Трон из костей дракона. Том 1

Наконец жуки в черных одеяниях положили короля Джона обратно на погребальные носилки и, закутанного в золотую мантию, его в последний раз вынесли из замка, по трое мужчин с каждой стороны носилок. Следом шел Ноа с королевским шлемом, украшенным драконом.

Оставшийся в темноте церковных хоров Саймон наконец выдохнул – казалось, он не дышал целый час. Король покинул часовню.

Когда герцог Изгримнур увидел, что тело Престера Джона выносят из ворот Нирулаг и процессия придворных выстраивается за носилками, им овладело медленное, затуманивавшее сознание чувство, подобное сну, в котором человек тонет.

«Не будь таким ослом, старик, – сказал он себе. – Никто не живет вечно – хотя Джону и удалось сделать впечатляющую попытку».

Забавно, что даже в те моменты, когда они в разгар сражения стояли рядом и стрелы тритингов с черным оперением пролетали мимо, точно молнии, посланные Удуном – проклятье, самим богом, – Изгримнур знал, что Джон Пресбитер умрет в своей постели. Видеть мужчину на войне равносильно тому, чтобы осознать, что он помазанник божий, неприкосновенный и отдающий приказы, смеющийся над смертью, когда кровавый туман застит небо. «Будь Джон риммером, – мысленно улыбнулся Изгримнур, – его наверняка считали бы заговоренным. Но он мертв, и это очень трудно принять. Вы только взгляните на них, рыцарей и лордов… они тоже думали, что он будет жить вечно. И сейчас почти все из них напуганы».

Элиас и Ликтор встали сразу за похоронными носилками. Изгримнур, принц Джошуа и светловолосая принцесса Мириамель – единственный ребенок Элиаса – следовали за ними. Остальные аристократические семьи также заняли свои места, но сегодня обошлось без обычной толкотни. Когда тело короля понесли по Королевскому променаду в сторону мыса, простолюдины пристроились в конце процессии, и огромная толпа в благоговении притихла.

На помосте из длинных шестов у начала Королевского променада стояла королевская лодка «Морская стрела», в которой, как говорят, много лет назад Джон Пресбитер приплыл в Эркинланд с островов Вестерлинг. Это было небольшое судно, длиной не более пяти элей, герцог Изгримнур с удовольствием отметил, что деревянный корпус лодки заново покрыли лаком, и теперь он блестел под неярким солнцем фейервера.

«Боги, как же он любил эту лодку!» – вспомнил Изгримнур. Королевские обязанности оставляли ему совсем мало времени для моря, но герцог не забыл одну дикую ночь, более тридцати лет назад, когда Джон был в таком настроении, что не мог заняться ничем другим, они вместе с Изгримнуром – тогда еще совсем молодым – подняли паруса на «Морской стреле» и вышли в Кинслаг, где свирепствовал ветер, а ледяной воздух обжигал лицо и руки. Джон, ему тогда было почти семьдесят, радостно кричал и смеялся, когда высокие волны раскачивали и подбрасывали вверх «Морскую стрелу». Изгримнур, чьи предки сошли на берег гораздо раньше, мог лишь крепко вцепиться в планшир и молиться сразу старым богам и Единому новому.

А теперь королевские слуги и солдаты с величайшей осторожностью укладывали тело Джона на помост, специально построенный для похоронных носилок. Сорок королевских солдат-эркингардов подняли длинные шесты, положили их на плечи и понесли лодку вместе с платформой вперед.

Король и «Морская стрела» возглавляли огромную процессию, которой предстояло пройти половину лиги по мысу вдоль залива; наконец они подошли к Свертклифу и могиле. Тент сняли, и огромная дыра была подобна открытой ране подле торжественных круглых могильных курганов прежних хозяев Хейхолта.

