Тропа пьяного матроса
Шрифт:
Я выложил из гальки круг, обозначающий общий сбор Владык Шамбалы, и начал рассказывать в лицах:
– Махатма Будда!
– Я!
– Люди погрязли во тьме бытовой магии. Твоя задача – дать им свет истины, рассказать о мощи Великой Пустоты!
– Я готов!
– Махатма Будда, на воплощение – пошёл!
Сквозь черноту холодных миров летит в горячее земное тело махатма Будда, чтобы научить людей важнейшей истине: их на самом деле нет. Будда приносит человечеству учение, которое становится древнейшей религией. Проходит время.
– Махатма Иисус!
– Я!
– Люди снова всё испортили. Вместо того, чтобы познать радость Нирваны, они поклоняются золотым статуям. Махатма Иисус, твоя задача – идти в мир и снова дать наше учение, показать невеждам отделение зёрен от плевел. Иисус, ты готов к воплощению
– Готов!
– На воплощение – пошёл!
Надя убрала руку с моего плеча и прикоснулась к маленькому серебряному крестику на обнажённой груди.
– Вадик, не надо так про Иисуса. Я, конечно, большая грешница, но я верю в Бога, верю с детства, и меня задевает, когда о нём так говорят.
– Надя, я тоже верю в Бога, я уважаю его. Но когда мы начинаем бояться говорить о нём свободно, боимся размышлять и сомневаться – мы можем очень быстро стать фанатиками и пропасть. Я попробую объяснить, что Бог значит для меня. Когда я закончил девятый класс, к нашим соседям на каникулы приехала их племянница. Тоненькая девочка с голубыми глазами, тихая и улыбчивая. У нас во дворе стояла резная беседка, там мы познакомились и общались по вечерам. Однажды я взял из дома синий советский магнитофон, купив к нему дорогие батарейки, поставил недавно купленную кассету Элтона Джона «The One» и вышел к Оле. Да, все смеялись над моей любовью к музыке Элтона Джона, думали, что я гомик; даже парни, которые продавали мне кассету Euro Star в белом трейлере у танцплощадки «Ивушка», не удержались и хихикали. А Оля влюбилась в эту кассету. Запись была палёная, пиратская, без первой песни «Simple Life», и сразу начиналась с крика чаек. Мы с Олей брали магнитофон, она включала его сама и приставляла динамик к уху; вступали чайки, и девушка улыбалась. Мы шли к морю, Оля надевала в ржавой раздевалке сплошной синий купальник, мы подолгу плескались в тёплом море, прыгали с пирса, болтали. Потом шли под вечер во двор, Оля улыбалась мне, и ей не приходило в голову, что кто-то считает меня гомиком.
– Ты совсем бессовестный, начал о Боге, а рассказываешь мне о какой-то девчонке. Ты хочешь, чтоб я ей волосы повыдёргивала, когда она приедет?
– Не приедет. Оля умерла от рака много лет назад и лежит на севере в мёрзлой земле. У нас никогда не было ничего. Только долгий взгляд и этот крик чаек с кассеты. И единственный человек в мире, который помнит Олин взгляд, прогулки у моря с магнитофоном – это я. Но у меня есть надежда, что эти закатные летние дни в беседке сохранены, что их знает, хранит ещё один…
– Бог?
– Да. И что Оля, благодаря ему, живёт где-то в домике в параллельном мире, и ей хорошо. Вот, послушай. Это стихи моего учителя, Николая Ярко.
В янтаре сентября мы уже не состаримся.
Ни слова, ни листва там вовек не сгорят.
Всё на свете пройдёт, только мы и останемся.
В янтаре сентября.
В янтаре сентября.
Возвращается всё на круги невозвратные.
Все придут и уйдут. Отгорят. Отцарят.
Но останутся дни – нет! Часы незакатные.
В янтаре сентября.
В янтаре сентября.
Снова ночью заноют дожди безутешные.
Совершится, увы, ежегодный обряд.
Всё на свете пройдёт, но останемся те же мы
В янтаре сентября.
В янтаре сентября.
Глухо вскрикнет беда, и пути затуманятся,
И растают надежды, и дверь затворят.
Но Господь нас спасёт. Мы навеки останемся
В янтаре сентября.
В янтаре сентября.
Надя дрожала. Я достал из палатки термос с чаем, налил в кружку, обнял девушку. Перед нами в море возвышалась чёрная скала с крестом на вершине, и в этот крест упирался Млечный путь.
– Вадик, тогда мы должны жить так, как требует Бог. Чтобы попасть в тот домик в раю…
– Надя, я уверен, Бог устал от нашего вранья. От разбитых о пол храма колен, от жизни по уставу. Может, он и имя своё забыл, потому что этим именем люди прикрываются, когда делают гадости. Он хочет, чтоб мы были честными. Не отличниками, которые хранят в страхе целомудрие и исправляют ошибки в словах у случайных людей, а ночью гладят себя под одеялом. А хулиганами, дерзкими битлами, Бродскими. И он улыбается, когда кто-то вдруг понимает знамя.
