Триумвиры революции

Эта формулировка давала конституционное обоснование для преследований скупщиков и спекулянтов - всех тех, чьи сделки и махинации нарушали установленный принцип.

Декларация Робеспьера провозглашала право на труд и на обеспечение для нетрудоспособных, необходимость обложения прогрессивным налогом зажиточных граждан, содействие прогрессу разума и общедоступному образованию, верховный суверенитет народа и право любого гражданина на занятие любой государственной должности, гласность всех мероприятий правительства и должностных лиц. Заключительные положения Декларации подчеркивали солидарность всех народов в борьбе за лучшее будущее.

Декларация Робеспьера, как и вся его речь 24 апреля, произвела огромное впечатление на современников. Все демократы встретили новую Декларацию прав с воодушевлением и бурно приветствовали Неподкупного.

Строгий законник, все еще не разделявший мысли о "деспотизме свободы", Робеспьер был счастлив, что добился такого эффекта чисто легальным путем.

Сегодня, 24 апреля, принимая знаки восторга от своих коллег, он считал себя подлинным триумфатором.

И все же триумф ему пришлось разделить.

Этот день стал днем торжества, и притом торжества еще более полного, для другого триумвира.

Это был день Марата.

8. ДНИ МАРАТА

Если Дантон в глазах современников был "человеком 10 августа", то Марата с не меньшим основанием называли "человеком 2 июня" - в день падения Жиронды он, бесспорно, сыграл одну из ведущих ролей.

Однако уже задолго до этого он опередил других триумвиров. Время с первых чисел апреля в той или иной мере является "днями Марата" - с этого времени он стал подлинным режиссером трагического спектакля, разыгрывавшегося в Конвенте, в Якобинском клубе и на улицах Парижа.

"Дни Марата" вписали в историю революции одну из наиболее ярких страниц.

Наконец-то годы скитаний остались позади.

Теперь Марат имел свой угол и свою семью. Он снимал довольно обширную квартиру на улице Кордельеров в доме No 30, в которой, кроме него и Симонны, жили их ближайшие родственники - его любимая сестра Альбертина и сестра Симонны Этьеннетта. Их часто навещала вторая сестра Симонны, Катерина, со своим мужем рабочим-печатником, с которым Другу народа всегда было о чем поговорить.

Дом Марата хорошо знал весь трудовой Париж.

Двери этого дома были постоянно открыты для званых и незваных.

Не один бедняк нашел здесь утешение и материальную поддержку: депутат Конвента Жан Поль Марат, как и прежде самоотверженный и щедрый, готов был поделиться последним со всяким, кто нуждался в помощи.

Марат был кумиром санкюлотов - в этом одна из причин страстной ненависти к нему со стороны богачей.

Для жирондистов Друг народа всегда был самой одиозной политической фигурой. Они ненавидели его больше, чем Робеспьера, и много больше, чем Дантона. И в этом нет ничего удивительного.

Марат не только был ближе к народу, нежели его оба союзника; раньше других триумвиров разгадал он подоплеку политической игры Жиронды и крепче других пригвоздил ее к позорному столбу. Его удары были особенно болезненными для самолюбия "государственных людей"; да что самолюбие речь шла о самой жизни. Ибо, в отличие от Дантона, втайне желавшего мира с Жирондой, в отличие от Робеспьера, все еще мечтавшего о "легальном" устранении Жиронды, Марат рано проникся идеей восстания народа как единственной формой борьбы и рано протянул руку "бешеным", как естественным союзникам в этой борьбе. Поскольку для жирондистов восстание было чревато гибелью, и гибелью полной, соратники Бриссо - Ролана не могли испытывать к Другу народа ничего, кроме лютой ненависти.

Но вместе с тем после его знаменитого выступления в Конвенте 25 сентября 1792 года жирондисты, понявшие мощь и силу своего главного врага, долгое время боялись его дразнить, стараясь отыграться на Дантоне и Робеспьере, и если действовали против Друга народа, то лишь из-за угла, применяя хитрые уловки.

Так, еще в марте они добились закона, запрещавшего депутатам Конвента издавать газеты. Закон метил прямо в ненавистного журналиста: теперь ему оставалось либо сложить депутатские полномочия, либо отказаться от "Газеты французской республики".

Но Марат лишь посмеялся над глупостью своих врагов.

Он тут же прекратил издавать "Газету французской республики" и одновременно приступил к изданию... "Публициста французской республики" ведь декрет не запрещал, да и не мог запретить, все виды периодической печати!..

Зато в новом органе Друг народа удвоил силу разоблачительной кампании против Жиронды.

Жирондисты чувствовали и понимали: если не будет нанесен мощный контрудар сейчас же, завтра, быть может, окажется поздно.

Между тем именно в эти дни общая обстановка стала оборачиваться для них довольно благоприятно. Соотношение сил в Конвенте снова сложилось в их пользу: в первой декаде апреля многие депутаты-монтаньяры уехали с миссиями на фронт и в мятежные департаменты.

Вот теперь-то и нужно было действовать. Теперь и только теперь представлялся долгожданный случай уничтожить ненавистного врага.

Заседание Конвента 12 апреля началось с перепалки между Петионом и Робеспьером.

Бывший соратник Неподкупного требовал, чтобы одному депутату Горы по ничтожному поводу выразили общественное порицание.

– А я требую, - сказал с места Робеспьер, - чтобы было сделано порицание тем, кто покровительствует изменникам.

Петион понял намек. С нарастающей горячностью он продолжал:

– Я настаиваю, чтобы изменники и заговорщики были наказаны!

– И их сообщники!
– добавил Робеспьер.

На галереях для публики послышался смех.

Петион взорвался:

– Да, их сообщники. И ты сам в их числе. Пора покончить с этими гнусностями, пора изменникам и клеветникам сложить головы на эшафоте, и я обязуюсь до смерти преследовать их!

– До чьей смерти?
– невинно спросил Робеспьер.

Хохот усилился.

– До твоей, мерзавец!
– надрывался Петион.
– Именно тебя я буду преследовать за твои подлые поступки и речи!

– Давай факты, - спокойно сказал Неподкупный.

– Факты?..
– истошно вопил Петион.
– Я покажу тебе факты!..

Но показать он ничего не мог: на губах его выступила пена, а лицо стало багрово-красным.

– Довольно!
– крикнул Марат.
– Спускайся с трибуны, не то тебя хватит апоплексический удар!