По одну сторону ямы были сложены пласты дерна, груда камней и бревна. «Морскую стрелу» опустили у дальней стороны могилы, где землю срезали так, что получился пологий склон. Когда лодку поставили, все благородные дома Эркинланда и слуги Хейхолта выстроились в ряд, чтобы положить на лодку или курган какой-нибудь маленький предмет, свидетельство любви. Каждая из земель под управлением Верховного Престола также прислала великолепные произведения искусства, чтобы Престер Джон забрал их с собой на Небеса – одеяние из драгоценного шелка с острова Пайса, что в Пердруине, белое порфировое дерево из Наббана. Изгримнур и его люди привезли из Элвритсхолла в Риммерсгарде серебряный топор работы двернингов с черенком, инкрустированным голубыми самоцветами. Дар Ллута, короля Эрнистира, приехавшего из Таига, находившегося в Эрнисдарке, длинное копье из ясеня с золотым наконечником было украшено красным золотом.

Когда пришел черед герцога Изгримнура выйти вперед, он подумал, что полуденное солнце висит слишком высоко в небе, и, хотя оно без помех двигалось по серо-голубому куполу, оно перестало дарить людям тепло. Ветер задул сильнее, с воем пролетая над вершиной горы. Изгримнур держал в руке потрепанные черные боевые сапоги Джона. Он не нашел в себе мужества взглянуть на смотревшие на него белые лица, подобные пятнам белого снега в дремучем лесу.

Приблизившись к «Морской стреле», Изгримнур в последний раз посмотрел на короля. И, хотя он был бледнее груди голубки, Джон выглядел крепким и полным спящей жизни, и вдруг Изгримнур поймал себя на том, что тревожится о старом друге, который мог простудиться без одеяла на холодном ветру. На миг он едва не улыбнулся…

«Джон всегда говорил, что у меня сердце медведя и разум быка, – упрекнул себя Изгримнур. – И если ему холодно сейчас, то как же сильно он замерзнет, когда окажется в ледяной земле…»

Изгримнур осторожно двигался по пологому склону, периодически опираясь на него рукой и внимательно глядя под ноги. И, хотя у него отчаянно ныла спина, он знал, что никто даже не подозревает о его боли, впрочем, он был слишком стар, чтобы этим гордиться.

Он по очереди взял прочерченные голубыми венами ноги Джона Пресбитера и надел на них сапоги, безмолвно отдавая должное умелым рукам из Дома Приготовления за то, с какой легкостью ему удалось это сделать. Больше не глядя на лицо друга, Изгримнур быстро взял и поцеловал его руку, и вернулся на свое прежнее место, испытывая еще более странные чувства.

Внезапно ему показалось, что это вовсе не безжизненное тело его короля, которое сейчас будет предано земле, а душа, отлетевшая, как покинувшая кокон бабочка. Сила и гибкость конечностей Джона, хорошо знакомое лицо, погрузившееся в размышления, – Изгримнур множество раз видел его таким, когда королю удавалось поспать час или два в разгар сражения, – все это вызывало у него ощущение, будто он бросает живого друга. Он знал, что Джон умер – держал руку короля, присутствовал, когда он сделал последний вздох, – и все же чувствовал себя предателем.

Изгримнур настолько погрузился в собственные мысли, что едва не наступил на ногу принцу Джошуа, который сумел ловко обогнать его на пути к кургану. Изгримнур с удивлением увидел в руках у Джошуа меч короля Джона Сияющий Коготь, завернутый в серую ткань.

«Что здесь происходит? – поразился Изгримнур. – Зачем ему меч?»

Когда герцог пробрался в первый ряд и повернулся, чтобы посмотреть, его недоумение усилилось: Джошуа положил Сияющий Коготь королю на грудь и соединил его ладони на рукояти.

«Безумие, – подумал герцог. – Меч предназначен для наследника короля – я знаю, что Джон хотел, чтобы им владел Элиас! И даже если Элиас решил похоронить клинок с отцом, почему он сам не положил его в могилу? Безумие! Неужели никого это не удивляет?»

Изгримнур огляделся по сторонам, но на лицах окружавших его людей увидел лишь скорбь.

Теперь вниз спустился Элиас и медленно прошел мимо младшего брата, словно участник величественного танца, – на самом деле так и происходило. Наследник трона наклонился над планширом лодки. Никто не видел, что он решил отправить вместе с отцом, но все заметили слезу на щеке Элиаса, когда он повернулся, глаза Джошуа были сухими.