Триумф
Шрифт:
Юрий Владимирович подошел к столу, начал рыться в бумагах:
— Черт!
— Что случилось, папа? Мы же договорились здесь не чертыхаться. Чтобы не пробивать дырки в нашей семейной ауре. Ты сам предложил суррогатное ругательство: «Амор нон эст медикабулис гербис!». Что в переводе означает — любовь не лечится лекарствами.
— Диана, не до шуток! Синопсис куда-то подевался. Аня… я имею в виду, твоя мама… сказала, что ждет меня к обеду. Она собирается приготовить что-то необыкновенное. Так и сказала. Куда же я его засунул, старый склеротик?
— Повторяю
— Ты же знаешь, я никогда не буду этого делать! — отмахнулся Юрий Владимирович. — Диана! Помоги мне, умоляю, Аня ждет меня к обеду. Пойми, твоя мать меня ждет!
— Я тоже спешу на работу. Там меня ждет твоя Амалия! — сердилась Диана.
— Знаешь, а вот Анечка ставит мои интересы выше своих. И ты, похоже, пошла не в нее.
— А хочешь, вместе угадаем, в кого я пошла?
— Диана, это совсем не шуточное дело. Ты не подходила к моему столу? — строго спросил Шевчук.
— Нет, папа. Я лучше отгрызу собственную ногу, чем подойду к твоему столу. Я уже знаю, что бывает с теми, кто к нему подходил.
Юрий Владимирович перерыл все бумаги, заглянул под стол, отодвинул тумбочку:
— Помоги мне. Я же тебе его показывал. Парочка листков со скрепкой. Это все потому, что ты вечно таскаешь со стола бумагу на свои эскизы!
— Я получила аванс и купила себе альбом. Мне твои мятые листики век снились. Почаще убирай на столе, и ничего не будет пропадать, — фыркнула Диана.
Нет, я не понимаю. Все люди как люди, а Юрий Шевчук прямо-таки рожден для страданий. За каждую минуту блаженства должен отбыть на земле час душевных пыток. Казалось бы, все наладилось в жизни — нет, мучайся, Шевчук! Господи, какой я несчастный человек! К нам никто не заходил?
— Ну кто к нам мог заходить? Только Артем. Ой, постой, — вспомнила Диана. — Пап, ты только не волнуйся. Помнишь, ты пришел домой и застал…
— Кто, кто у нас был? Проходной двор какой-то! — всплеснул руками Юрий Владимирович.
— Игорь, редактор, — тихо сказала Диана. — Он еще так странно заторопился, чаю не захотел…
— Это что же получается? Ты думаешь?… Ну почему все сыплется на меня? Я побежал в издательство. Буду оправдываться.
— Перед твоим приходом он приглашал меня в кино. А потом кино так же резко отпало, как и чай. Выходит… Пап, стой. Это еще не все. Папа, ты ведь сменил ориентацию.
— В каком смысле? — испугался Юрий Владимирович.
— Переквалифицировался в оптимиста, — напомнила Диана. — Так вот слушай. Я вспомнила. Ты под копирку печатал. У тебя есть копия.
— Точно! И куда я ее подевал? Неужели он и ее спер? — Юрий Владимирович начал судорожно рыться в ящиках.
— Папа, что за выражения? Твоя профессия должна накладывать отпечаток…
— Вот! Вот она! — Юрий Владимирович схватил листки и выбежал из комнаты.
Василия привели в милицию. На ходу Артем о чем-то шептался с начальником.
— Спасибо тебе, Мудрый. Прости за кипеш.
Тот в ответ сдержанно улыбался:
— Брат брата — брат.
Он сел за стол,
Артем и Васька разместились напротив.— И как это понимать? Вы убедили меня, что поймаем крупную рыбу, Анатолия Тимохина, замешанного в покушении. А мы выловили… Кого? — Он прочитал: — Калашникова Василь Иваныча, которого, сбившись с ног, ищет все прогрессивное человечество. Вы просили милицейское подкрепление — пожалуйста.
Вы просили не сообщать следователю Потапову — яволь. И что в результате?
Артем развел руками:
— Похоже, преступник как-то узнал о засаде и предпочел не разбираться со свидетельницей, а банально дать деру. Это лишь подтверждает мои предположения о Потапове. Никто, кроме Потапова, не знал, что консьержка опознала Тимохина. Тимохин исчез. Значит, Николай Николаич Потапов его предупредил.
— На первых курсах учебных заведений нас обучают непреложному правилу: после того — не значит вследствие того, — поучительно сказал начальник. — Теперь я слушаю вас, гражданин Калашников…
— Протестую против гражданина, — возмутился Васька. — Я не подследственный и не осужденный.
— Чувствуется юридическая подготовка, — хмыкнул начальник. — Итак, Василий Иванович, куда же вы пропали? Мы с собаками по всей области уже искали ваш труп. И почему вы нашлись в нужный момент в нужном месте?
Васька кашлянул:
— А можно вопрос: почему мы здесь втроем?
— Вот мое удостоверение. — Артем показал Ваське документ. — Я член областной коллегии адвокатов. Я защищаю интересы нескольких человек, причастных к делу Никитиной-Калашниковой. Разрешите остаться?
— Разрешаю. Будешь и моим адвокатом, в случае чего. — Васька встал, прошелся и начал тоном профессора, излагающего материал перед студентами: — Когда я в последний раз выступал по телевизору с лекциями о моем методе исцеления недужных… Вышел я, значит, с телевизора, а он мне говорит, какая Ритка? А я ему — не твое дело. А он мне — убью и закопаю.
— Кто закопает? — ошалело смотрел на него начальник.
— Поспешность нужна при ловле блох, и то с намоченной рукой. Вы на работе? И я никуда не спешу. Я, кажется, уже приехал. — Васька вдохновенно продолжал свой рассказ. — Вижу, нужно сматывать удочки. Смотрю — машина… Подруливает, значит, машина, я обрадовался, свой же человек, думаю, надо же, как подфартило… Едем мы, значит, едем, и вижу я, что едем не туда. А он меня не спрашивал, куда надо, вот что характерно. По правде сказать, я порядком струхнул, а тут еще эти зубы золотые… Если бы он изъял их, что б я врачу вернул?
— Не в обиду вашему хваленому красноречию, но мы… половины не понимаем, — вмешался начальник.
— Что значит — не понимаете? Вы ж милиция. Должны все знать и все понимать. Я вам за это налоги плачу! Так вот…
Я как шапку эту увидел, капец, думаю, к тебе, Васенька, подкрался незаметно, на мягких лапах. И знаете, что смешно? Вот о чем человек думает перед смертью. Я стал прикидывать, кому и что оставлю в наследство. Тут меня как подбросило. Я ж, блин, целитель, а не тамада собачьей свадьбы. Я ему и говорю…