Трое из Города

Он стоял в центре города, посередине огромной квадратной площади, от углов которой расходились четыре прямые, как стрелы улицы к четырем главным рынкам.

Знаменитый местный поэт Гирардинус Сладкоголосый однажды поднялся в небо над Аквилоном на диковинной крылатой конструкции. После пяти минут полета конструкция сломалась и низринулась с небес вниз, по счастливой случайности угодив в озеро.

Когда вытащенный из воды поэт очнулся, он первым делом сочинил балладу, где сравнивал Аквилон с прекрасным цветком о четырех тычинках. Доля правды в поэтическом сравнении имелась: четыре улицы были единственными прямыми во всем городе, а остальные представляли собой настоящий лабиринт.

Больше всего в Аквилоне было гостиниц и харчевен: ведь в дни праздников тысячи паломников приезжали к Храму, а праздники случались часто – почитай, каждую неделю. Совет Города строго следил за порядком, поддерживая мир и спокойствие в разношерстной массе людей, населяющих город и гостящих в нем.

Затычка ни разу не был в Аквилоне, но хорошо знал, как добраться до подворья, где расположились акватиканские паломники: отец Полосатика регулярно доставлял сюда королевскую почту и много рассказывал троице друзей о городе. Они слушали и мотали на ус: это было поинтересней уроков скучной госпожи Колизы и, кроме того, перед Посвящением в Гонцы надо было сдать трудный экзамен, на котором проваливались пять человек из десяти и уже сейчас следовало копить знания впрок. А данюшки очень хотели стать Гонцами…

Пробежав пару улиц, Затычка свернул налево, потом направо и уперся в большой огороженный двор, где раскинулись разноцветные палатки и шатры. Над полосатым зелено-белым королевским шатром развевался флаг Акватики, два внушительных Тигровых Меченосца охраняли вход. В глинобитной стене, окружавшей двор, были глубокие ниши, служившие складами и стойлами. В стойлах дремали панаки, а под полотняным навесом шевелился во сне королевский птеригоплихт (из-за своих размеров он не вошел в стойло).

Жители Акватики привычно расположились и на новом месте: Гончары с Гончарами, Ткачи с Ткачами. Над каждым шатром висел цеховой герб его обитателей.

Сердце Затычки так и рванулось к белой стреле с красным оперением, вышитой на синем шатре, где, живые и невредимые, спали его родители, ничего не знающие о кошмаре, накрывшем Акватику. Больше всего ему хотелось увидеть маму, прижаться к ней и долго-долго не отпускать, радуясь, что все страхи позади. Но сейчас он был Гонцом.

Ноги поднесли его к королевскому шатру. Меченосцы вскочили и, обнажив мечи, заслонили вход.

– Городом, Народом и Землею посланный! – сказал старинную Формулу Беды Затычка. – Да не прервется Круг Единения!

Меченосцы расступились, пропуская Посланца Беды к Королю.

* * *

В лагере чужаков задымили костры, забулькала похлебка в закопченных таганах. Сглатывая слюну, Шустрик и Полосатик лежали в кустах и наблюдали.

Пленники сидели кучкой, по-прежнему присоединенные к общей цепи. Забияка и принцесса Бурунди были среди них, скованные вместе. Роскошное кремово-розовое платье принцессы не было предназначено для ночного марша по лесной дороге, и вуалевый подол его сильно обтрепался, превратившись в грязные лохмотья. Лицо принцессы осунулось, и под глазами залегли глубокие тени, но сидела она подчеркнуто прямо, не позволяя шее покорно согнуться под тяжестью широкого металлического ошейника. У Забияки какой-то тряпкой была перевязана голова, лицо чернело синяками и кровоподтеками, видимо, его пинали. Среди пленников он был самым избитым.

– Давай подберемся к нашим поближе! – шепнул Шустрик, которому до смерти надоело лежать без движения.

– Зачем? – удивился спокойный Полосатик.

– Ну-у… Вдруг мы сможем им помочь… – неуверенно протянул Шустрик.

– Помочь мы им не сможем! – рассудительно сказал Полосатик. – Из-за этой чертовой цепи им далеко не уйти, даже если мы отвлечем пирров. Они скованы намертво. Только настоящий кузнец сможет их расковать.

– Да там же сплошь Кузнецы! – буркнул Шустрик.

– Это не один час работы… Вот если бы тут был отряд солдат с харацинскими луками…

Друзья увлеклись разговором и не заметили, что в их сторону идет один из пирров. А когда заметили, отползать в сторону было поздно.

Невысокий, но страшно широкий в плечах пирр приближался. Роскошная кольчуга плотно, как вторая кожа прилегала к его телу, перехваченная широким ремнем и, словно чешуя, поблескивала отполированными колечками. В ухе болталась золотая серьга с громадным, кроваво-красным рубином. Такой же рубин украшал рукоять ножа, висевшего на поясе. Рожа пирра была такой же свирепой, как и физиономии его товарищей.

Данюшки вжались в прошлогоднюю листву, стараясь даже не думать, что будет с ними, когда враг их обнаружит.

Пирр остановился около скрывавшего мальчишек куста – им было видно каждую заклепку на его сапогах, сытно рыгнул и справил мучившую его малую нужду прямо в соседний куст. После этого заправился и пошел к своим.

Шустрику показалось, что со спины убрали тяжеленный камень.

– Вот гад! – шепнул он радостно. – Представляешь, если бы он нас увидел? А уж воняет-то от него как! Бр-р! Небось, целый месяц не мылся – точно!

Полосатик молчал, уткнувшись лицом в сухие листья.

– Ты чего? – испугался Шустрик, пихая друга локтем.

– Я думаю! – Полосатик поднял голову и пояснил: – Смотри, что получается: мы решили, пирры пойдут Нахоженным Трактом через перекресток около Неминуемого Моста, так?

– Так, – согласился Шустрик. – И что?

– Но они-то пошли через Чащобы напрямик к Предгорью и если мы пойдем с ними, то на Неминуемый Мост никак не попадем. Затычка решит, что пирры еще в Городе и войско двинется к Акватике. А там сто лет уже никого нет. Соображаешь? – постучал себя по лбу Полосатик.

– Спрашиваешь! – обиделся Шустрик. – Ну и что делать будем? Опять разделимся?

– Да. Я пойду за ними, а ты побежишь Дорогой Конца, которая выводит к Неминуемому Мосту.

– А что, и такая есть? – удивился Шустрик.

– Конечно! А ты как думал? В Пещеры ведут три Дороги Конца: одна от нас, одна из Предгорья, одна от Неминуемого Моста.

– Только я есть хочу! – неожиданно сказал Шустрик. – Трудно бежать с голодным животом… Давай у них чего-нибудь съестного сопрем!

– Тебя так и тянет попасться! – возмутился серьезный Полосатик. – Ради ложки каши головой рискуешь!

Он сердито достал из-за пазухи припрятанный еще с обеда у тетушки Гирошимы ломоть хлеба.

– На, троглодит!

– Я и не знал, что ты такой зажилистый! – уважительно удивился Шустрик, честно отламывая половину, и возвращая остальное другу.

– Я не зажилистый, а хозяйственный! – поправил его Полосатик, вгрызаясь в подсохшую горбушку.

Над поляной плыл вкусный запах походной похлебки с дымком.

Глава пятая

Когда мобильное войско под предводительством Короля спешным маршем выступило к Неминуемому Мосту, Аквилон шумел, как растревоженный улей.