Тропы Междумирья

Полковник тем временем продолжал:

— Однако капитан Бронве тоже высказал весьма здравую мысль о том, что у нас острая нехватка информации. Мы до сих пор не знаем, откуда взялась девушка, называющая себя Айкой, и это весьма досадно. Пожалуй, я бы даже согласился с капитаном и предложил отложить казнь до того момента, когда мы будем знать, кого именно казним. И за что. Но, к сожалению, мы весьма ограничены во времени. У нас тут, видите ли, война. А значит — нет возможности рассылать письма с подробными разъяснениями и описаниями, а затем месяцами дожидаться ответа. Но этого и не требуется. Есть более лёгкий и быстрый способ. Правда, несколько болезненный.

Арфеналме едва заметно кивнул стражникам, и те незамедлительно подхватили меня под руки. И вот тогда мне наконец-то стало страшно. Очень страшно, до дрожи. Я не знала, чего именно боюсь, хотя примерно представляла, что задумал этот остроухий начальник… в конце концов, его хитрющая улыбка никак не могла предвещать что-то хорошее.

Он всё продумал заранее, задолго до этой пародии на суд. Он прекрасно знал, кто и что скажет. И что он ответит. И что за этим последует. И как я буду себя вести.

Я, конечно, вся такая гордая и непоколебимая, как партизан на допросе. И я буду молчать сколько смогу. Но не одно молчание не бывает бесконечным. Муллен в такой ситуации махнул бы рукой и лениво бросил 'Да ладно, и не таких раскалывали'.

Раскалывали, ага. А методы у обоих враждующих сторон, похоже, сходятся. Да и с чего бы им разниться? Главное — это результативность.

— Ну что? Ничего не хочешь сказать, пока есть возможность? — Полковник снова подошёл ко мне почти вплотную.

— Я никогда не была в пыточной, — тихо созналась я.

— О, к тебе уже начала возвращаться память? Так это же просто великолепно! Надеюсь, через некоторое время ты излечишься окончательно. — Арфеналме 'заботливо' похлопал меня по плечу. Конечно же, правому. Рука немедленно отозвалась такой вспышкой боли, что в глазах потемнело. — В подвал её. А я зайду через… некоторое время.

Подвалы в замке Ородрив были глубокие. Меня вели какими-то лестницами, закоулками и коридорами, всё время вниз, и казалось, что этот путь никогда не закончится. В какой-то момент я даже начала думать, что это и есть первая пытка — идти в темноту, за тусклым светом чадящего факела, и всё больше ощущать, как над тобой нависает толща земли и камня.

Каждый шаг разносился по подземелью гулким эхом. Где-то вдали мерно капала вода. И всё, больше никаких звуков. Вообще. Попытка разговорить охранников ни к чему не привела. Они молчали, даже когда дорогу нам преграждала очередная запертая дверь. По ней стучали, дверь открывалась с натужным скрипом, потом закрывалась за нашими спинами — и маршрут снова продолжался в полнейшей тишине.

Новая дверь ничем не отличалась от предыдущих. За одним маленьким исключением — в ответ на стук с той стороны раздалось ленивое:

— Чего надо?

— Пошевеливайся, жирная скотина! — буркнул один из моих конвоиров. И наподдал по двери сапогом, для верности.

— С ума сойти, как вы тут все друг друга любите, — вполголоса проворчала я. К счастью, меня или не услышали, или просто не среагировали. Но факт оставался фактом — вокруг не наблюдалось никакой эльфийской вежливости, велеречивости и изящества. В лесу я списывала простоту нравов на походное житьё — бытьё, и всерьёз думала, что уж в замке-то всё будет по — другому. К сожалению (а может, и к счастью), струящиеся одежды, гордые взоры и мудрые речи остроухих обитателей Западной Предонии существовали только в моём воображении. Единственным эльфом, которые оправдал мои ожидания, пока что оставался полковник Арфеналме. Но о нём я даже вспоминать не хотела.

'Жирная скотина', неохотно распахнувший дверь, на канонического эльфа походил ещё меньше, чем все, встреченные до этого. Совершенно круглое существо с носом — картошкой, пальцами — сардельками, и без шеи. Зато уши сделали бы честь любому потомственному дворянину. Я украдкой вздохнула. Хэйн был прав, чистокровных эльфов на западе можно было по пальцам пересчитать. И я со своим запутанным происхождением на их фоне выглядела достаточно прилично.

— Только детей мне тут не хватало, — пробасил толстяк, увидев меня. — Совсем обалдели там, наверху?

— Ты погромче возмущайся, мигом без работы останешься, — хмыкнул один из стражников. — Запри её где-нибудь до прихода начальства, а потом ему все претензии и высказывай.

— Это кому? Лапочке что ли?

— Ну да. Он же сейчас за главного.

Я не удержалась и хихикнула. Обозвать заразу — полковника Лапочкой — это надо было умудриться. Хотя, Ксанка бы с этим определением, пожалуй, согласилась.

— Смейся — смейся, — зевнул толстяк, запирая двери за моими конвоирами. — Сейчас можно. Про запас. А то потом не до того будет. Куда бы тебя… Ага! Сюда иди. Да иди, иди. Никто там тебя не съест. Чтоб съели — это в соседнюю камеру надо, там крысы уже несколько дней не кормлены.

Я обречённо заглянула в тёмный проём. Из камеры тянуло холодом и сыростью. Входить внутрь не хотелось, но мужчина настойчиво подтолкнул меня, заставив переступить порог.

Каменные стены, каменный пол, каменный потолок — вот и всё, что здесь было. Некоторое время я ещё пыталась глазеть по сторонам, а потом тяжёлая железная дверь захлопнулась, и вмиг стало темно. Совершенно, беспросветно. Ни щёлочки, ни узкого оконца, через которое в камеру проникал бы свет, здесь тоже не было.

Вентиляция, впрочем, была. Откуда-то явственно тянуло сквозняком, но источник свежего воздуха найти так и не удалось. Хотя я добросовестно пыталась — несколько раз обошла помещение по периметру, наощупь исследуя стены.

А потом уселась в углу и принялась ждать.

Да и что мне ещё оставалось?

Обещанное полковником 'некоторое время' тянулось и тянулось, а кончаться так и не думало. Сперва я ещё прислушивалась к звуку шагов, изредка долетавшему из коридора, и пыталась представить, что будет дальше. Вот войдёт Арфеналме… И что он скажет? Или спросит? И что я отвечу?

Голова работать отказывалась, глаза слипались, а дверь так и оставалась запертой.

Ну не забудут же меня здесь, в самом-то деле!

Эльфам нужна информация. Я — её источник. Значит, рано или поздно из меня начнут эту информацию добывать. Хорошо бы — гуманными методами, так у меня хотя бы шансы есть. А то пытки — это весьма неприятное развитие событий. И без того всё болит так, что палачу даже стараться особо не придётся. Я, конечно, буду терпеть, пока смогу, но… Муллен, помнится, говорил, что сломать можно любого. А он в этом деле разбирается куда лучше меня.

С такими невесёлыми мыслями я и заснула. А проснулась от скрипа открываемой двери.