Тропа до звезд

Рассветное солнце уже успело окрасить светлые мраморные стены в теплый оранжевый тон, и мягкие утренние тени спешили смениться глубокими, контрастными дневными. Поток посетителей, настроенных прикоснуться к истории ООН, не оскудевал. На Саймона, шагнувшего прямо посреди парка Ариана, никто не обратил внимания: мало ли лоцманов на Земле? Кроме того, европейские традиции подразумевали, что проявлять любопытство, изумляться необычному — неприлично.

Сама Европа, как некое территориальное объединение близких по уровню культуры и развития стран, давно утратила актуальность. Она, скорее, превратилась в туристический аттракцион планетарного масштаба. Каждый второй колонист горел желанием хотя бы раз в жизни ощутить сопричастность все еще живой истории человеческой цивилизации. Прибыв на родительскую планету по делам и выкроив из них свободный денек, почти никто не упускал шанса пройтись по узким, мощеным булыжником улочкам, посидеть в кабаке, который «стоял тут со времен древних римлян», накупить сувениров и нащелкать тридов.

У местных обитателей, аборигенов тех самых улочек, все это вызывало снисходительные, покровительственные усмешки. Булыжник давно был заменен стойким литопластом, пиво для подвального кабачка варили на многоцелевом пищекомбинате, с доставкой малых партий грузовыми дронами, а сувениры оказывались произведены где-нибудь на Тьянтан-Шихуанди — за тридцать парсек от Солнечной системы.

Впрочем, все это не имело ровно никакого значения. Подлинными всегда оставались лишь эмоции и воспоминания. Если — а точнее, когда, — жизнь выбрасывала «зеро», они доставались из-под полога памяти и помогали вынести, перетерпеть, а то и преодолеть. А уж как все было устроено на самом деле — так ли оно оказывалось важно?

Сейчас же Саймон шел на встречу с человеком, который как раз отвечал за «устроено на самом деле» — по целому ряду важных вопросов.

Оосава скинул ему и схему здания, и указатели, и допуски, долженствовавшие укротить служебный пыл охраны. Но все равно пришлось изрядно поплутать. На ум пришло выражение «коридоры власти». И в коридорах этих обретались вполне себе решительно настроенные «псы режима» — вооруженные и с детекторами.

— Прошу простить, — покачал головой замглавы Четвертого комитета, широким жестом приглашая гостя к удобным креслам. Те выглядели действительно древними; возможно, ручной работы. — После теракта мы просто обязаны были ввести повышенные меры безопасности. Таков протокол. Вы не представляете, как сложно порой проявить инициативу в условиях подобной зарегулированности, — и он улыбнулся, подразумевая, что упомянутую инициативу как раз и реализует в данный момент. Саймон сдержанно кивнул и устроился на сиденье.

— У вас остались ко мне какие-то вопросы? — уточнил он, когда Анжело лично вручил лоцману широкий стакан с чем-то зазывно благоухающим. Впрочем, стоило подождать с выпивкой до прояснения ситуации. Хозяин офиса, в который, к слову, юного Фишера впустили неохотно и с настороженностью, пожал плечами.

— Вопросы? Конечно. Мне всегда было интересно пообщаться с кем-то из Семей. Вы же понимаете: несмотря на привычность творимых вами чудес, многие простые люди до сих пор воспринимают их именно как чудеса. А я, в сущности, — он провел ладонями вдоль собственного тела, — тот самый простой человек, волею судеб оказавшийся наделенным правами и обязанностями.

Теперь улыбнулся и Саймон.

— Так-таки простой? — он все же пригубил напиток, покатал по языку, аккуратно сглотнул. Великолепно. Любопытно бы разведать, где ооновец берет подобные изыски.

Оосава сощурился. Он явно понял подоплеку вопроса.

