Трое

Мерл повысил голос, словно бессловесный собеседник выразил сомнение.

– Я, блядь, всю жизнь жил в говне, жрал говно, ширялся говном! И творил я тоже говно! И нихера не думал, что в сорок лет… Что такое случится. Да не конец мира, мне похер на него! Мы с братухой даже не особо разницу заметили, наоборот, лучше стало: копов нет, твори, че хочешь! Я не думал, что со мной она случится… Мишель. Ты знаешь, скотина ты бессловесная, я даже рад, что мир в жопу рухнул! Потому что, если б не это, хер бы мы с ней встретились!

Мерл задохнулся, видно не справившись с эмоциями. Керол слушала, пораженная накалом страсти в его голосе. Она не думала никогда, что Диксон на такое способен.

Между тем он опять заговорил, уже более спокойно, но с каким-то внутренним надломом:

– Я понял, че такое счастье, когда мы встретили ее. Не, сначала, само собой, не понял… Хорошо, конечно, че говорить, она же красотка. Прикинь, поверить не мог первое время, среди ночи встану покурить, потом вернусь и смотрю на нее, смотрю… Как будто исчезнет щас, как глюк после мета. Все боялся, что это мне чудится, и что щас раз - и проснусь, а я в свинарнике обычном своем, и рядом блядь какая-нибудь под боком, и братуха зло смотрит, потому что я очередную хуйню творил накануне… Вот прям вообще не сразу привык… Но уж когда понял все… Знаешь, Гризли, мы тогда с домике охотничьем жили, тихо так, спокойно. Так мне там хорошо было, пиздец просто! Вот всю жизнь бы так прожил. С ней и с братухой. И никого больше не надо. Как я потом жалел, что мы свалили оттуда! Не надо, не надо было! Она же… Гризли, она же не смотрит на нас теперь! Ни на меня, ни на него! Как будто нас нет! Как будто этого не было всего! Одной хуйней! Одним хуевым поступком! Все! Все перечеркнули! Блядь!

Мерл опять задохнулся, долго и мучительно откашливался. Потом, судя по всему, приведя себя в относительное спокойствие, продолжил:

– Вот никогда у меня дома не было, куда хотелось бы вернуться. А туда хочу. Все время хочу. Кажется, вернусь - и все будет по-прежнему. А ты, Гризли? Домой хочешь?

Керол, оглушенная его исповедью, все-таки решила, что не будет больше слушать, слишком больно это, слишком лично, но последний вопрос заставил остановиться.

– Да? Хочешь?

Судя по заинтересованности в голосе Мерла, Гризли что-то сделал, как-то ответил на вопрос.

– Слышь, а ты ведь не американец, да? Вообще не отсюда? Да?

Керол в волнении сжала пальцы. За все время их отношений, Гризли так и не сказал ей, откуда он.

– Так… Профи… Явно воевал… СВД… Русский, что ли?

Русский? Керол открыла рот в изумлении. Русский… Она мало что знала, про Россию, только то, о чем говорили по телевизору в той, далекой жизни.

– Слышь, ну прикольно. Русский… Какого же тебя принесло-то сюда? Ренни перешел дорогу русской мафии?

Мерл хохотнул.

– Ну, в принципе, он был тем еще безбашенным ублюдком… Ну ты, мужик, встрял, конечно же… Приехал, задание сработал, а назад никак… А у тебя там семья? Да? Че, и жена есть? Да...

Больше Керол не могла терпеть. Она тихо отступила в тень, стараясь смотреть под ноги, чтоб , не дай Бог, на что-нибудь не наступить и не обнаружить себя, скользнула к зданию тюрьмы.

Взбежала на второй этаж, в камеру, что делила с Гризли, заперла дверь, без сил уселась на койку.

– Что же мне делать?
– тихо прошептала она, машинально погладила себя по животу, - что же нам делать?

Мишонн.

