Тропик любви

Неожиданно он заметил, что Морикан дымит манильской сигарой.

— Да что с этим парнем происходит? — заорал он. — Кой черт он курит эту мерзость? Или мы только что не дали ему хороших сигар?

Морикан смущенно объяснил, что бережет их на потом. Слишком они хороши, чтобы выкуривать их сразу. Сперва он хочет ими немножко полюбоваться.

— Что за бред! — взорвался Леон. — Скажи ему, что он в Америке. Мы тут не думаем о том, что будет завтра, так ведь? Скажи, когда эти кончатся, я пришлю ему из Лос-Анджелеса целую коробку. — Он взглянул на меня и, понизив голос, спросил: — Что его все-таки гложет? Или он там у себя с голоду подыхал? А, да черт с ним! Послушайте лучше анекдотец, который мне рассказали вчера. Переведи ему, ладно? Хочу посмотреть, засмеется ли он.

Моя жена безуспешно пытается накрыть на стол. Леон уже начал рассказывать свой анекдотец, довольно-таки похабный, и Лилик ржет, как жеребец. На середине рассказа Леон берет паузу, чтобы отрезать себе еще ломоть хлеба, налить стакан, скинуть ботинки и носки, подцепить оливку и так далее. Морикан смотрит на него, выпучив глаза. Для него это новый образчик рода человеческого. Le vrai type americain, quo! [361] Я подозреваю, что он по-настоящему наслаждается. Причмокивает, пробуя бордо. Не остается равнодушен к семге. Что же до кукурузного хлеба, то такого ему не то что отведывать — видеть не доводилось. Замечательный! Ausgezeichnet! [362]

361

Истинно американский тип! (франц.), прим. перев.

362

Превосходный! (нем.), прим. перев.

Лилик так смеется, что слезы катятся по щекам. Отличный анекдот, похабный, но не поддающийся переводу.

— В чем трудность? — спрашивает Леон. — Они что, не употребляют таких слов там, откуда он приехал?

Он смотрит, как Морикан наслаждается деликатесами, потягивает вино, попыхивает огромной «гаваной».

— Ладно, забудем об анекдоте! Уписывает за обе щеки, и то хорошо. Так кто он, говоришь, такой?

— Помимо всего прочего, еще и астролог, — сказал я.

— Да он свое очко от дырки в земле не отличит. Астрология*. Кому это дерьмо нужно? Скажи ему, чтоб взялся за ум… Постой-ка, я скажу ему, когда родился. Посмотрим, на что он способен.

Сообщаю данные Морикану. Он говорит, что в данный момент не готов. Хочет еще немного понаблюдать за Леоном, если мы не против.

— Что он сказал?

— Говорит, что сперва хочет поесть как следует. Но он знает, что ты исключительная личность, — добавил я, чтобы разрядить обстановку.

— Золотые слова. Ты чертовски прав, я — исключительная личность. Другой бы на моем месте рехнулся. Передай ему, что я его раскусил, передашь? — И, повернувшись к Морикану, спрашивает: — Как вино… vin rouge? Доброе, да?

— Epatant! [363] — отвечает Морикан, не подозревая о том, каких, в глаза, словечек удостоился.

— Можешь дать задницу на отсечение, что оно отличное, — говорит Леон. — Ведь это я покупал. Я сразу вижу, если вещь стоящая.

363

Роскошный! (франц.), прим. перев.

Он разглядывает Морикана, словно его милость — дрессированная выдра, затем обращается ко мне:

— Он еще чем-нибудь занимается кроме своей астрологии? — И, с укоризной взглянув на меня, добавляет: — Могу поспорить, что он целыми днями только и делает, что просиживает свою толстую задницу. Почему ты не заставишь его работать? Пусть копает грядки, сажает овощи, выпалывает сорняки. Вот что ему нужно. Знаю я этих ублюдков. Все они на одну колодку.

Моя жена почувствовала себя неловко. Она не хотела, чтобы оскорбили чувства Морикана.

— А у него в комнате есть кое-что любопытное, на что тебе не мешало бы посмотреть, — сказала она Леону.

— Уж это точно, — поддержал ее Лилик, — как раз по твоей части, Леон.

— Пытаетесь меня разыграть? Что еще за тайна такая? А ну, раскалывайтесь!

Мы объяснили ему. На Леона, как ни странно, это не произвело впечатления.

— В Голливуде полно такого мусора, — сказал он. — На кой это мне — мастурбировать!

День все не кончался. Морикан удалился в свою келью. Леон повел нас показать свою новую машину, которая мгновенно разгонялась до девяноста миль. Неожиданно он вспомнил, что в багажнике есть еще игрушки для Вэл.

— А где сейчас Бьюфано? — интересуется он, обшаривая багажник.

— Думаю, отправился в Индию.

— Небось повидать Неру! — фыркнул он. — Поражаюсь, как этот парень разъезжает повсюду, не имея ни цента в кармане. Кстати, а как ты, чем сейчас зарабатываешь?

С этими словами он лезет в брючный карман, вытаскивает пачку зеленых, перехваченных резинкой, и вытягивает несколько бумажек.

— Держи, — говорит он и сует мне. — А то еще задолжаю тебе до отъезда.

— Есть у тебя что-нибудь интересное почитать? — вдруг спрашивает он. — Вроде Жионо, [364] которого ты мне давал, помнишь? Как там с этим парнем, Сандраром, от которого ты всегда балдеешь? Не перевели что-нибудь новенькое? — Он бросил недокуренную «гавану», раздавил ее каблуком и закурил новую. — Ты, наверно, думаешь, что я никогда книжки не открою. Ты не прав. Я много читаю… Когда-нибудь ты напишешь для меня сценарий — и заработаешь настоящие деньги. Между прочим, — он ткнул пальцем в сторону Морикановой мастерской, — этот малый тебе небось недешево обходится? Ты просто рехнулся. Как тебя угораздило так дать маху?

364

Жан Жионо (1895–1970), французский писатель, член Гонкуровской академии. Завоевал популярность еще в 1920-х гг. романами, в которых лирически изображает простых людей и природу своего любимого Прованса. Среди лучших его произведений трилогия «Песнь мира» (1926), «Всадник на крыше» (1952), «Соломенный человек» (1957), «Двое всадников в бурю» (1965). Прим. перев.

Я сказал, что это долгая история… как-нибудь в другой раз.

— Что у него за рисунки? Стоит мне на них взглянуть? Хочет, наверно, продать их? Я не прочь взять несколько — если это тебявыручит… Погоди минутку, сперва зайду в сортир.

Когда он вернулся, во рту у него торчала новая сигара. Вид был довольный.

— Ничего нет лучше, чем как следует просраться, — сказал он сияя. — А теперь давай навестим нашего печальноликого чудика. И прихватим с собой Лилика, не против? Предпочитаю услышать его мнение, прежде чем во что-то ввязываться.

Едва мы вошли к Морикану, как Леон потянул носом и воскликнул:

— Ради всего святого, скажи ему, чтобы открыл окно!

— Не могу, Леон. Он боится сквозняков.

— Похоже на него, чтоб ему! Ладно. Скажи, пусть показывает свои грязные картинки — да поживей! Меня стошнит, если мы пробудем здесь больше десяти минут.

Морикан достал свой красивый кожаный портфель. Осторожно положил перед ним и спокойно закурил «голуаз».

— Попроси его загасить эту гадость, — взмолился Леон. Вынул из кармана пачку «честерфилда» и предложил Морикану. Тот вежливо отказался, сказав, что не выносит американских сигарет.