Тристан и Женевьева (Среди роз)

– Ты делаешь мне больно! – воскликнула она, пытаясь высвободить подбородок из его цепких пальцев. Женевьева не ответила на поставленные вопросы и, Тристан отпустил ее, так как в эту минуту в дверь робко постучали. Тристан недовольно крикнул:

– В чем дело?

Дверь открылась и на пороге появилась Тесс, приседая в реверансе.

– Могу ли я унести посуду, милорд?

– Что? Ах, да, заберите.

Служанка прошла в комнату, и Женевьева пристально посмотрела на девушку, чувствуя, как внутри у нее все закипает. Спохватившись, она поняла, что с нескрываемым интересом разглядывает Тесс, и быстро опустила глаза, почувствовав себя неловко. Но ведь в конце концов это ее спальня, ее кровать.

Тристан повернулся к ним обоим спиной, поставив одну ногу на основание камина, а локтем опершись на каминную полку.

Тесс дружелюбно улыбнулась Женевьеве и, собрав со стола пустые тарелки, поклонилась и вышла.

Тристан обернулся:

– Женевьева!

Но она уже в гневе вскочила на ноги:

– Да! Я бы предпочла тысячу раз попасть в плен к разбойнику! Пусть он даже был бы седым, беззубым и столетним стариком! Ты дурак! Ты набитый дурак! Что значит твое милосердие, если ты кормишь меня в моей собственной спальне обедом, приготовленным из моих собственных припасов! – к ее удивлению, Тристан посмотрел на дверь, затем еще раз взглянул на нее и, в его взгляде сквозило любопытство. Он ничего не ответил, громко расхохотавшись.

– Господи, да ты же ненормальный! – пробормотала Женевьева.

Он медленно, все еще смеясь подошел к ней, и на его лице не было и следа сарказма или издевки. Женевьева отступила от стола, но остановилась, поняв, что если она продвинется дальше, то окажется в опасной близости от кровати.

Остановившись перед ней, Тристан провел большим пальцем изломанную линию от виска к ее губам.

– Что значит этот внезапный всплеск эмоций?

– Внезапный? В нем абсолютно ничего не было внезапного!

– Да? А все-таки ты не права. Ведь ты вошла в эту комнату в подавленном настроении. Потом мы вполне мирно сидели за одним столом, и в твоих глазах не было этого гневного блеска, скорее наоборот, в них присутствовало нечто мягкое и женственное. Поняв, зачем я послал за тобой, ты не выказала слишком большой тревоги. И даже мои речи о твоей предполагаемой свободе сначала не слишком тебя взбудоражили. Но появилась Тесс – и вдруг на тебя напал приступ ярости. Может быть, это все из-за девушки?

– Какой девушки?

– Тесс, конечно.

– Ты можешь заваливаться в постель с Тесс или с тысячей других коров, мне на это наплевать!

Тристан снова рассмеялся. К немалому смущению Женевьевы, он подбежал к помосту и повалился на кровать, не переставая хохотать. Женевьева обеспокоено уставилась на него, Тристан попытался встать, но увидев ее ошарашенное выражение лица, свалился на колени и, опершись руками о прикроватный столб, зашелся от нового приступа хохота. Наконец, он соскочил с кровати и подойдя к Женевьеве, взял ее за плечи:

– Ты думала, что… Ужасно…

– Я думала… я думала, что…

– Ты думала, что тебя взяли, использовали и потом бросили! Бедная, бедная моя леди! Ты же лгала самой себе. Пойми, на свете есть вещи, которые мы оба обязаны знать, – он сделал паузу и отвесил ей поклон. Он говорил правду, и она не могла не признать этого. – Миледи, Ричард III Йорк мертв и Англией правит Генрих VII Тюдор! Я выполнил свой долг, а ты нет. Да, ты сражалась, но потерпела поражение, и теперь Эденби принадлежит мне, как впрочем, и ты. Нам обоим это хорошо известно, но ты выбрала несколько странный путь, чтобы признать эти факты и принять их.