— Да, должен признаться, — наконец вымолвил он, — я специально изображал гневливого, властного чинушу-самодура в присутствии вашего отца и Кирилла Мягкова. Опыт показывает, что именно этого ждут от представителя силовых структур люди, от оных структур далекие, — пожатие плечами и снова скользнувшая между губ улыбка. — Впрочем, подобным образом я еще и развлекся от души. Нет ничего дурного в том, чтобы получать от своей работы удовольствие в процессе.

С этим сложно получалось не согласиться. Саймон снова отхлебнул и опустил руку с емкостью.

— Давайте вернемся к делу. Я готов отвечать. Правда, не вижу, чем мог бы быть вам полезен — помимо всего прочего.

— О, это вы действительно всего лишь не видите, — оживился Анжело и стал похож на севшего в засаду кота. — А у меня есть к вам уже слышанное вами недавно предложение. Работайте на меня, Саймон. Я серьезно.

Возникла пауза. Молодой лоцман осторожно подбирал слова. На комм-узле кабинета Оосавы пару раз всплывали какие-то уведомления, но он, не глядя, сбрасывал их в «отложенное». Видимо, разговор оставался важнее.

— И все-таки я не очень понимаю, — решил быть честным Саймон. — Что вам в одном-единственном лоцмане? Или дело в том, что я из Фишеров? Вы хотите как-то сыграть на чувствах и самомнении отца?

— Не буду отрицать, такие цели в списке тоже есть, — согласился ооновец. — Правило хорошего тона в политике: если можешь одним действием добиться нескольких целей, добейся. Но в данный момент это не главное.

Анжело затих, а потом извинился, выудил из кармана пиджака портсигар и закурил. Мысленно юный лоцман восхитился.

То ли у Четвертого комитета отлично поставлена разведка — ну а как иначе? — и господин Оосава в курсе, что вчерашний вечер, ночь и большую часть дня по ту сторону Земного шара его собеседник провел в обществе курящего родственника. Любимого курящего родственника, прошу заметить. То ли ему просто плевать на писаные и неписаные нормы и стандарты заботы о личном здоровье граждан Объединенных Систем, и он хочет сыграть на этом дорогостоящем нонконформизме. Вызвать у собеседника симпатию, тем или иным способом.

Наконец, Анжело решил перейти к делу. Он затянулся поглубже, выдохнул дым через ноздри и наклонился в сторону гостя.

— Я уже объяснял вам — вкратце. Вы находчивы, сообразительны, способны к тактическому и стратегическому мышлению. В конце концов, вы одарены — данное при рождении в землю не зароешь. А еще вы умеете быстро принимать решения, которые позже оказываются вполне себе удачными. Удача в нашем деле, господин Фишер, — Оосава впервые назвал Саймона по фамилии, — не последний фактор.

— Ну хорошо, — лоцман еще раз попробовал содержимое стакана. Положительно надо спросить контакты этой винокурни. — Предположим, вы спели мне дифирамбы, предположим, я действительно не так плох. Каковы мои резоны?

— Свобода выбора, — тут же парировал Анжело, очевидно ждавший вопроса. — И не стоит так кривиться, я не шучу. Позволите изложить по пунктам?

Саймон, действительно изобразивший лицевыми мышцами нечто не сильно вежливое и уместное в разговоре с одним из высших чинов ООН, досадливо кивнул. Оосава подобрался и начал увещевать:

— Во-первых, так мы выводим вас из-под опеки Семьи Фишер. Я же вижу, что вы тяготитесь навязанной ролью. «Делай то, не делай это, так не говори, эдак себя не веди…» Не буду врать — в работе на Четвертый комитет тоже требуется соблюдать и дисциплину, и некий поведенческий кодекс. Но это обоснованные требования, — выделил он голосом, — а не «тут так заведено». Разумно?

С разумностью юный лоцман не спорил. На самом деле, предложение Анжело звучало крайне соблазнительно. Но что-то внутри, какой-то дух противоречия и упрямства просто требовал покобениться и поворчать. Он и поворчал: