Трофики

– Ну и в глухомань мы забрались… – обобщил всеобщее настроение Райдер и с усилием проглотил слюну. – А ведь еще обратно через эту целину ехать…

– Обратная дорога короче, – усмехнулся Артем и вздрогнул, когда на опушке между ветками забилась крупная птица, тревожа листву.

– Назад не придется… – пробормотал Борька со зловещим придыханием, за что и получил от Аллы кулачком под ребро.

Через минуту из кустов вывалился Генка. Он подтягивал штаны и что-то жевал. Поначалу он направился к машине, потом передумал, зашагал к грибнику и начал у него что-то выспрашивать. Мужчина оторвался от своего собирательства, поднял голову. С дороги плохо просматривалось его лицо – вуалировали ветки. Генка проторчал с ним довольно долго – что-то спрашивал, выслушивал ответы. Поначалу он был подчеркнуто вежлив, изобразил неуместный в глубинке жест «вай». Потом поскучнел, сделался каким-то землистым. Он хмуро внимал, явно не пребывая в восторге от адресованной ему тирады. Потом что-то бросил, неуверенно улыбнувшись, еще немного послушал и побрел прочь, пребывая в нехарактерной задумчивости. Абориген проводил его долгим взглядом, покачал головой и на корточках сместился к соседнему кусту – похоже, благородные грибы в этой местности росли друг на дружке. Генка пребывал в такой задумчивости, что забыл, куда направлялся. Сделал несколько шагов, очнулся, повертел головой и потащился к микроавтобусу.

– Старичок открыл тебе страшную тайну? – осторожно осведомился Семен, когда Генка забрался в салон.

– Что? – Генка вернулся в чувство и как-то со скепсисом почесал оттопыренное ухо.

– Что слышал, – ухмыльнулся Борька. – Колись – старичок-боровичок подтвердил тебе всю достоверность озвученной мной информации? Мы едем туда, откуда живыми не возвращаются?

– Да идите вы, – отмахнулся Генка и немного покраснел. – Все нормально. До Распадов верст шесть – не ошибемся, если поедем по этой дороге. Старичок пришел из Улымжарово – мы мимо проезжали. Кормится тем, что собирает в лесу. Отвозит грибы в Каргалак и продает в базарный день. В Распады он никогда не ходил, молва об этой местности гуляет недобрая. Но чтобы какие-то ужасы… такого он не слышал, – Генка немного смутился, устроился на свое место и отвернулся к окну.

В конце пути народ опять разговорился – натужно, через неохоту, но вроде оживились. Пейзаж мрачнел с каждой верстой. Угрюмые осинники теперь чередовались с нагромождениями скальных пород. Временами леса отступали и местность принимала такой вид, словно ее утюжили бомбардировщики. Дорога тоже была не лучше – Артем удачно пошутил: такое ощущение, что еще Ермак ее топтал, а после него никто. Внезапно обнаружили, что параллельно заросшей чертополохом грунтовке тянется бетонная дорога – вернее, остатки бетонной дороги. Плиты давно раскрошились, разъехались, во многих местах дорожное полотно просело, превратилось в вереницу впадин и перегибов – и почти на всем протяжении поросло бурной флорой. Информация подтверждалась – здесь когда-то находилась воинская часть. Проплывали разрушенные бараки, покосившееся здание гарнизонного клуба – оно наполовину вросло в землю, а то, что осталось над поверхностью, превратилось в какую-то страшноватую клумбу. Проплыла баскетбольная площадка, на ней сохранился единственный щит на столбе с проржавевшим кольцом. Здания с пустыми глазницами остались в стороне – они удалялись, люди смотрели на них как завороженные. Между скалами оставалось единственное место для проезда, и голос в навигаторе настойчиво уверял, что нужно ехать именно сюда, никуда не сворачивая, а через двести метров будет то, к чему стремились. Свернуть тут, в принципе, было некуда. Люди молчали, исполнясь какого-то трепетного пиетета. Даже Рогачева перестала бубнить и лишь сердито пыхтела. Сумрачные скалы теснились вдоль изрытых обочин – скособоченные, расколотые, с зубцами и террасами. В окружающем пространстве что-то было не так… Это мог бы отметить даже человек, не обладающий избыточной чувствительностью. Люди напряглись, как-то занервничали. Источник беспокойства носился в воздухе, выползал из черных расщелин в мертвом камне, спускался вместе с полумглой, окутавшей район. Ульяна цепенела – в душу забиралась необъяснимая тревога. Не бывает дыма без огня! Если сказано, что в этой местности что-то есть, значит, что-то есть. Грибник в лесу прочел нравоучение Генке, и продавщица предупреждала весьма недвусмысленно. Олежка тяжело вздохнул, растерянно покосился на подружку.

– Ты чего? – прошептала Ульяна, находя его руку.

– Не знаю, – Олег немного побледнел, пожал плечами. – Грудь сдавило как-то… Да нет, все нормально, сейчас отпустит…

– Начинается чертовщина… – скупо прокомментировал Борька. Он уже не улыбался. Подрагивала жилка на виске, и кончики усов подозрительно шевелились.

Генка Аракчеев вдруг состроил недоуменный лик и начал хлопать себя по ушам. Потом уставился на людей, объяснил как мог:

– Вечерний звон, чего смотрите… В ушах зазвенело, ничего не слышу… Хотя нет, уже слышу… Вы что-то говорили, нет?

