Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Услышав снова голоса, метнулась в кусты, притаилась.

Тело сотрясала дрожь; ей было холодно, и еще она боялась, что ее заметят.

— Где этот козел?

— Так в деревню же подался!

— Вы что, под трибунал захотели?!

— Так сказали же, часа три стоим, а то и четыре…

— Сказали… Ну пусть только появится! Почему вагон не заперт?!

— Так, товарищ лейтенант…

— Я уже два года как лейтенант! Козлы! Где Стеценко?

— Так спит.

— Пьяный?

— Как можно…

— Ладно, я с вами на месте разберусь… И если…

— Так, товарищ лейтенант, пока в

Уличевке стояли, там местное население шустрое, они не то что пломбы посрывать, они…

— Разговорчики! А вы на что поставлены?!

— Так, товарищ…

Поезд мягко тронулся, звякнув на стыках…

— По вагонам, живо! В части я с вами по-другому поговорю! А этот молодой у меня на всю катушку получит! Пусть только заявится! По ваго-о-онам…

Поезд тронулся, застучали колеса, и вскоре красные глазки, светящиеся на площадке последнего вагона, уменьшились, растворились во тьме. Рельсы еще подрыгивали мерно, но вскоре наступила полная тишина.

Девочка вылезла из ненадежного укрытия и пошла в темневший в нескольких километрах от дороги лес.

Она бродила туда и обратно всю ночь, перенося в найденное в километре от опушки сухое дупло жестяные банки. К утру так вымоталась, что, как только добрела до своего нового жилища, сразу завернулась в половичок и уснула прямо под громадной елью, на мягком игольчатом настиле, обняв обеими руками плюшевого мишку. В лесу ей было хорошо и спокойно. Конечно, здесь водились звери, она это чувствовала, но она хорошо знала и другое: люди куда опаснее зверей.

* * *

22 августа 1991 года, 15 часов 23 минуты

— Маэстро, какими судьбами! — Замначальника технического сектора Лев Михайлович Силин был в изрядном подпитии. — Примешь коньячку, — он хэкнул, — в честь безвременной победы демократии и плюрализма?

— Не рано празднуешь, Промокашкин? — беззлобно хмыкнул Маэстро.

— Главное, чтобы не поздно. Торжественное шествие, и все как всегда в этой стране: шумиха, неразбериха, поиск виновных, наказание невиновных, награждение непричастных. Ты телик сегодня смотрел?

— Некогда было.

— Прямо как в кино… «Тот самый Мюнхгаузен».

— В смысле?

— Помнишь, когда арестованного барона ведут к Герцогу? И тот спрашивает: «Почему под оркестр?» А главнокомандующий отвечает: «Сначала намечались торжества. Потом — аресты. Потом решили совместить». Сильно, а, Маэстро?

— Сильно, — равнодушно согласился тот.

— Включить «ящик»?

— Не стоит.

— Не жалуешь ты демократию, Маэстро, ой не жалуешь… — Раскрасневшееся лицо Силина пылало смехом и здоровьем; на секунду он попытался посерьезнеть, сузил глаза за толстыми линзами очков. — А где ты был в ночь с девятнадцатого на двадцатое, нехороший человек?! Увидишь, старина, смех смехом, а дебильство в нашем мире неистребимо! И все, как один, будем писать докладные на эту тему!

Спорим на коньяк?

— Бессмысленно. Лева, ты когда-нибудь коньяк проигрывал?

— Чего не припомню, того не было. От папашкиных кровей унаследовал неистребимую тягу получать прибыль. От мамашкиных — немедля ее пропивать. Она из Костромской губернии, деревенька Пьянищево… Потом ее в поселок Красный

Завод переименовали. Результат плачевный: если в стародавнем Пьянищеве крестьяне потребляли преимущественно водочку, то, сделавшись пролетариями, стали пить все, что горит. Я же, как последний отпрыск черносошного крестьянства, лакаю коньячок. Да и папины кровя пить борматень не позволяют: бунтуют и кипят почище возмущенного разума… Тут и до греха недалеко… Так тебе плеснуть пятьдесят грамм? За компанию?

— Потом. Мне еще на ковер. — Маэстро показал глазами вверх.

— Ну как знаешь. — Лева ловко опрокинул в рот рюмочку, почмокал губами. — Ты по делу, как я понимаю…

— По нему.

— Чего изволите? Бомбочку? Ядик? Помнишь, в «Интервенции»? «Аптекарь, дай мне яду…»

— Пленочку мне запиши.

— Низкочастотную?

— Ну.

— Насмерть или как?

— Первое.

— Маэстро, это же не твой стиль…

Тот помолчал. Посмотрел пристально на Силина:

— И еще вот о чем попрошу. Лева. В журнал не заноси.

— Никак не можно, — откликнулся Лева. — Да и что тебе за беда. Маэстро? Ты же у нас свободный художник…

— Лева… Ты помнишь семьдесят пятый год?..

— Давно это было…

— Но ты не забыл?

— Такое разве забудешь? Этот козел Свиридов мне чистый «пятнарик» шил. Вышечную статью… Понятно, «вышку» бы не записали, но… Ты знаешь, как я тебе признателен, но…

— Нет Свиридова. Шестнадцать лет, как нет.

— Смерть за смерть?

— Именно. Как раз по твоей специальности..

— Извини, Маэстро. Думать я привык, как привык. Скажи честно старику: сейчас ты свое какое-то дельце провернешь, потом… Потом меня, грешного, в мир иной отправишь?

— Нет, — ответил Маэстро спокойно, глядя прямо в глаза Силину.

— Позволь спросить — почему? Это опять же не твой стиль…

— Ты мне нужен. Полезен. И сейчас, и в будущем. Это тебя убеждает?

— Чистый бизнес? — Лев Михайлович поднял глаза к потолку. — Убеждает. Да и…

Все под Богом ходим.

— Не все, Лева, ой не все. Одни под Богом, другие…

— Тьфу, не к ночи будет помянут, — сплюнул Лева, перекрестился.

— Лева, ты же не крещеный.

— А я и не обрезанный. Из семьи правоверных атеистов.

— Чего ж нечистого боишься? Лев Михайлович глянул на Маэстро совершенно спокойным, трезвым взглядом:

— Забоишься тут с вами.

— С кем поведешься.

— Ну да, ну да… Что записать сверху?

— Моцарта. Сороковую симфонию.

— Хозяин барин.

Вернулся из внутренней лаборатории Силин ровно через час. Протянул Маэстро обычную магнитофонную кассету.

— Держи. — Вместе с кассетой подал два крохотных комочка из материала, похожего на поролон. — В уши вставь загодя. А то вместо одного трупа или сколько ты там наметил…

— Поберегусь.

— Во-во. Шутить с инфразвуком… Слышал про «Летучих голландцев»?

— А кто не слышал…

— Мы писали шум волн. В шторм. Ни разу точную частоту поймать не удалось, но существует мотивированное мнение, что моряки покидали безопасный, исправный корабль именно из-за этого… Инфразвук при колебаниях пять-шесть герц вызывает у человека панику, жуткую тревогу… Они просто выбрасывались за борт и гибли…

Поделиться с друзьями: