Тритон ловит свой хвост
Шрифт:
— Э-э-э… — протянул Жогин. — Никитос, нам как, с салфеток закусывать?
Как во сне Никита Николаевич метнулся на кухню и загремел посудой. Он так давно не принимал гостей, что даже забыл, где у него что запрятано. Мысли из головы словно вымело, остался один вопрос: что это всё значит?
Через минуту, расставив приборы, он вопросительно взглянул на Жогина.
— Момент, — правильно понял его гость. На тарелках разлеглись тонкие пласты мясной и рыбной нарезки, дрожала слеза на сыре, который хозяин квартиры видел только в кино, а по комнате поплыл запах коньяка.
— За
— За встречу, — вяло согласился Никита Николаевич, а бородач просто молча поднял свою посудину: коньячных бокалов не хватило, пришлось задействовать фужер для шампанского.
От дорогого, не иначе, французского, коньяка у Никиты Николаевича зашумело в голове. Он сглотнул, зажевал, не чувствуя вкуса, алкоголь копчёной рыбкой, и спросил, обводя стол рукой:
— И что это всё значит?
— Ты не рад нас видеть? — удивился Жогин.
— Мы виделись последний раз пятнадцать лет назад, — сказал Трепников. — А… тебя, — с усилием перейдя на «ты», он кивнул бородачу, — я вообще не помню. Чего вдруг такая щедрость?
— Антон меня зовут, — представился бородач. — Учился классом позже.
— Я рад, — буркнул Никита Николаевич. — Итак?
— Давай, лучше, ещё по одной? — предложил Жогин. — То, что мы тебе расскажем, как бы… — он замялся, подбирая слова, — требует, в общем, раскрепощённости. Особенно для тебя.
— Вот как? Ну, наливай, — пожал плечами Трепников. В конце концов, что он теряет? А выпить хорошего алкоголя и приятно закусить… Почему нет? Когда ещё придётся.
Выпили.
Жогин закусывать не стал. Он откинулся на спинку стула, закинул ногу за ногу и спросил:
— Всё учительствуешь?
— А то не видно… — Никита Николаевич со значением посмотрел на стопку тетрадей.
— Ага, — кивнул Илья Витальевич. — Видно. Платят-то хорошо?
— Издеваешься?
— Ни в коем случае! — загородился руками Жогин. — Вдруг, действительно, платят хорошо? Мой-то сын в частной школе учится, откуда мне знать, как у вас, в муниципальных?
— Херово у нас, — поджал губы Никита Николаевич. — Хотя на жизнь хватает. Даже в Турцию летал.
Коньяк — напиток коварный. Не такой прямолинейный, как водка, но по мозгам даёт будь здоров! Выпил Трепников всего ничего, но захотелось ему уже прихвастнуть и даже пустить пыль в глаза.
— В Хургаде был, — продолжил он, — фараонов смотрел. Всякие конференции, симпозиумы.
«Боже, что я несу!», — мелькнула в голове трезвая мысль. Трепников выпрямился и отодвинул бокал:
— Ты, вообще, зачем спрашиваешь? Твоего сына учат плохо? Кстати, почему он школьник? Ты же мой ровесник, ему пора собственную семью давно иметь.
— Поздний, — отмахнулся Илья Витальевич. — От второй жены. И учат хорошо, но я не об этом.
— Тогда о чём? — потребовал Никита Николаевич. — Не просто же так ты этого богатства натащил?
— Это копейки, — пренебрежительно ответил Илья Витальевич.
— Копейки?! — возмутился Трепников.
— Копейки, — подтвердил Жогин. — И для тебя будут копейки, если согласишься.
— Не понимаю, — сказал Трепников.
Жогин посмотрел на Антона. Тот криво ухмыльнулся, раскрыл
ноутбук и развернул его экраном к хозяину квартиры.— Пожалуйста.
— Что это? — начал Никита Николаевич и замолчал. Глаза его округлились, потом он замотал головой: — Чушь какая-то. К чему этот мультик?
— Это не мультик, Никита, — ответил Жогин. — В том-то, чёрт возьми, и дело, что это не мультик! Это самая реальная реальность. И чтобы с ней разобраться, мне нужен ты. Ты же астроном, я не ошибаюсь?
Жогин рассказывал несусветные вещи, а Никита Николаевич пожирал глазами фильм на экране ноутбука. Когда ролик кончился, запустил и посмотрел его ещё раз. Гости терпеливо ждали. Наконец Трепников остановил воспроизведение и закрыл ноут.
— Налей, — потребовал он. — Да больше, больше!
Антон набулькал ему половину бокала. Трепников выпил коньяк в два глотка, схватил с тарелки кусок рыбы и стал, смаргивая слезу, сосредоточенно жевать.
— Что я должен делать? — закусив, спросил он совершенно трезвым голосом.
— Для начала уволиться со своей работы, — ответил Жогин. — Сегодня среда, завтра пишешь заявление, с четверга приходишь ко мне, должность найдём.
— Завтра не получится, надо предупредить за две недели, — кисло проговорил Никита Николаевич.
— Наплюй, — отрезал Жогин. — Перетопчутся они без двух недель.
— Перетопчутся, — эхом откликнулся Трепников.
Илья Витальевич хлопнул себя ладонью по колену:
— Ладно, пойдём мы. Вот, — он кинул на стол картонку, — моя визитка. Как уволишься, звони. Ты в какой школе трудишься?
— В двенадцатой.
— Ага, — улыбнулся Жогин. — Туда и подъедем. Многое надо обговорить.
— А это? — Трепников кивнул на коньяк и закуски.
— Отдыхай, думай, — сказал Жогин. — Хорошее пойло помогает думать, и наутро голова не так болит.
— А?.. — начал Никита Николаевич.
— И ноут тоже, — ответил Антон. — Там и ещё есть, найдёшь.
Они ушли.
Никита Николаевич выпил ещё. По телу разлилось приятное тепло, но особого опьянения он не чувствовал.
Не алкоголь пьянил его, а перспективы.
Перспективы получить мир на ладони, первым из астрономом увидеть его, изучить, остаться в Истории. Объект, до которого подать рукой. Не в переносном смысле, в самом прямом! Чужое солнце, чужая планетная система, которую не застилают облака межзвёздного газа и пыли, вид которых не искажает влияние чёрных дыр и галактик. Его можно потрогать руками, и если там живут разумные существа, то увидеть их и поговорить…
Он запустил следующий ролик. Рядом со звездой двигалась планета. Она была слишком далека, чтобы рассмотреть подробности, но она была и она двигалась. Чересчур быстро по астрономическим меркам. Чересчур, слишком… А звезда внутри стометровой пещеры — не слишком?
Это нобелевка! Руки у Трепникова задрожали и вспотели, и он лихорадочно вытер их о штаны. Молодец Жогин, что пришёл именно к нему, ах, какой молодец! Главное теперь — не ударить в грязь лицом, выжать из открытия всё, что только возможно. И для этого нужно… Он поискал глазами бумагу. Позорище! У него нет обычной чистой бумаги для записей…