Тротиловый эквивалент

Один есть.

Вот я и во дворе. Мелкий сзади закрыл калитку. Отступать теперь некуда.

Я повертел головой и, бурча под нос, заковылял к своему домику, по пути оценивая обстановку.

Женщины на крыльце, с ними женщина федералов — в форме, рядом коренастый тип с широким лицом, очень спокойным взглядом. Как будто к себе во двор вышел, воздухом подышать. На меня не смотрит, взгляд его направлен на мою нетронутую «жену» Саният, которая сейчас рассматривает фотографии. Зачем так пристально на девчонку смотрит? Там три молодухи рядом — одна другой краше. Маньяк, что ли?

Двигаемся дальше. Сердце стучит быстрее, но дыхание ровное, всё идёт по плану.

Немного дальше, возле угла, двое: высокий здоровяк с волчьим взглядом, настоящий богатырь, и средних размеров мужик. Камера всё-таки неудобно висит, я к ним повёрнут правым боком. На левый не стал вешать, там пистолет, мешает.

Надо было вообще пистолет на задницу перевесить. Он всё равно тут не поможет. Я разбираюсь в людях: вот этот богатырь, судя по всему, как два моих Аскера, вместе взятых. А то и три. Если бы я полез под мышку за пистолетом, десять раз успел бы меня застрелить. А ещё мелкий сзади. Получается, хоть я и «дед», они меня очень грамотно страхуют. Приятно работать с такими!

Про другого мужика ничего не понял: он какой-то загадочный, туманный, сразу прорисовке не поддаётся. Ничего, разберёмся. Вы только дайте мне до моего домика добраться без помех...

— Не пускать? — спросил богатырь у туманного мужика.

— Хозяин, — ответил туманный. — Где хочет, там и ходит. Почему не пускать?

Понятно, вот этот туманный — главный. Зацепил я его в кадр или нет? Когда делал первые шаги от калитки, все были в ракурсе, должны вроде попасть.

— Второй, заканчивай, — сказал богатырь, не стесняясь моего присутствия. — Дед к тебе идёт, значит, там чисто.

— Ну и что — дед? — возник в рации голос Глебыча. — Это такой мерзавец, что родную мать не пожалеет, в случае чего! А уж чужого деда... Чуток осталось, потерпите. Пару минут ещё...

Ай, Глебыч, огорчаешь! Ты почему так скверно меня рекомендуешь своим коллегам? Я к своим родителям и вообще ко всем старшим отношусь с большим уважением. И не только к старшим. Я могу уважать врага, если он этого заслуживает. Вот тебе, например, я не стану стрелять в затылок. Потому что ты — уважаемый враг...

Я миновал двор — как под прицельным огнём пробежался, и вошёл в свой домик: дверь была распахнута настежь.

В доме царил полумрак: дизель включают, когда совсем стемнеет, экономят горючее. Глебыч копошился в зале, что-то напевал под нос, скрипел деревом — наверное, тумбочки двигает.

Я осторожно снял резиновые сапоги, поставил их в угол. Достал пистолет, в левую руку взял ватерпас. Ну всё, пошли...

Глебыч стоял спиной ко входу, согнувшись, — осторожно сдвигал с места тумбочку, миллиметр за миллиметром. Ну, Глебыч! Ты меня совсем за больного держишь? Что я, по твоему, каждый квадратный сантиметр здесь должен был заминировать?!

— Тихо, Глебыч, — прошептал я, упирая ствол в затылок своего старого друга. — Ручки...

Глебыч замер, как вкопанный, и очень медленно поднял руки.

Приятно иметь дело с военными. Я знавал товарищей, которые безгранично верят в свою мощь и удаль. И не правильно реагируют на такую мелочь, как приставленный к затылку ствол. Жаль их, они все быстро умирают и не дают тебе возможности поиграть с ними.

Глебыч — товарищ очень военный. Работа у нас такая, привыкаешь, что устройство, с которым ты работаешь, надо очень чутко слушать, чувствовать его.

И в любой момент надо быть готовым замереть как статуя с проводком в руках или пальчиком на кнопке.

— Салам, Шах, — голос Глебыча мгновенно охрип. — Кхм кхм... Давно не виделись... Кхм... Убивать будешь?

— Не буду, — пообещал я, протягивая через плечо своего друга ватерпас стеклом кверху. — Держи обеими руками, за концы. Осторожно!

Глебыч осторожно взялся за концы ватерпаса. Я выровнял его, чтобы пузырёк воздуха находился точно посерёдке стёклышка.

— Теперь всё время следи за пузырьком, — я сунул палец под ватерпас и нажал на обратную сторону указательным пальцем. Сымитировал активацию.

Тот факт, что ничего там не пискнуло, для Глебыча значения не имеет: подавляющее большинство профессионально сработанных СВУ не издают никаких звуков. Различные сигнальные «примочки» на устройствах имеют, скорее, демонстрационный характер — это для среднего пользователя, чтобы ничего не путали в последовательности операций.

— Ты че там затих, Второй? — прошипела станция из нагрудного кармана Глебыча. — Пара минут давно кончилась... Второй?

Глебыч только сглотнул слюну — уши чуть шевельнулись.

Так, пора и честь знать. Пара слов — и разбежались.

— Догадываешься, что это?

— Угу, — Глебыч теперь был той самой статуей, только без проводка — отвечал одними губами. — Уровень... Сколько там?

— Там всего тридцать грамм. Хватает?

— Угу... Кхм... Как дела, Шах?

— Отлично, Глебыч, — я обогнул своего друга, приблизился к окну и в несколько приёмов распотрошил зимнюю «укупорку» из ваты и бумаги. Затем с некоторым усилием открьш шпингалеты и распахнул окно — в комнату ворвался сквозняк.

— Пока, Шах, — прошептал Глебыч, не сводя взгляда с ватерпаса. — Скоро встретимся.

— А вот это не обязательно, — я встал на подоконник и обернулся на прощание: — Если ты выкарабкаешься из этой ситуации, подумай хорошенько. Может, вам не стоит охотиться за мной? Тут других дел хватает, займитесь чем-нибудь попроще...

* * *

В Хамби Юрт я вернулся уже в глубоких сумерках. На дальних подступах к селу и у самого въезда стояли наши посты наблюдения: меня дважды остановили, проверили, кто такой. Посты были замаскированы — если бы не остановили, я бы их не заметил. Это хорошо, враг не застанет нас врасплох.

Аюб, похоже, не ожидал каких-то результатов от моей поездки.

— Прогулялся? — спросил он безразличным тоном.

— Прогулялся, — я отдал «пряжку» Курбану, чтобы он перегнал запись в обычный формат, затем перемотал плёнку на простой камере и включил воспроизведение. — Посмотрим, что там у нас получилось...

— Так они там были?! — воскликнул Аюб, когда начали мелькать первые кадры.

— А зачем, по твоему, я туда катался?

Аюб, не отрываясь, смотрел запись и качал головой. В его взгляде я увидел ликование. Можно было оставить без внимания то, что получится на «пряжке», — моя камера всё-таки сработала. Вся компания была у нас в кадре.