Все молчали. Генка стушевался, начал растирать правое ухо, которое мгновенно превратилось в румяный пельмень. Алла молчала, хмуро смотрела на подругу, забыв про своего Руслана, который вдруг начал елозить по сиденью, хмуриться, а потом изрек ни к селу ни к городу:

– Мало выпили…

– Так в чем проблема? – оживился Артем и начал рыться в рюкзаке, хотя то, что он искал («ноль-пять», от ведущих производителей ликеро-водочной продукции), лежало на самом верху.

Семен Райдер одной рукой тоже зарылся в баул, другой придерживал очки, спадающие с носа. Извлек прибор в коричневом футляре, протер его рукавом, стал вертеть ручки.

– Получается? – вытянул шею Генка.

– Получается, получается, убери свой нос… – бормотал Семен, справился с прибором и вынес непреложный вердикт: – Сорок пять микрорентген в час.

– М-м… – как-то неопределенно замычала Алла. – А норма какая? Что-то мне уже страшно…

– Кажется, двадцать? – предположил Олег.

– Сорок пять – нормально, – успокоил Райдер. – Данная норма может быть превышена в десятки раз без всякого вреда для здоровья… – он замолчал, уставился на мутный экран. – Уже пятьдесят… пятьдесят пять… Все, кажется, устаканилось. Фигня, народ, – он опасливо покосился за окно, мимо которого проплывала монолитная скала, похожая на спящего тролля. – Это не радиация, здесь все быльем поросло, всего лишь небольшой фон…

– Это что-то другое, – с натугой вымолвил Борька и заткнулся, когда все на него воззрились как на главного идиота.

– Послушайте, люди, – не выдержала Ульяна, – вы что, мазохисты? Получаете удовольствие от процесса? Давайте поедем обратно, не будем портить себе день. Пари аннулируем, устроим пикник где-нибудь в дубраве под Каргалаком, искупаемся в озере…

– Я, собственно, поддерживаю, – поднял голову Генка и с надеждой глянул на товарищей. Его небритые щеки покрывались малосимпатичными пятнами. Ульяна поймала себя на мысли, что только Генка знает, что на самом деле сообщил ему грибник. И, судя по физиономии, эта информация была не самым радужным посланием. Озвучивать ее Генка не спешил, резонно полагая, что его высмеют и это все равно ничего не решало. Что и подтвердили дальнейшие слова Борьки:

– Уж извиняйте, леди и джентльмены, пари есть пари, мы же люди слова, разве нет? Восьмеро из нас могут прийти к такой же мысли, что Ульяна, и это ничего не изменит, если девятый против. Пройдем до конца этот путь, раз взялись.

– Сволочь ты, Борька, – сокрушенно вздохнул Аракчеев. – Воспользовался тем, что мы слабы на алкоголь. Вот только непонятно, зачем тебе это надо?

– Вы совсем-то с ума не сходите, – фыркнул Руслан. – Сверхъестественные явления существуют исключительно в умах людей – заверяю вас с полной ответственностью. Сами накрутили себя – а теперь дышим как на последнем издыхании…

Ульяна съежилась – похоже, ей раньше прочих сделалось по-настоящему страшно. Рогачева вдруг чертыхнулась и резко затормозила. Народ недовольно зароптал – не хрусталь, понятное дело, везем, но, в общем-то, и не дрова…

– Прибыли, горе-странники, – поставила в известность Рогачева. – Полюбуйтесь, если не верите. Еще немного – и скопытились бы к той бабушке. Вытряхивайтесь, пожалуйста…

Дорога обрывалась. Узкое пространство между нависающими скалами пересекала трещина глубиной в человеческий рост. Между каменными глыбами угрожающе завывал ветер, проникал в салон сквозь открытое окно. Было темно, как в сумерках, хотя часы показывали всего лишь начало второго дня. Люди зашевелились, стали вставать, мешая друг другу.

– Вещи берем? – как-то глупо поинтересовался Артем.

– Бери, – отрубил Борис. – На первые три дня, а потом уже не понадобится, – и похабно гоготнул, за что едва не получил по шее. – Не, мужики, в натуре, много вещей брать не надо. Продукты и бухло оставим, коптильню я тоже, пожалуй, не потащу…

Люди выбирались из машины, со скепсисом озирались. Держались все вместе, разбредаться никому не хотелось. Застегивали куртки, натягивали кепки и бейсболки. Их окружало серое каменное царство. Облака примерно той же свинцовой колеровки барражировали небо – степенно, с достоинством. Дождевых туч пока не наблюдалось, только ветер посвистывал, забираясь за воротник. В округе, помимо компании молодежи, не было ни одной живой души.

– Ну, с богом, смертники, – пробормотал Борис и первым отправился форсировать разлом. Он спрыгнул вниз, повозился среди известняковых огрызков и начал выбираться по крутому склону на противоположную сторону. Затем спустился Артем, помог слезть женщинам. Ульяна ойкнула, когда камень в откосе, на который она случайно наступила, вдруг качнулся. Слетела вниз – Олежка издал протестующий возглас, – но Артем успел ее поймать.

– Остерегайтесь работающих механизмов, – хмыкнул Генка, хватая за хлястик Райдера, который собрался наступить на те же грабли. – Офигеть, народ, – пожаловался Генка, осторожно спускаясь вниз. – Всю жизнь считал, что усложнять жизнь надо другим, а не себе. Устроили прогулку выходного дня… Вам не кажется, что мы успешно совмещаем бесполезное с неприятным?