Мишонн стояла на вышке, лениво оглядывая окрестности. День был солнечный, небо глубокое и чистое, настроение не портили даже вонь и хрипы немногочисленных ходячих за воротами.

Место было новое, но обязанности у нее были все те же: наблюдение и охрана. Как в Вудберри. За одним, существенным,исключением: те же обязанности были здесь практически у всех жителей. Все ,по очереди, стояли вахту на воротах, за исключением детей, стариков и беременных женщин. Все, по очереди, помогали на кухне. Все, по очереди, ездили за продуктами.

Все были при деле. Лидер этой общины, Рик, поддерживал порядок железной рукой. И, несмотря на то, что взгляд у него порой был абсолютно сумасшедшим, доверие вызывал он больше, чем открытый, позитивный, улыбающийся Губернатор.

Его жена, Лори, дохаживала последние месяцы до родов. Местный врач, Хершелл, давал позитивные прогнозы. Его сын, Карл, тоже нравился Мишонн, он не путался под ногами, рос серьезным и самостоятельным, порывался стоять на вышке и на воротах, наравне со взрослыми.

У Рика было, ради чего стараться, выстраивать долговременные отношения, улучшать условия жизни.

Мишонн вспомнила, как Андреа тихим шепотом рассказывала, что не все так уж позитивно было в жизни Рика до недавнего времени. Упоминались имена Шейна и Лори… Но, судя по всему, это все было в прошлом. К радости подруги, переключившей внимание Уолша на себя.

Мишонн усмехнулась, покачала головой. В этом была вся Андреа. Без мужского внимания жизнь ей казалась неполноценной. А вот сама Мишонн прекрасно без этого обходилась. Жаль только, что ее мнение по этому поводу кое-кем совершенно не учитывалось.

Стоило подумать только, как снаружи раздался тихий свист и веселый голос:

– Oh, bebe, eres como el amanecer de la manana! ?No puedo dejar de mirar! ( Ох, малышка, ты просто как утренняя заря!Не могу налюбоваться!)

Мишонн чуть поморщилась, впрочем, снизу этого было незаметно, и промолчала. Надоедливый мексиканец ходил за ней по пятам с момента приезда в тюрьму, постоянно что-то говорил, нашептывал жарко, если удавалось приблизиться, кричал вслед на испанском, когда проходила мимо. Мишонн даже не пыталась выяснять, что именно, ей было все равно. Походит, и отстанет. Ну, или она его отвадит. У нее для этого был прекрасный, очень острый аргумент.

– Спускайся, belleza, вон твоя смена идет, пошли завтракать!

Мишонн увидела вдалеке Гленна, который шел сменить ее, взяла куртку, спустилась вниз, игнорируя заботливо предложенную Мартинезом руку.

Тот, впрочем, не растерявшись и не обидевшись, воспользовался моментом встать поближе, тихо и горячо шепнул проходящей мимо него женщине:

– Que caliente, te quiero.(Горячая какая, хочу тебя)

Судя по всему, что-то явно неприличное… Хорошо, что она языка не знает, а то пришлось бы бить…

А так, в очередной раз делая вид, что ничего не слышала, Мишонн просто прошла мимо, чуть двинув плечом Мартинеза с дороги, кивком поздоровалась с Гленном и направилась к летней кухне.

Мартинез шел следом, уговаривая ее погулять после завтрака, обещая показать что-то совершенно estupendo, что бы это ни значило.

Мишонн даже головы не поворачивала, уже по опыту зная, что любое ее слово, любой жест будут восприняты прилипчивым мексиканцем, как сигнал к действию.

Пока шла, все раздумывала, с чего это он так к ней прицепился. Мишель как-то обмолвилась, что Мартинез увлекался ею. Мишонн тогда еще, помниться, подумала, что парень не иначе самоубийца. Мишель была в то время с Диксонами, и к ней даже подходить было нежелательно, а уже тем более пытаться проявить знаки внимания. Да уж, судя по всему, Цезарь парень смелый, даром, что кретин.