Трижды до восхода солнца

— То есть ты хочешь сказать…

— Да ничего я не хочу сказать, — перебил Олег. — Журналисты хай подняли, по Первому каналу отметились в новостях двухминутным репортажем, в общем, прогремели на всю Россию. Дело на контроле Генпрокуратуры, чистый геморрой. Она и впрямь стала звездой. Посмертно. Кому это надо?

— В каком смысле?

— В буквальном. Она строчила статейки в своей газете, а наши власти ее в упор не видели. Теперь придется всерьез заняться и статейками, и теми дядями и тетями, что в них засветились.

— Убийца совершил большую глупость?

— Не то слово. И подложил свинью всем остальным. Очень опрометчивый шаг. Тут еще муженек Юдиной подлил масла в огонь, натрепав журналистам, что у нее при себе были бумаги чрезвычайной важности.

— Компромат?

— Он не смог уточнить или не пожелал. По словам безутешного вдовца, она готовила серию разоблачительных статей, но даже ему не раскрыла всех нюансов, одни намеки, но своего он добился, теперь все уверены, что убили ее из-за этих бумаг. Местные газеты завтра выйдут с ее фотографией во всю страницу. «Памяти нашего товарища» или что-то в этом роде.

— Чего ты злишься? — задала я вполне уместный вопрос.

— Злюсь, потому что в таких условиях работать будет трудно. Сверху начнут давить, подай им убийцу в рекордно короткий срок, при этом надо думать, как никого из власть предержащих на местах не обидеть. Они тоже в сторонке сидеть не будут, Москва далеко, а эти рядом. Вот и думай…

— Скажи честно, кто-то из местных уже пытался надавить?

— Нет. Но общая направленность разговоров мне малосимпатична. Сейчас многих бы устроила версия ограбления, но даже если она подтвердится, большинство граждан нашего города в нее не поверит.

— Ага. Куда не кинь, всюду клин.

— Примерно так. В ближайшие два месяца мне придется нелегко.

— Сочувствую. Что она делала в редакции вечером в субботу и где в это время был ее муж?

— Уехал на дачу. Газовый котел барахлил, и он договорился с мастером. А Юдина осталась здесь поработать. Работать дома она не любила, предпочитала свой кабинет в редакции. Вечером собиралась присоединиться к мужу, но заранее предупредила его, что задержится. После одиннадцати он стал проявлять беспокойство, позвонил ей на мобильный, она не ответила. Он позвонил домой, затем в редакцию. Охранник сказал, что она ушла часа три назад. А потом обратил внимание на ее машину. Труп был спрятан в кустах. Если б не машина, она вполне могла пролежать там до понедельника. Он позвонил в милицию, а после мужу. Тот примчался в спортивных штанах.

— Дача далеко от города?

— Нет. Можно сказать, в пригороде. Деревня Колчино, километров десять по объездной. Скажи-ка, твой интерес носит праздный характер?

— А какой еще?

— Слава богу. Я уж подумал, может, твоя сестрица решила половить рыбку в мутной воде. Дело обещает быть громким.

— Для того чтобы влезть в это дело, нужен клиент, а таковой отсутствует. Хотя… Сергей Багрянский Агаткин одноклассник. Его мать писала мемуары, и помогала ей в этом подруга, Наталья Юдина.

— Блин, — выругался бывший. — Только этого не хватало. Если кто-то из журналистов ухватится за эту идею, геморроя прибавится. Хочешь совет? Не суйся в этот гадюшник и сестре скажи, чтоб не совалась. Если нашелся псих, готовый разделаться с Юдиной, его и ваш папа-прокурор не остановит.

— Что поведал тебе надежда и опора президента? — спросила Агатка, когда в понедельник мы встретились с ней в офисе.

— Перемежал зубовный скрежет с горькими сетованиями на судьбу.

