Трон и плаха леди Джейн

— Милая Джейн, — ласково начинает он, и я тотчас понимаю, что он играет роль. Для него ее наверняка записали на бумаге, зубрил, наверное, целый день. — Умоляю тебя, — продолжает он, — исполни свой долг и прими высочайшую честь, что Господь оказал тебе. Я хорошо знаю, что для этого нет других, более достойных по рождению, образованию и убеждениям, и ясно, что Господь назначил тебе быть спасительницей Его верного народа.

Я в изумлении смотрю на него. Если бы заговорил осел, я бы так не удивилась.

— Корона по праву принадлежит не мне, — повторяю я.

— Подумай, — не отстает Гилфорд под пристальным взглядом отца, — подумай, как много ты сможешь сделать для истинной Церкви; подумай, что станется с теми, кто исповедует истинную веру, если на престол взойдет леди Мария. Если ты отвергнешь корону, то на тебя ляжет ответственность за их судьбу. Подумай об этом, Джейн!

Господь избирает самые необычные средства, ибо слова Гилфорда поражают меня сильнее, чем я могла бы себе когда-либо вообразить. Герцог смотрит на него прямо-таки с обожанием. Наверное, Гилфорд произнес больше, чем ему велели, и этого хватило, чтобы в душе моей зародилось сомнение. Все собравшиеся придворные, кажется, затаили дыхание, ожидая моего ответа.

Я отчаянно пытаюсь собраться с мыслями. Меня беспокоит сознание того, что истинные протестанты могут пострадать за свою веру, что обязательно случится под властью Марии; эта мысль заставляет мое сердце дрогнуть. Мой муж прав: их судьба находится у меня в руках.

Что мне делать, Господи? — мысленно молюсь я. Я во всех отношениях недостойна этой высокой чести, не принадлежащей мне по праву, но я боюсь Твоего суда, если откажусь от нее. Направь меня, покажи мне, молю Тебя, что я должна делать.

— Я должна помолиться о наставлении, — говорю я, опускаясь на колени.

Хотя мои глаза закрыты, все, наверное, видят борьбу, происходящую у меня внутри. Но битва вскоре оканчивается, и оканчивается победой: теперь мне ясна Божественная Воля. Истинная вера должна восторжествовать над сомнительным титулом. Мой долг быть ее заступницей — иного пути для меня нет. Эта чаша горька, но я должна испить ее. Мое судьбоносное решение принято. Нортумберленд одобрительно наблюдает, как я открываю глаза и призываю Господа ко мне в свидетели:

— Если то, что дано мне, принадлежит мне по закону, да будет Твоя Божественная воля даровать мне такой дух и милосердие, чтобы я могла править во имя славы Твоей и благоденствия этого королевства.

С большим трудом я поднимаюсь на ноги, всхожу на престол и усаживаюсь на трон, вцепившись в бархатные подлокотники.

Герцог наклоняется, чтобы поцеловать мне руку, с явным облегчением и — раздражением. Когда я гляжу на его склоненную голову, мне становится противно, и я едва удерживаюсь, чтобы не вырвать у него руку. Я решаю, что при первой же возможности избавлюсь от этих ненавистных Дадли.

Я холодно киваю в знак того, что принимаю его присягу, и он отходит, уступая место следующему в длинной очереди лордов и чиновников, ждущих, чтобы принести клятву верности. Увидев перед собой Гилфорда, стоящего на коленях, я чувствую странную, но приятную дрожь. Отныне, решаю я, он станет обходиться со мной любезно и вежливо, иначе я отошлю его прочь.

Батюшка, сердито взглянув на меня, склоняет голову и еле слышно упрекает:

— Ну и номер вы выкинули, сударыня!

Матушка, взвинченная победой и желающая оставить за собой последнее слово, возникает у моего локтя.

— Может, ты и королева, — шепчет она, — но ты не забудешь долга перед родителями. После сегодняшнего концерта я жду, что ты исправишься. Ты всех нас опозорила.

Удивительно, но ее острый язык утратил надо мной власть. Я понимаю, что отныне мое положение позволяет мне не обращать на это внимания, и до меня доходит, что титул королевы имеет, по крайней мере, одно преимущество — а именно дает мне возможность держать моих родителей, особенно матушку, в безопасном отдалении. И пусть только попробуют мне возразить!

Но это не вытесняет тревогу, не утихающую в душе, сознание того, что, при всех моих благих намерениях, я сделала дурно, приняв корону, которая не принадлежит мне по праву. Я боюсь, что поступила опрометчиво, но теперь уже ничего не исправить. Я приняла тяжелейшее решение в жизни. Я выбрала свой путь и отныне должна ему следовать, какие бы невзгоды мне ни грозили и как бы ни терзала меня совесть. Я изо всех сил постараюсь быть доброй и милосердной королевой и защитницей истинной веры.

Удивительно, но я сижу на троне и слушаю моих — да, моих — советников, с превеликим почтением расписывающих, как будет проходить завтрашняя церемония моего въезда в Лондон. Хотя, по обычаю, новый монарх проезжает с процессией по улицам Сити, принимая приветствия своих подданных, советники полагают, что пока леди Мария еще на свободе, на данный момент стоит ограничиться провозглашением моего вступления на престол и приемом в лондонском Тауэре. Нортумберленд говорит, что Тауэр — самое надежное для меня место, да и для всего совета тоже, ну и потом, до коронации монарх традиционно живет в Тауэре.

Я не спорю: мне кажется, что все это происходит не со мной и никак меня не касается. Я даже не осмеливаюсь спросить, что будет с леди Марией, когда ее нагонят. Если нагонят. Ибо если Марии удастся добраться до побережья, она может сесть на корабль и отплыть во владения императора, где поднимет армию в поддержку своих претензий на корону, армию католиков, которая будет способна вернуть наше королевство в подчинение Риму. Одна эта мысль укрепляет во мне верность избранному пути.

Уже поздно. После всех событий прошедшего дня меня одолевает усталость.

— Милорды, сейчас я должна удалиться, — объявляю я, сама, равно как и все присутствующие, удивляясь властным интонациям в моем голосе.

Гилфорд встает вместе с остальными. Он ужасно мне надоел, вертясь рядом последние несколько часов. Но я понимаю, что отделаться от него у меня пока нет возможности, разве что нагрубить ему при всех, что было бы непростительно.

— Позвольте мне проводить вас в ваши покои, сударыня, — предлагает он, кланяясь с подчеркнутой почтительностью. Волосы, упавшие ему на лицо, не могут скрыть похотливого блеска в глазах. Ему, конечно, представляется лестным завалить в постель королеву Англии. Нортумберленд с герцогиней пристально смотрят на меня, как и моя матушка. Что ж, я учусь притворству. Я не дам им причины для недовольства мною.

— Благодарю вас, милорд, — спокойно отвечаю я, подавая ему руку. Вместе мы проходим мимо склонившихся в поклоне лордов совета и входим в открывшиеся для нас двери королевской спальни. За ними ожидает миссис Эллен.

— Ваше величество. — Она делает мне почтительный реверанс, что заставляет меня невольно вздрогнуть.

— Сопроводите меня, пожалуйста, — отвечаю я с благодарностью, после чего поворачиваюсь к Гилфорду. — Прошу вас извинить меня, милорд, но я безмерно устала после длинного и трудного дня. Желаю вам спокойной ночи.