Трижды герой
Шрифт:
Самолеты не запускались с осени. Каждой группе предназначен свой самолет, его нужно быстро привести в порядок. Учлеты строем идут к ангару, где стоят «У-2». Ребята берут крашеные ведра, тряпки и мочалки. Со смехом и песнями начинается веселая работа.
На другой день учились садиться в самолет. Долго отрабатывали движения. Потом подготавливали материальную часть, проверяли приборы, ремонтировали в мастерской детали, приводили в порядок инструменты.
Через две недели инструктор Кальков выстроил всех на линейке и торжественно сказал:
— Наземная подготовка окончена. Нынче начнем летать. Будет ознакомительный полет в зону.
Кальков дал газ, мотор взревел, и машина тронулась с места. Иван и не заметил, как она оторвалась от земли. Внизу поплыли игрушечные домики с красными и зелеными крышами, прямоугольники садов. А вот и техникум...
Самолет уже на большой высоте. Кожедуб внимательно следит за действиями инструктора. Кальков говорит в переговорную трубку:
— Держись, Иван. Идем в штопор!
Кальков убирает газ. Наступает жуткая тишина. Кажется, будто вместе с мотором остановилось и сердце. Иван чувствует, что лоб его покрывается потом, даже волосы становятся мокрыми, хоть выжми. А вдруг они не выйдут из штопора?
Из штопора, конечно, вышли, и как показалось Ване, — у самой земли. Самолет направился к аэродрому.
Ваня вылез из кабины в совершенном оцепенении.
Через два месяца он сдал в техникуме последний экзамен и перешел на четвертый курс. Теперь можно с утра до ночи пропадать на аэродроме. Инструктор летал с ним по три раза в день.
В один из этих дней старый Никита Кожедуб наконец узнал, чем занимается целыми днями его неуемный сын. Но спорить с Иваном, отчитывать его и переубеждать было уже бесполезно и поздно. Старик ничего не сказал.
Занятия становились все увлекательнее. Именно тогда Ваня запомнил на всю жизнь, что в воздухе самое главное—это внимание. Надо уметь все видеть одновременно. За малейшую рассеянность или нарушение правил Калькой наказывал очень строго: по нескольку дней не допускал до полетов.
Однажды он положил на инструкторское место тяжелый мешок с песком и сказал Ивану: — Полетишь сам.
В воздухе все хорошо обошлось, он сделал круг и пошел на посадку. И тут произошло то, чего Иван больше всего боялся: самолет едва не вспахал носом землю.
— Блеснуть захотел, — жестко сказал Калькой, когда он, смущенный и расстроенный, доложил ему о случившемся. — Лети еще раз. И чтоб без штучек, без выкрутасов. Соблюдай все правила.
...В аэроклубе все чаще велись разговоры о том, куда идти дальше — в истребительную или бомбардировочную авиацию. Ивану хотелось быть истребителем. В мире все больше и больше пахнет порохом. Никто не сомневается, что фашисты могут напасть не сегодня-завтра. Тогда он покажет себя. Тогда он будет яростно, как ураган, врываться во вражеский строй и сбивать одного стервятника за другим. Он собьет десять, двадцать, сто самолетов и обязательно будет героем, как Чкалов. Война закончится, и он вернется с орденом в Ображеевку, и все девчата будут заглядываться на него. Но он никого не удостоит своим вниманием. Он будет гордым и неприступным.
Поток мальчишеских мечтаний заливал голову юноши. Сердце его колотилось от томительного ожидания великих свершений.
В один из октябрьских дней всех учлетов выстроили на аэродроме и объявили, что завтра приезжает комиссия. Нужно показать себя, потому что комиссия строгая.
Комиссия приехала, начались полеты. Очередь
доходит и до Ивана. Виражи и петли он делает спокойно. Главное — посадка, которая никак ему не дается.Но, кажется, и посадка прошла удачно.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите получить замечания! — Иван вытягивается перед начальником комиссии.
— Замечаний нет. Отлично.
Все учлеты группы Кожедуба были определены кандидатами в училище. Теперь они с нетерпением ждут вызова. В ночь на 30 ноября началась война с белофиннами. Почему же их не вызывают? Непонятно...
Вызов пришел только в феврале. И вот, вместо того, чтобы ехать на последнюю производственную практику, Ваня с другими аэроклубовцами сел в поезд и поехал в училище. За окном мелькнули взволнованные лица провожавших, колеса застучали ровнее и ритмичнее, и снова как бы сама собой возникла и охватила весь вагон любимая песня:
Там, где пехота не пройдет.
Где бронепоезд не промчится.,.
На маленькой станции их ждал лейтенант из училища. Незнакомый паренек, дожидавшийся обратного поезда, сказал им, что врачи из медицинской комиссии зверствуют и его забраковали, хотя у него все в порядке.
Ребята встревожились. Врачи оказались действительно очень придирчивыми, но все обошлось благополучно. Через три дня им объявили, что в училище они приняты, выдали красноармейскую форму—гимнастерку, шинель, буденовку — и познакомили с распорядком дня. Началась новая жизнь. Кожедуба назначили командиром отделения и нацепили на петлицы по два треугольника. Ребята тут же прозвали его «батько».
Не так-то легко было сразу понять, что умение быстро и хорошо заправить койку или скатать шинель, завязав ее особыми шнурками — тренчиками, необходимо так же, как, например, умение стрелять.
Поначалу курсанты обижались на командиров, считая многие из их требований пустой блажью. Но потом поняли, что это не блажь, что если ты хочешь быть ловким и точным в большом, нужно сначала быть таким же и в мелочах.
В ленинской комнате они приняли военную присягу и получили красноармейские книжки.
Начались серьезные занятия авиационной техникой. А через два месяца, когда уже опять, как год назад, горячо светило солнце и когда все испытания по теории были сданы, началась летная практика.
— «УТ-2» — это вам не «У-2»,— говорил инструктор лейтенант Тачкин. — Этот самолет гораздо послушнее в воздухе, но требует более точных и строгих движений.
Потом был еще один самолет — «УТИ-4». На нем летать было еще сложнее, чем на «УТ-2». И вот, наконец, настоящий боевой истребитель — «И-16». Снова, и еще больше, чем раньше, Ваня чувствует, что не ладится у него с посадкой, не хватает еще чувства своей слитности, нераздельности с машиной, которое достигается умением распределять внимание так, чтобы не делать ничего лишнего.
Но это тоже далеко не все. Исход боя зависит от умения стрелять. На учебном полигоне начинаются упражнения по стрельбе из пулеметов. Кожедуб стреляет далеко не блестяще. Инструктор Тачкин утешает его:
— Был такой летчик Чкалов. Слыхали? Пилотировал он отлично, не то что вы, а стрелял поначалу из рук вон плохо, совсем как вы. Но потом упорная тренировка помогла ему выйти на первое место по всем видам стрельбы. Притча ясна, курсант Кожедуб?
«Это время звенит телеграфной струной», — декламирует Тачкин по вечерам своего любимого Маяковского. Время летит, суровое и тревожное время...