— Говорила ему, иди в прокуроры, надзирать — не работать. А он — не хочу бумажки перекладывать, останусь в следствии…

— Хорошо, что тебя папа не слышит, — усмехнулась я.

— Папа у нас святой, а святые, как правило, слепы и глухи.

— Бунт на корабле заканчивается петлей на рее.

— Я хитрая, крамольных мыслей вслух не высказываю, разве только тебе. Значит, твой бывший убежден, что убийство Юдиной — итог ее борьбы за справедливость?

— Он беспокоится, что на следствие будут оказывать давление. А в такой ситуации легко принять белое за черное.

— Да, не позавидуешь ему, — кивнула Агата. — А что ты? По-прежнему уверена, что это дело рук психа-одиночки?

— Идея вселенского заговора все еще выглядит сомнительной. Я вот что подумала, — почесав нос, продолжила я, решив высказать мысль, не дававшую мне покоя с момента разговора с бывшим. — Ванька говорил о врачебной ошибке. А если ее не было?

— То есть Аврору на тот свет спровадили сознательно?

— Ага. Но врачи к этому никакого отношения не имеют.

— Опа… Это как?

— Лекарство, спровоцировавшее приступ и последующую за ним кому, могло попасть к ней в организм раньше и совсем другим путем.

— Продолжай, — заинтересовалась Агата, перестала носиться по своему кабинету, в котором мы в тот момент находились, и, устроившись за столом, уставилась на меня.

— Мы ведь были на приеме. Много людей, много выпивки… Официантка поднесла ей рюмку текилы, она в единственном числе стояла на подносе в окружении бокалов с шампанским. Девушка еще сказала, что это презент от Гришина, который знает ее вкусы. Аврора умилилась, назвала Гришина «святой душой» и махнула рюмку, закусив лимоном. Да, еще заметила, что на текиле Гришин сэкономил, хоть и святая душа. Видно, вкус напитка даме пришелся не по нраву.

У сестрицы отвисла челюсть. Минуты две, не меньше, она смотрела на меня в полном обалдении.

— Фимка, это ты сейчас придумала? — наконец произнесла она.

— Да не придумываю я ничего. Все так и было.

— А чего молчала-то?

— Не придала этому значения. И сейчас сомневаюсь, что за всем этим видится чья-то злодейская рука. Уж очень все по-киношному.

— Гришин в роли злодея не катит. Маменька к нему душевно расположена, а у нее аллергия на людей с пятнами на биографии. А если пятен нет, какой ему резон лезть в дерьмо?

— Может, у него и спросим?

— И как ты себе это представляешь? Явимся к нему и зададим вопрос: не вы отравили госпожу Багрянскую, сыпанув ей в текилу какой-то дряни?

— Сформулируем вопрос иначе, — усмехнулась я. — В любом случае он что-то ответит. Нам важен не столько ответ, сколько его реакция.

Агатка поднялась и шагнула к вешалке, на которой висело ее пальто.

— Идем.

Однако прежде чем отправиться к Гришину, я решила заручиться мамулиной поддержкой. Но звонить ей предложила Агатке, сестрица вызывала у нее куда больше доверия, нежели я. Разговор с мамой длился пять минут и заслуживал десяти баллов по пятибалльной шкале. Обойдя все острые углы, Агатка смогла убедить маму, что к Гришину у нее дело чрезвычайно важное и конфиденциальное, и даже намекнула, что благополучное разрешение этого дела скажется на нашей карьере самым благотворным образом. На счастье, мама, впервые после долгого отсутствия появившись на работе, была весьма занята и из всего сказанного уловила главное: Агатке до зарезу надо, чтобы Гришин ей помог. Пообещала с ним немедленно связаться, перезвонила буквально через двадцать минут и милостиво сообщила, что он нас ждет. Я-то думала, что нам придется ехать в «Успенскую слободу», но оказалось, что офис Гришина находится в гостиничном комплексе «Олимпик», который тоже принадлежал ему.