Между тем, звёзды за скалой начали
быстро пропадать, их как будто сжирала матовая чернота ночи, а потом мы увидели первую вспышку, за ней вторую. На нас шла гроза. Минут через пять мы начали различать далёкие раскаты грома. Парочки, сидевшие на гальке, спешно уходили с пляжа, остались только мы и шумная компания с ярким костром. Гроза на Яшмовом пляже – это плохо. Укрыться негде, а во время дождя и сильного ветра с высокого берега, нависшего над пляжем, срываются камни. Но уходить совершенно не хотелось.– Вадик, все ушли. Ты не боишься грозы? Точно Бог на нас гневается.
– Надя, ничего страшного не случится. Даже если мы сейчас пойдём купаться, всё будет хорошо.
– Ну я же не дурочка. Ты разве не знаешь, как хорошо вода проводит ток? Рядом с нами в море ударит молния, и мы мгновенно умрём.
– Вот у меня была тысяча ситуаций, когда я мог умереть. Но ведь жив! Я тебе сейчас историю расскажу.
– Давай историю. Но только не про махатм и педиков!
– Эта история приключилась, когда я был третьеклассником, коллекционировал бабочек и ходил в Межшкольный краеведческий музей – узнавать основы энтомологии. Марина Павловна, сотрудник музея, решила приобщить меня к туризму и позвала в поход с шестиклассниками на охотбазу «Красный камень». Я пошёл. Была ранняя весна. Темнело, мы шли по узкой лесной тропинке, а с неба срывался снег. И вот – «Красный камень»: холодные комнаты с двухъярусными кроватями, тусклая лампочка на потолке. Мы собрались в тёмной каморке с железной «буржуйкой», где поселилась наша предводительница, и слушали, как она настраивает гитару. Вдруг Марина Павловна говорит: «Вадик, ты сегодня в своём первом походе и должен пройти испытание. Вот ведро, набери воды из колодца!» Я вышел в морозную ночь и подошёл к колодцу, который прежде видел только в кино. Крутить ручку оказалось очень непросто. Когда ведро поднялось, я едва удерживал ручку, упираясь левой рукой в бортик. «Так. Если я отпущу левую руку, то мне не удержать ворот. Поэтому я сейчас убираю правую руку и быстро перехватываю ведро!» Рукоятка бьёт меня в висок, и лицо заливает кровь. «Неправильно поступил, – думаю, – надо было всё-таки перехватывать левой рукой. А ещё попробую набрать полведра!» Вытаскиваю ведро, ставлю на бортик. Наливаю воду, несу в комнату, из которой несётся: «Сладострастная отрава, золотая Брич-Мула!» Песня обрывается, все смотрят на меня… Утром мы катались на картонках с горы – за ночь навалило снега. На третий день началась оттепель, я шёл по проталинам под синим небом и рвал для мамы подснежники, складывая их в картонную коробку. Помню, как браво прохожу вечером по аллейке от Центрального рынка в красных шароварах, за спиной – советский коричневый рюкзак, а на виске – непривычная корочка. Захожу в квартиру и с порога кричу: «Мама! Через неделю мы идём на Чёртову лестницу!» Но… В свой следующий поход с ночёвкой я пошёл только на третьем курсе университета. Я недавно побывал на Красном камне. Всё перестроили, но колодец совсем не изменился. И кажется: если дождаться ночной россыпи звёзд, набрать воды и вернуться в каморку, я обязательно услышу: «Мы залезли в долги и купили арбу, запрягли ишака со звездою во лбу…» Я увижу в полумраке Марину Павловну с гитарой и шестиклассников, жующих мои бутерброды с жареной курицей.
– Железной ручкой колодца по виску – это как Смерть своим подолом тебя задела. А ещё я помню историю, как вы с дядей собирали грибы и наткнулись на огромного дикого кабана. Мне начинает казаться, что у тебя девять жизней!
Надя уже не дрожала и спокойно наблюдала, как последние звёзды гаснут над чёрной скалой.
– И Бог любит тебя. Почему?
– Я должен что-то понять, очень важное. Найти какую-то маленькую шестерёнку, без которой мир не крутится, не печётся хлеб, без которой нет любви. Найти и всем рассказать!
– Вадик, обернись! Смотри вверх! На склоне!
Там, куда показывала Надя, происходило нечто странное. В лесу, на склоне горы, сверкали огни – яркие, белые, и они постоянно двигались, поэтому мы не смогли сосчитать их точное количество. Я предположил, что это люди с фонариками на лестнице, ведущей наверх, к монастырю. Внезапно огни замерли, а потом двинулись вниз по склону, один за другим.
– Вадик, мне страшно! С моря гроза, а от монастыря гуманоиды идут!
– Я думаю, это спасатели. Случилось что-то нехорошее.