Тролльхеттен

— Не стоим! Идем!

Дивер кивнул, казалось, с облегчением, уступая Сергееву место лидера. Несмотря на холодную погоду на лбу Севрюка выступил крупный пот.

— Идем спокойно, ни на что не реагируем, — добавил Влад, — не стреляем по пустякам.

И они шли. Туман бормотал им смутные сказания, притчи и легенды. Невидимое море вздыхало и шумело, Белоспицын напряженно прислушивался к слышимым ему одному голосам и иногда что-то бормотал в ответ. Владиславу и самому временами казалось, что он слышит неясные, но вместе с тем такие знакомые голоса, задающие ему бесконечные, требующие ответа вопросы. Самым неприятным было то, что вопросы не имели ответа, как и все им подобные изыскания о смысле жизни. Но не отвечать голосам было глупо. Больше того, это было неправильно.

Он кажется даже пару раз что-то ответил им, то что было ему по силам, и даже попытался развить свой ответ дальше, но тут из тумана вынырнул серый остов непонятного здания, и это вернуло Сергеева к реальности.

Их путешествие закончилось как раз тогда, когда начало приобретать явственный привкус кошмара.

Не успели они миновать дом, как туман начал рассеиваться, а вместе с дымом уносилось и назойливое невнятное бормотание. Зеленоватые клубы съеживались, уплывали прочь, назад, откуда появились, в мировое гнездо всех туманов на свете.

Зрелище, которое они открывали глазу беглецов, было одновременно радующим глаз и вгоняющим в отчаяние. Свежий ветер дул им в лица, нес с собой мокрую водяную взвесь, похожую на брызги штормящего моря, и улетал дальше по улицам, трепля теряющие листья деревья и залихватски посвистывая в пустых рамах некоторых окон.

Эпическое здание с колоннадой, возникшее впереди, не было ни греческим Парфеноном, ни сказочным дворцом из страны магов и чудовищ. Не было это даже фронтоном Большого Театра, как стоящий рядом футуристических очертаний дом не являлся выходцем из высоко бюджетного фантастического фильма.

Это соответственно были здания суда и милицейский участок родного города Влада Сергеева. И стояли они вовсе не на окраине, напротив скоростного шоссе Москва-Ярославль, а там, где им и полагалось — напротив друг друга на разных краях Арены, Центральной площади города.

Дома были на месте. Следовательно, не на месте были сами беглецы.

— Что за… — выдохнул идущий позади Степан. — Это же…

— Куда мы шли?! — резко спросил Дивер, обычная уверенность вернулась к нему, несмотря на то, что ситуация, напротив, с пугающей скоростью сдвигались в сторону станции «безумие».

— К шоссе, на северо-запад от площади, — сказал Влад, — другое дело, что в тумане мы могли заплутать и ходить кругами. Но даже тогда…

— Что тогда?

— Просто не успели бы дойти до Арены. Сколько мы шли? Двадцать минут, тридцать, час?

— Это все туман! — мрачно сказал Дивер. — Он нас задурил. В нем был какой-то наркотик, все ведь чувствовали запах, да?

При упоминании тумана Сергеев резко обернулся, но увидел только уходящую вдаль Центральную улицу. Проспект был широк и почти не изгибался, так что, напрягши зрение, можно было разглядеть горбик Старого моста над Мелочевкой. Загадка на загадке, ведь уходили они вверх по Школьной, с каждым шагом удаляясь от городского центра. Влад представил размеры круга, который они должны были сделать, и содрогнулся. Даже при хорошем пешем ходе на это ушло бы часа три-четыре. Город все-таки был не маленький.

— Что происходит! — почти вскрикнул Белоспицын. — Это же… не может быть.

Сергеева так и подмывало спросить у него насчет голосов. Сам Александр, судя по всему, начисто о них забыл.

Совсем рядом затарахтел двигатель, грянул гудок, и группа поспешно шарахнулась в сторону. С одной из боковых улиц вырулил кортеж из двух сверкающих темно-синей лакированной краской импортных автомобилей. Двигатели их работали во всю мощь, глушитель стрелял и испускал едкие сизые облака от некачественной солярки. За тонированными окнами смутно угадывались человеческие силуэты.

— Курьеры… — сказал Дивер, — вон как навострились!

— Собственно говоря, что, — произнес Сергеев, — нам дали понять, что выбора мы никакого и не имели. Мы хотели либо остаться, либо покинуть город. Так вот, мы остаемся и пробуем тут жить.

Дивер гневно шаркнул ногой. Белоспицын тоскливо уставился в нависающее небо. Степан хранил поистине буддистское спокойствие.

— Это же кладбище! — сказал Севрюк глухо, — как можно учиться жить на кладбище?

— Спроси у меня. — Произнес Степан Приходских.

На этом грандиозное бегство из города четырех сообщников и завершилось.

На пути домой зашли в продуктовый магазин, пространственные выверты — это, конечно, хорошо, а вот есть по-прежнему надо. Угрюмые небритые стражи с трофейным оружием, представившиеся наемной охраной магазина, обыскали горе-путешественников и временно конфисковали все огнестрельные единицы. На вопрос, завозят ли в город продовольствие, охранка ответила отрицательно, а один из небритых добавил в утешение:

— Ниче, до Исхода хватит.

С тем их и пропустили. Обозревая свою все так же уютно-обжитую комнату, Влад неохотно признался сам себе, что ни капельки не верил в благополучный исход побега.

8

— …я сказал! И плевать, между делом, я хотел на твоего Плащевика!!!

— Что ты сказал? — спросил Босх. Вкрадчиво так спросил.

Кобольд съежился и замолк, нервно вцепившись волосатыми лапками в подлокотники своего кресла. Восемь пар глаз уставились на него с холодным осуждением, к которому к тому же примешивалось подозрение, а кое-где и откровенная злость.

Он не знал, каким дурным ветром его занесло в эту компанию, где за одним столом собрались два его бывших недруга, от которых он, кстати, прыгал с пятого этажа, бывший же босс, которого он боялся больше всяких врагов, да полоумный сектант, каким-то образом уцелевший в битве титанов на улице Центральной. Да, этот Плащевик! Если бы Кобольд не был уверен, что только так можно пережить надвигающуюся гибель, ноги бы его тут не было.

— Ты не прав, Кобольд. — Мягко и интеллигентно сказал Босх, это была обычная манера говорить бывшего главаря бывшей преступной группировки. Однако в сочетании с его гориллообразной внешностью это производило эффект прямо противоположный, а именно, устрашающий. Особенно для тех, кто знал, что таким же вот елейно покровительственным тоном он отправил на смерть не один десяток врагов, причем, над некоторыми расправился лично, проведя перед этим воспитательную беседу.

— Да как он может быть прав, тварь дрожащая! — бросил Пиночет, что сидел как раз напротив Кобольда и все время поглядывал на того ничего хорошего не обещающим взглядом.

Босх коротко глянул на Васютко, и тот тут же примолк. Плащевик — Плащевиком, но кто спасет его, Николая, ежели бывший бандит вдруг разбушуется.

Однако попал же тот в список спасенных. Ну чем он, спрашивается, это заслужил, жестокостью? А если бы Ангелайя остался в живых, тоже был бы здесь, за этим столом?