Тривейн

– Однако достаточно, повидал их на своем веку. А вакуум должен быстро чем-то заполниться, вот это я знал четко. Либо я заполню его, либо кто-то другой. Оглядевшись, я понял, что лучше подхожу для этой ситуации. Если бы появился хоть кто-то еще – со своей программой, своими суждениями, я бы отступил.

– А кто-нибудь еще имел шансы, господин президент?

– Я так никого и не дождался.

– По-моему, – решила вступиться за мужа Филис, – он был бы рад выйти сухим из воды. Как вы верно заметили, он все же не политик.

– А вот тут вы не правы, моя дорогая. Он – новый политик во всей своей первозданной чистоте. Самое замечательное – это то, что сейчас его время! Целиком и полностью. Это удивительная реформация, куда более глубокая, чем можно было бы ожидать от любой революции, кем бы она ни осуществилась. И он понял, что политическая работа ему по силам. Вот чего никак не могли уразуметь мы с Билли: как он сумел осознать это?

На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Филис знала, что на последний вопрос ответить может только Энди, но, взглянув на него, увидела, что отвечать он не собирается. Его мысли были устремлены куда-то еще, его занимало сейчас что-то иное, а вовсе не желание объясняться, пусть даже со своим старым Другом, столько для него сделавшим. Для него. Но не Для нее.

– Господин президент.

В комнату вошел Сэм Викарсон. Голос его звучал подчеркнуто спокойно, настолько спокойно, что было совершенно ясно: что-то требует немедленного и настоятельного внимания президента.

– Слушаю, Сэм.

– Поступило подтверждение о переменах в средствах массовой информации. Из Чикаго. Я подумал, что вы Должны знать об этом.

– Вы могли бы получить информацию о новом руководстве? – Слова Тривейна были четки и быстры, в них звучала некоторая жесткость.

– Этим я и занимаюсь, сэр.

– Надеюсь на вас. Извините меня, Фрэнк. – Тривейн встал и направился к выходу. – Я еще не научил Сэма процедуре затягивания предоставления важной информации.

– Могу я предложить вам еще виски? – спросил Викарсон у Болдвина.

– Спасибо, молодой человек. Если только в компании с миссис Тривейн.

– Пожалуйста, Сэм. – Филис протянула Викарсону пустой бокал. Ей очень хотелось попросить не вина, «как обычно», а того же виски, но она не решилась. Был полдень, и, несмотря на то, что прошло много лет, она знала, что не должна пить виски в полдень. Она наблюдала за мужем, когда он слушал Сэма Викарсона: подбородок его напрягся, в глазах светилась решимость, он как-то весь подобрался.

Людям со стороны это трудно заметить, трудно понять, что бывают моменты: в жизни каждого крупного руководителя, когда от него требуются энергия и собранность, моменты страха – непрерывные, бесконечные. Для других они скрыты под небрежной легкостью и уверенностью политика.

С естественностью человека, всю жизнь занимающегося решением сложных проблем, ее муж превратился в такого политика. И в конце концов нашел себе занятие, в котором никогда не будет передышек. Иногда Филис казалось, что он медленно убивает себя.

– В данный момент мое настроение определяется потерей друга, моя дорогая, – заметил Болдвин, пристально всматриваясь в лицо Филис. – Но, глядя на вас, я испытываю что-то вроде стыда...

– Извините меня. – Филис заставила себя отвлечься от невеселых мыслей и повернулась к банкиру. – Я не совсем уверена, что правильно вас поняла.

– Я хочу сказать, что потерял друга. Но это, может быть, и естественно, учитывая его долгую жизнь. В какой-то мере вы тоже потеряли своего мужа, хотя вам еще далеко до конца. Думаю, ваша жертва куда серьезнее, чем моя.

– Похоже, что могу с вами согласиться, – попыталась улыбнуться Филис. Она старалась, чтобы фраза была легкой и беззаботной, но ей это не удалось.

– Он великий человек, знаете ли...

– Хотелось бы так думать...

– Он сделал то, что никому другому не удалось. Более того, считалось невозможным. Он склеил то, что уже разваливалось на куски. Давайте воспринимать себя такими, какими мы могли бы быть, а не такими, какие есть. Впереди у него трудный путь, но он уже позаботился о главном. У него есть стремление быть лучше, чем мы, и силы смотреть правде в глаза.

– Мне приятно слышать это, мистер Болдвин.

Эндрю повернулся к Сэму Викарсону, только что плотно прикрывшему за собой дверь. Теперь они были вдвоем.

– Как далеко зашли события?

– Боюсь, что очень далеко, сэр. Мы получили информацию, что документы были подписаны несколько часов назад.

– Что считают в министерстве юстиции?

– Ничего нового. Они все еще в поисках, но надежды мало. Настаивают на своем: покупка – или поглощение – вовсе не связана с «Дженис индастриз».

– Ладно, мы сами нашли эти связи. Мы-то знаем, что правы.

– Вы нашли эти связи, господин президент. Тривейн подошел к окну и посмотрел на террасу и на воду внизу.

– Они не располагают всей информацией. Мы не могли им всего рассказать.

– Могу я задать вам один вопрос, сэр?

– Еще два года назад тебе не требовалось для этого разрешения. Что такое?

– Не могло так случиться, что вы перестраховались? Слегка преувеличиваете? «Дженис» действует достаточно ответственно в последнее время. Да и вы постоянно держите ее под контролем... Они вас поддерживают...

– Нет, они не поддерживают меня, Сэм, – мягко возразил Тривейн, по-прежнему глядя в окно. – Мы просто заключили договор о ненападении. Я, повинуясь духу нашего времени, подписал его. У меня не было другого выбора.

– Это удачный шаг, господин президент.

– Был удачным, – сказал Тривейн с ударением на первом слове. Повернувшись к помощнику, он продолжал: – Теперь этот договор нарушен. Больше не действует. Все, конец. :

– Что вы собираетесь предпринять?

– Пока не знаю. Но в любом случае не позволю «Дженис» контролировать большую часть американских средств массовой информации. А захват газет означает именно это. Такое терпеть нельзя. – Тривейн подошел к рабочему столу. – Сначала газеты, затем журналы, радио, телевидение... Целая сеть. Нет, этого они не получат!

– Но юристы не могут найти повод воспрепятствовать им, господин президент!

– Тогда мы найдем этот повод, придется найти! Их прервало слабое жужжание телефона. Викарсон быстро пересек комнату, подошел к письменному столу, стоявшему сбоку от Эндрю, и поднял трубку.

– Кабинет президента... – Несколько секунд он молча слушал кого-то, потом произнес: – Пусть остается на своем месте. Президент сейчас занят, вернемся к этому разговору позже. Скажите, что мы пригласим его первым, как только сам будет свободен. – Викарсон положил трубку. – Пусть немного созреет, и вы тем временем подготовитесь, сэр.