Трон змей
Шрифт:
Он протянул нож Рен, и она робко взяла его в руку, а затем с гораздо большей уверенностью провернула рукоять, сделав несколько трюков с острым лезвием. Принцесса Драконов справлялась с кинжалом ничуть не хуже, чем с луком и стрелами.
Аррик не мог отвести взгляд от жены, пока она продолжала вращать лезвие сложными движениями. Серебро сверкало в тусклом свете свечей.
– Расскажи, что в нем такого особенного, – попросила Рен. – Пожалуйста.
Аррику потребовалось слишком много времени, чтобы понять, о чем она говорила.
В ноже. Она говорит о ноже, идиот.
Он глубоко
– Когда я был маленьким – лет в шесть или в семь, – у меня была только моя мать. Она очень сильно оберегала меня. Вспоминая об этом, я понимаю, что у нее имелись на то причины. Она была…
– Хорошей женщиной, – закончила Рен за него.
После окончания церемонии коронации Рен избегала смотреть ему в глаза, но сейчас ее взгляд был уверенным и твердым. Аррик почувствовал себя уязвимым, но в хорошем смысле, словно ему хотелось и дальше медленно снимать слои своей личности, чтобы Рен наконец смогла по-настоящему узнать его.
– Да, она была хорошей женщиной, – хрипло продолжил он. – Она была самой лучшей. Даже когда Сорен убил ее мужа и изнасиловал ее, она не возненавидела то, что из этого вышло. Она не возненавидела меня. Напротив, она отчаянно любила меня, словно я был величайшей драгоценностью в этом мире.
В его горле образовался комок. Аррик все еще по ней скучал.
– Потому что так оно и было, – сказала Рен. – Конечно же, так оно и было.
По ее взгляду Аррик понял, что она точно поняла его чувства. Она знала, каково это, когда любят так, как любила его мать. Ему бы хотелось, чтобы у этой истории был счастливый конец.
Он забрал нож из рук Рен и со щелчком вернул лезвие обратно в рукоять.
– Она подарила мне этот нож, чтобы я всегда мог постоять за себя, даже если ее не будет рядом. Она не хотела, чтобы я был слаб, так же, как она. Забавно, но я никогда не думал, что она была слабой. Однако Сорен оказался непосильной ношей для нее. Ее жизнь… она была ужасна, но мама всегда скрывала это от меня. Я должен был понять. – Он задрожал, вина и печаль переполняли его сердце. – Она оборвала собственную жизнь, чтобы сбежать от Сорена, и единственная защита, которая у меня осталась против мерзавца-отца, – этот нож.
Рука Рен легла ему на локоть:
– Мне жаль, что с тобой случилось такое. Жаль, что это случилось с ней. Я надеюсь, ты поверишь мне, когда я скажу, что она не была слабой. Она умерла не для того, чтобы сбежать от тебя или оставить тебя в одиночестве. Просто есть такие раны, от которых нельзя излечиться.
Что-то темное и болезненное сжало сердце Аррика. Что-то, за что он нес ответственность.
– Приятно слышать, что ты так думаешь, – сказал он правду.
Аррик повесил оружие обратно на стену, а затем направился к маленькой кладовке, устроенной в задней части оружейной. Рука Рен соскользнула с его плеча, и его мгновенно охватила тоска по ее прикосновениям. Рен дарила ему ласку, какой Аррик был лишен много лет.
– Ты же понимаешь, что это не твоя вина.
Аррик застыл напротив двери:
– Почему?
– Почему что?
Он обернулся, чтобы посмотреть ей в глаза:
– Почему ты утешаешь меня?
– Потому что ребенок никогда не должен нести на своих плечах груз такого прошлого. В смерти
твоей матери виноват только Сорен. Не ты.Жар вспыхнул в глубине его глаз, и Аррик часто заморгал. Он не заслуживал эту женщину. Он забрал у нее все, и все же она продолжала отдавать ему частички себя. Стыд пронзил Аррика до глубины души.
– То, что ты все еще так думаешь – что ты все еще хочешь утешать меня, – многое говорит о твоем характере, Рен. И о характере твоей матери. И отца. Но я забрал их у тебя. Я забрал их у тебя так же, как Сорен забрал мою мать, – горько выдохнул он. – Может, не напрямую, но я все равно виноват. Только я. Но теперь я ничего не могу с этим поделать. Возможно, никогда не смогу. Но… – Аррик расправил плечи и жестом указал на кладовку: – Но я хотя бы могу с чего-то начать.
Рен не двинулась с места, но бросила непонимающий взгляд на открытую дверь, а потом опять посмотрела на Аррика:
– Я не понимаю, что ты пытаешься сказать. К чему ты… Что ты делаешь?
– То, что должен был сделать очень давно, – ответил он и достал из кладовки лук и колчан, которые ему не принадлежали.
Рен ахнула, когда он протянул их ей. Она рефлекторно взяла оружие, но ее руки тряслись.
– Ты сохранил его. – Это был не вопрос.
– Сохранил, – мягко произнес Аррик. – Когда я забрал тебя, мне показалось, что будет неправильно оставлять твое оружие там.
Рен уставилась на любимый лук своей матери. Казалось, она едва могла поверить, что он и колчан для стрел настоящие.
– Но… но это оружие не должно иметь для тебя значения. Я не должна иметь для тебя значения. Так почему ты его сохранил? – потребовала ответа она.
– Иногда люди совершают поступки, которые не могут объяснить, – пробормотал Аррик скорее для себя, чем для Рен, и полез в кладовку за чем-то более тяжелым. – Но потом все обязательно становится на свои места.
Рен крепче сжала рукоять лука в пальцах.
– Что, прости?
– Неважно. – Аррик уж слишком расчувствовался. – Это тоже для тебя, – сказал он хрипло.
Драконье седло, которое Аррик заказал для Рен сразу после того, как ее темно-синий морской дракон напал на него, было сделано из плотной блестящей черной кожи. Для работы над этим седлом Аррик нанял лучших ремесленников и оплатил самые качественные материалы.
Мужчина вытащил его из кладовки и аккуратно положил на пол перед своей королевой.
– Мы так и не обменялись свадебными подарками, – с улыбкой сказал он. – Это мой подарок тебе.
Но его улыбка исчезла, когда Рен отшатнулась от седла так, словно в нем кишели ядовитые змеи. Аррик нахмурился. Что, черт возьми, он сделал не так на этот раз?
– Что случилось, дорогая?
Нижняя губа Рен задрожала, и сердце Аррика ухнуло вниз. Он причинил ей боль и даже не мог понять, чем именно.
Она судорожно втянула носом воздух:
– Я не могу… я не могу принять этот подарок, Аррик. Ты должен был понять, что я его не приму.
Но почему?
– Но тебе нужно седло. Для твоего нового дра…
– Седло, надетое мною на Трува, не может быть подарено тобой, – сказала Рен, и ее слова резанули подобно ножу, хотя голос был мягким. Она прижала к груди лук и стрелы своей матери и печально покачала головой: – Мне жаль. Оно очень красивое. Но я просто не могу.