– Никогда, я этого не сделаю! Не говори ерунды! Мы оба знаем, что в Англии полным-полно дворянских семей, у которых гораздо больше прав на трон, чем у этого Генриха Тюдора!

– Ты хочешь еще одной войны? Но ты же прекрасно знаешь, что пройдет еще много времени, прежде чем они соберутся с силами, а успех их столь же сомнителен, как восход солнца среди ночи. Нет, ты просто злишься из-за того, что я по твоему мнению, предпочел эту крестьянскую девицу за ее формы!

– О, какая чушь, – Женевьева постаралась придать своему голосу утомленное и незаинтересованное выражение, чтобы показать, что ей наскучила эта беседа. Она прошла мимо него к столу и мысленно поблагодарила Тесс за то, что та не убрала бокалы с вином. Женевьева взяла один из них дрожащими пальцами и осушила одним глотком почти до дна, но закашлялась, и к своей досаде услышала, как Тристан вновь рассмеялся.

– Женевьева!

– Да?

– Иди ко мне!

Девушка обернулась. Тристан сидел на кровати, скрестив руки на груди. Она не шелохнулась.

– Иди ко мне!

Она могла отказаться и заставить его подойти к ней, ведь он так смутил ее, что заслужил достойный отпор.

Но вдруг Женевьева почувствовала себя такой утомленной, такой измученной. К тому же, она никак не могла забыть слов, сказанных им вчера, и того ужаса, который она при этом уловила в его голосе. Возможно, что когда-то давным-давно, он был жизнерадостным, готовым рассмеяться по любому поводу…

Когда-то у его жены был самый галантный, самый неясный и верный кавалер… Она, наверное, лежала рядом с ним и смеялась, и шутила, и охотно отвечала на его страстные призывы, и, наверное, это было… чудесно.

Но сейчас ничто не напоминало в нем прежнего Тристана. Женевьева видела лишь отражение былого весельчака. Теперь это был воин, захватчик. Он приказывал ей, и сегодня она поняла, что не может не подчиниться его команде.

И Женевьева подошла к нему. Она встала перед ним, и он обхватил ее руками за талию, приподнял и положил на кровать, рядом с собой.

Он приложил ладонь к ее щеке и заглянул в глаза, и хотя на его губах играла улыбка, смех его стих.

– Я взял Тесс в замок, потому что ее мать осталась вдовой, потому что земля их ныне почти не имеет ценности, ибо некому ее обрабатывать, потому что ей нужно как-то существовать, и она хорошо работает.

Женевьева судорожно сглотнула.

– Какая жалость, – пробормотала она. – Эта девушка просто обожает тебя.

– Да неужто?

– Тристан…

– Скажи мне, откуда ты знаешь?

– Тристан, ну пожалуйста…

– Женевьева, я никогда не прикоснулся к ней даже пальцем, тебя это устраивает?

– Я же сказала тебе.

– Я помню, все, что ты мне говорила, но я говорю тебе правду. А в данный момент, моя дорогая белая роза с шипами, ты просто невероятно очаровательна.

И как неудивительно, но Женевьева очень обрадовалась его словам. «Эта комната принадлежит мне и только мне, и не будет принадлежать никакой другой женщине» – пообещала себе Женевьева. Но вот он наклонился над ней и нежно прикоснулся к ее губам, она запустила свои пальцы в его шевелюру, а поцелуй все длился и длился, становясь все глубже, пока они оба не ощутили страстного желания. И когда Тристан поднял, наконец, голову, Женевьева чувствовала себя очень легко, как девушка со своим первым возлюбленным, а на место ненависти пришло влечение. И когда он начал осторожно расстегивать ее платье, чтобы снять его, она томилась под ласковыми прикосновениями его пальцев, и, наконец, прошептала: