?» «Да, она далеко не совсем высокомерна и недоступна, – сказал себе Тристан, – в ней есть и смелость и сострадание, ведь она рисковала своей жизнью, помогая этим несчастным».

Он крикнул Тибальду и его людям, чтобы те отдыхали. Юный Мэтью, застенчивый симпатичный парень, уже в новой ливрее, бросился к нему, чтобы принять поводья коня. Тристан же устремился ко входу в Большой зал.

И прежде чем он вошел туда, стало ясно, что что-то случилось. Джон открыл ему и застыл с мрачным, покаянным и гордым выражением лица. С его плеча свешивались седельные сумки, как будто он только и ждал Тристана, чтобы отправиться в дорогу. Наклонив голову, он тихо проговорил.

– Она сбежала от меня, обманула, несмотря на все твои предупреждения. Клянусь, я найду ее. Я не оправдал твоего доверия, я…

– Прекрати, – устало сказал Тристан. Как ни странно, он не почувствовал гнева на Джона, ему вдруг просто стало холодно. Он прошел мимо и поднялся по ступенькам. Внутри его уже ожидал Грисвальд, нервно переминаясь с ноги на ногу, готовый броситься исполнять приказание по первому знаку.

Джон следовал за Тристаном по пятам.

– Тристан, я…

Граф взял кубок с подноса и сделал большой глоток.

– Джон, скажи Мэтью, чтобы тот не плотно кормил коня и не расседлывал его. Я сам поеду за ней.

– Тристан, черт возьми, ведь я подвел тебя! Я должен…

– Нет, – Тристан даже улыбнулся. – Я дал ей некоторую свободу, а этого не следовало делать до моего возвращения. Ты же нужен мне здесь. И единственный твой долг – хорошо нести свою службу в замке.

– Грисвальд, принеси-ка мне поесть и поставь в кабинете. И приготовь мне что-нибудь из еды в дорогу, да не забудь про эль.

Джон уставился на своего друга, не веря услышанному.

– Я переоденусь, – пробормотал Тристан.

И пошел вверх по лестнице, направляясь к спальне, но задержался у открытой двери в комнату Женевьевы, вошел во внутрь и сразу увидел красное пятно, расплывшееся на выбеленной стене.

Тристан быстро вышел, зашел к себе и пожалел, что у него нет времени, чтобы вымыться. Он выбрал самый теплый из своих плащей, самые удобные сапоги с толстыми подошвами и спустился вниз. Он все еще ощущал жуткий холод. «Злюсь ли я? – спросил себя Тристан. – Ужасно, настолько ужасно, что просто не могу позволить себе показать свою ярость. А почему? Да потому, что она снова предала меня, и именно тогда, когда я так нуждался в ней».

Джон все еще оставался в Большом зале. Тристан быстро прошел в кабинет, где его ожидала тарелка превосходно поджаренной баранины и мятный пудинг. «Как легко управлять этим поместьем», – мелькнуло у него в голове.

Он разложил на столе карту, уверенный в том, что знает, куда должна направиться Женевьева, определил направление и скатал лист в трубку, чтобы захватить с собой.

Потом принялся за еду, не потому что был голоден, просто прекрасно понимая, что ему надо подкрепиться перед тем, как отправиться на поиски беглянки.

– Тристан!

До его ушей донесся дрожащий нежный голос. Входя, он оставил дверь открытой и теперь, подняв голову, увидел Эдвину, внимательно наблюдавшую за ним, стоя на пороге.

Тристан откинулся на спинку стула.

– Миледи?

Она прошла в комнату и опустилась перед ним на колени, умоляюще заглядывая ему в лицо.

– Клянусь, что я не причастна к этому! Я не знала! Я должна была догадаться, но я думала…

Тристан перебил взволнованную женщину и, нахмурившись, приподнял ее голову за подбородок. На нежно-очерченной щеке виднелся синяк. Эдвина вспыхнула и кивком освободила голову, пробормотав.

– Джон думает, что это я спланировала побег Женевьевы…

– Господи Боже, – выдохнул Тристан.

Он моментально поднялся и выскочил из двери, направляясь в зал.

– Джон, черт бы тебя побрал, ты ударил ее!

Плизэнс развернулся и застыл от удивления. Его лицо, сохранившее покорное и виноватое выражение, вдруг покрылось краской гнева.

– Неужели ты, Тристан, собираешься учить меня, как обращаться с моей женщиной?

– Ты ударил Эдвину?

– Она заслужила.

– Я не верю этому!

Эдвина уже стояла позади Тристана, слезы заливали ее глаза.

– Джон, клянусь, я не виновата!

– Что с тобой случилось, приятель? – резко спросил Тристан. Еще не до конца успокоившись, он понял, что они с Джоном чуть не подрались.

– Пожалуйста, Джон… – Эдвина встала между ними, умоляюще глядя на молодого человека. Разрыдавшись, она упала перед ним на колени и отчаянно прошептала. – Ну, прошу, тебя!

– Неужели в твоем сердце нет сострадания? – воскликнул Тристан.

– В моем сердце. Почему – в моем? Разве. Это ведь ты… не очень-то милосерден.

– Меня предали, а тебя нет!

Тристан стремительно развернулся, и пошел прочь, оставляя их. Он зашел в кабинет, собрал то немногое, что ему было нужно, и снова вышел. Эдвина уже стояла на ногах, она все еще плакала, но Джон приобнял ее и что-то нашептывал в ухо.

Они расступились, увидев, что Тристан вернулся.

– Я поеду с тобой, – сказал Джон. – Это моя вина.

– Нет, я поеду один, я найду ее сам.

– Обязательно разыщи ее! – воскликнула Эдвина. – В лесу медведи и волки… – И внезапно прервалась, осознав, что для Женевьевы будет гораздо лучше встретиться с дикими зверями, чем с Тристаном. Она сглотнула.

– И разбойники, страшные люди, не признают никакой власти.

– Тристан, – обратился к нему Джон. – Пятьдесят человек искало ее и не смогло найти, дай мне…

– Друг мой, я найду ее, потому что знаю, куда она направляется, я знаю, все, что творится у не на уме гораздо лучше чем ты… – он сделал пауз и криво усмехнулся. – Даже лучше, чем Эдвина. Я надеюсь, что Женевьева идет пешком? Ведь вы не догадались снабдить ее лошадью? – Тристан улыбнулся, в то время как Джон и Эдвина обеспокоенно переглянулись.

– Лошади у нее нет, – заверил его Плизэнс. Тристан направился к двери, но на полпути остановился и обернувшись, обратился к Эдвине.

– Мне кажется, что в башне есть небольшая комната?

– Да, – ответила она с недоумением. Теперь улыбка Тристана была мрачной.

– Распорядись, чтобы туда перенесли вещи Женевьевы, а мои – в ее спальню.

Он оставил их стаять, и вышел наружу. К вечеру стало холодать. Тристан спросил себя, «было ли Женевьеве холодно», и мрачно пожелал, чтобы у нее не попадал зуб на зуб.