Тропа Джексона

— Теперь на кону пара сотен, — объявил он, вытаскивая руку из кармана. Потом хлопнул ладонью по столу.

— Ну, кто хочет?

Откликнулся тощий субъект, говорящий как бы половинкой рта, с лицом, похожим на почтовый штемпель.

— Ладно, Дик, я. И на этот раз чет!

— Это Бад Непромах. Крутой тип — палец в рот не клади, — отрекомендовал его Джо Пузан. — Следи за ним. Говорю тебе, ему всегда везет — в рубашке родился.

И в самом деле, когда рука Кеннеди поднялась над столом, стало видно, что она закрывала четыре монеты. Дик отсчитал две сотни долларов Баду.

Джексон взирал на все это с любопытством. Молодчики слишком бесшабашно, даже если допустить, что совсем недавно сорвали крупный куш, сорили деньгами.

Неожиданно невысокий парень, которому на вид было не больше двадцати лет, встал со своего табурета и протяжно свистнул.

— А это Ангелочек Рей, — заметил Пузан. — Худший из молодых дьяволов, каких я когда-либо видел. Насквозь пропитан ядом.

Джексон повнимательнее посмотрел на мальчишку. У него было красивое лицо — по-женски утонченное, с пухлыми, как у ребенка, щеками. Руки у Ангелочка были как у девушки. Вот только глаза — цепкими, холодными и отрешенными. Они сразу сводили на нет все его обаяние.

— Да тебе никогда не заманить обратно эту голубую сойку! — сказал ему здоровый, щеголеватый парень, который непрестанно ерзал на сиденье, но, казалось, все никак не мог на нем удобно устроиться.

— А это Непоседа Мэлоун. Он славный малый, — охарактеризовал его Пузан. — Вообще-то все они хорошие ребята, — добавил он весьма поспешно, словно спохватившись, — но Непоседа лучше, чем остальные. Не так ли, Ларри?

— Точно, Непоседа — парень что надо! — согласился тот. Его глаза хотя и не постоянно, но вновь и вновь останавливались на лице Джексона, словно бы он ожидал от него какого-то сигнала.

Джесси всякий раз отвечал ему лишь заметным отрицательным покачиванием головы.

Между тем Ангелочек Рей вновь издал долгий свист на пронзительно высокой ноте, как это делает птица, попавшая в беду.

— Я заставлю эту сойку вернуться, — упорствовал он. — Она пожалует ко мне сюда, как по пятницам прилетает к самому дьяволу.

— И какими же деньгами ты можешь ответить за свои слова? — спросил Дик Кеннеди. Его бледное лицо выглядело жестким.

— Да сколько ни скажешь, — отозвался Рей.

— Пять сотен тебя устроят? — поинтересовался Кеннеди.

— Содрать с тебя пять сотен мне гораздо приятнее, чем целую тысячу с кого-либо другого, — не замедлил с ответом Ангелочек Рей и снова свистнул.

— Вот мои пять сотен, — заявил Кеннеди, выкладывая стопку банкнотов на стол и прижимая их сверху, чтобы не улетели, трубкой.

— А вот тебе мое слово — оно стоит твоих бумажек! — воскликнул Ангелочек Рей с юношеским непокорством, которое нашло отклик в сердце Джексона. — Выиграешь, отстегну тебе эту сумму, а пока не до этого — занят. — И он свистнул еще раз.

Никакого ответа из леса не последовало.

— И как долго ты намерен ее звать? — поинтересовался Кеннеди, изогнув губы в холодную улыбку, скорее похожую на оскал. — Если за этим занятием провести весь день, то, глядишь, сойка и впрямь залетит сюда по чистой случайности.

— Дай мне еще шестьдесят секунд, — попросил Ангелочек. — Идет, ты, любитель коротких состязаний?

— О спорте мы еще с тобой поговорим, попозже, — заметил Кеннеди суровым голосом. — Возьмите кто-нибудь часы!

— Двадцать секунд прошло… полминуты… сорок секунд… пятьдесят… — монотонно стал отсчитывать Непоседа Мэлоун.

Вновь раздался пронзительный свист Рея, перейдя в конце в точную имитацию панического крика охваченной ужасом птицы, когда ее преследует ястреб.

И вдруг над вершинами дальних деревьев показалась большая голубая сойка и, подлетев, устремилась книзу.

— Ровно минута! — объявил Непоседа Мэлоун.

Глава 29

Кеннеди взял со стола пятьсот долларов и передал их юноше. Затем процедил сквозь зубы:

— Минуту назад здесь что-то было сказано о коротких состязаниях, но не слишком внятно.

— Мои слова, — подтвердил Ангелочек. — А как ты их понял — твое дело. — И он улыбнулся верзиле, намного превосходящему его по габаритам.

— Хотелось бы услышать некоторые пояснения, — с угрозой произнес Кеннеди. — А то я не совсем врубился, что ты имел в виду.

— Изволь! Длинные дистанции ты не любишь — на них надо выкладываться. А вот орел или решка — другое дело. Здесь думать не надо да и напрягаться — тоже, — вкрадчиво объяснил мальчишка. — Теперь, надеюсь, понял?

— Ну, как сказать, — протянул Кеннеди. — Не мешало бы нам с тобой прогуляться и объясниться без помех.

— Никогда еще никому не отказывал в прогулке, — откликнулся Рей, — будь то мужчина или девушка. Куда пойдем? Вверх или вниз по склону? Мне без разницы.

— Эй, ребята, осадите назад! — вмешался Непоседа Мэлоун. — Вы же знаете, что док не любит разборок, так что полегче на поворотах, вы, любители костра и солнца!

— Насчет этого я в курсе, можешь не волноваться, — ответил ему Ангелочек Рей. — Только вот дылда давно уже напрашивается на неприятности и сейчас получит от меня по кислой роже то, чего так упорно добивается.

— Приказ дока — закон для всех нас, — торжественно заявил Непоседа Мэлоун.

— Да будь он проклят! — взорвался Кеннеди. — Мне не терпится свести счеты с этим херувимчиком. Этот смазливый дурак вот уже целый месяц действует мне на нервы!

— Кеннеди! — донесся голос из лачуги.

Все головы повернулись к ней. Парни насторожились. И тут Джексон увидел в дверном проеме мужчину среднего роста, ладно скроенного, с крупной головой и чем-то похожего на Наполеона. В его умных глазах читалась непреклонная решимость. Джесси мгновенно понял, что это Хэйман. Каким бы аморальным ни был этот человек, в нем чувствовалась сила, без которой невозможно стать главарем банды.

— Да, док! — откликнулся Кеннеди, мгновенно обратившись весь во внимание, вытянувшись, как исправный солдат.

Глядя на эту стойку, Джексон подумал, что в спинной мозг Кеннеди проник леденящий страх, сделав его позвоночник прямым как палка. Впрочем, и он ощутил, что по его коже пробежал холодок.

— А теперь, ребята, объясняю для всех, — отчеканил Хэйман. — Я уже говорил вам прежде, что здесь не может быть никаких ссор. Каждый должен быть достаточно хорош, чтобы стать другом для остальных, иначе в моей компании ему делать нечего. Чуть ли не раз в месяц я предупреждаю всех, что здесь исключаются драки и схватки с применением оружия. И делаю я это главным образом потому, что не хочу, чтобы вам пришлось иметь дело с шерифами, маршалами и их помощниками. Для газет лакомый кусочек — порадовать читателей известием о гибели кого-либо из вас. И я не желаю за мой счет снабжать подписчиков чтивом подобного рода. Ну так вот, а теперь выслушайте мой новый ультиматум! Прежде я обещал, что в случае схватки уцелевшему в ней придется иметь дело лично со мной. Сейчас же заявляю, что в следующий раз, когда заслышу громкие голоса или перебранку, я не стану ждать, чем все это закончится! Просто выйду и разберусь с теми, кто затеет свару, будь то двое… трое… короче, сколько бы вас ни было. Буду стрелять без предупреждения. Ясно?! — Он сделал шаг из дверного проема и добавил: — А теперь относительно вас двоих. Вы самые молодые и наименее ценные среди всех остальных. Правда, и остальные не многого стоят, но вы все равно худшие. И, однако, именно вы двое осмелились нарушить мой сон своими воплями. Не будь у меня сердце кроткое, как у ягненка, я бы обоих вас пристрелил как собак. Впрочем, и сейчас еще не отказался от этой мысли. — И Хэйман приблизился к ним еще на шаг.