Тропы Песен

Они не только грязные, они — настоящее национальное бедствие. Они гяуры, идиоты, воры, паразиты, лжецы. Они едят запрещенную пищу.

— А их женщины, — добавил он, — шлюхи!

— Но красавицы? — спросил я, чтобы поддразнить его.

Он выбросил руку из складок своих синих одеяний.

— Ага! — Он стал грозить мне пальцем. — Теперь я знаю! Теперь я все понимаю! Но, позвольте мне доложить вам, юный англичанин, что у этих женщин — страшные болезни. Неисцелимые болезни!

— А я слышал иное, — не сдавался я.

На третий вечер, что мы проводили вместе, когда я уже начал стращать его именем министра внутренних дел, я увидел по некоторым признакам, что он уже начинает смягчаться. На следующий день за обедом он сказал, что я могу отправиться к немади, но при условии, что меня будет сопровождать полицейский, и при условии, что я никоим образом не буду поощрять их к охоте.

— Они не должны охотиться, — проревел он. — Вы меня слышите?

— Я вас прекрасно слышу, — ответил я. — Но они же — охотники. Они занимались охотой задолго до Пророка. Что им еще делать, как не охотиться?

— Охота, — тут губернатор с менторским видом сложил пальцы, — запрещена законами нашей Республики.

Несколькими неделями раньше, роясь в литературе о кочевниках Сахары, я наткнулся на отчет о немади, опиравшийся на сведения одного швейцарского этнолога, который относил их «к самым обделенным людям на планете».

Предполагалось, что их насчитывается около трехсот человек и что они скитаются группами человек по тридцать вдоль края Эль-Джуфа, незаселенного сектора Сахары. В отчете говорилось, что у них светлая кожа и голубые глаза; они были отнесены к восьмой и самой низшей ступени мавританского общества — к «изгоям пустыни», — ниже харратинов, которые были черными полевыми рабами в оковах.

Немади не признавали пищевых запретов и не питали почтения к исламу. Они питались саранчой и диким медом, а также кабанятиной — когда им удавалось убить дикого кабана. Иногда они добывали пропитание у кочевников, сбывая им тичтар — сушеное антилопье мясо, которое измельчают и добавляют в кускус, чтобы придать ему привкус дичи.

Еще эти люди подрабатывали тем, что вырезали каркасы сидений и плошки для молока из древесины акации. Они утверждали, что являются законными хозяевами этой земли и что мавры украли ее у них. Поскольку мавры обращались с ними как с париями, им пришлось уйти подальше от городов.

Что касается их происхождения, то, возможно, они являлись потомками мезолитического охотничьего населения. Почти не вызывало сомнений то, что они и были теми самыми «мессуфитами», один из которых — слепой на один глаз, полуслепой на второй — в 1357 году водил по пескам Ибн-Баттуту. «Здешняя пустыня, — писал этот путешественник, объездивший весь мир, — красивая и ослепительная, и душа обретает здесь отдохновение. В изобилии водятся антилопы. Их стада проходят так близко от нашего каравана, что мессуфиты охотятся на них стрелами и загоняют собаками».

К 1970-м годам из-за любителей поохотиться, разъезжая на «лендроверах» с винтовками дальнего боя, поголовье сернобыков и антилоп мендес не просто перестало изобиловать: эти животные оказались на грани вымирания. Правительство наложило полный запрет на охоту, который распространился и на немади.

Немади, зная, что сами они настолько же кротки, насколько жестоки и мстительны мавры, и зная, что именно скотоводство ведет к жестокости, не захотели им заниматься. В их любимых песнях говорилось о побегах в пустыню, где они будут дожидаться лучших времен.

Губернатор рассказывал мне, как однажды он и его коллеги купили для немади целый гурт в тысячу коз. «Тысяча коз! — не унимаясь, кричал он. — Вы представляете, сколько это? Множество коз! И как вы думаете, что они сделали с этими козами? Начали их доить? Какое там! Они съели их! Съели всю эту прорву! Ils sont im-be-ciles!» [11] .

Полицейский, к моей радости, относился к немади с симпатией. Он называл их brave gens [12] и говорил мне, по большому секрету, что губернатор «не в своем уме».

11

Они сла-бо-умн-ые (фр.) — Прим. перев.

12

Смельчаки (фр.) — Прим. перев.

Подойдя к белому шатру, мы сначала услышали смех, а потом показалась группа немади, человек двенадцать, взрослые с детьми. Они отдыхали в тени акации. Среди них не было ни больных, ни грязных. Все выглядели безупречно.

К нам подошел поздороваться их предводитель.

— Махфульд, — произнес я его имя и пожал ему руку.

Его лицо было мне знакомо по фотографиям того швейцарского этнографа: плоское, сияющее лицо в обрамлении василькового цвета тюрбана. За двадцать лет он почти не состарился.

Среди людей, отдыхавших под акацией, было несколько женщин и один косолапый негр. Был там и дряхлый синеглазый калека, который передвигался на руках. Главным охотником был мужчина с квадратными плечами; выражение лица у него было одновременно суровое и безоглядно-веселое. Он строгал из колоды каркас для сиденья, а в колено ему тыкалась мордой его любимая собака — гладкошерстный пегий терьер, похоже, «джек-рассел».

Слово «немади» означает «повелитель собак». Рассказывают, что собаки едят даже тогда, когда их хозяева голодают; их выучке позавидовал бы любой цирк. Свора состоит из пяти псов — «царя» и четырех его вельмож.

Охотник, выследив стадо антилоп и приблизившись к месту, где они пасутся, залегает вместе со своими собаками за пологим откосом дюны и внушает им, на какое животное они должны наброситься. По его знаку «царь» срывается с места, мчится вниз по склону и впивается в морду антилопе, а остальные собаки хватают ее за ноги — по одной на каждую. Один удар ножом, быстрая молитва, испрашивающая прощения у антилопы, — и охота окончена.

Немади презирают огнестрельное оружие: его применение — святотатство. А поскольку они верят, что душа убитого зверя находится в его костях, они почтительно погребают их, чтобы кости не осквернили собаки.

— Антилопы были нашими друзьями, — сказала одна из женщин с ослепительной белой улыбкой. — Теперь они ушли далеко, далеко. Теперь нам ничего не остается — только смеяться.

Они все как один взорвались смехом, когда я спросил про губернаторских коз.

— А если вы нам купите козу, — сказал главный охотник, — мы ее тоже убьем и съедим.

— Хорошая идея, — сказал я полицейскому. — Давайте купим им козу.

Мы перешли через ближайший вади и подошли к скотоводу, который поил там свой скот. Я заплатил чуть больше, чем он запросил за годовалого козленка, и охотник повел его к лагерю. Булькающий звук, раздавшийся из-за куста, возвестил о том, что его жизнь оборвалась и что на ужин будет мясо.