Троя. История первая

Женщина просто блистала холодной красотой – если бы не стальной серый взгляд и несколько надменное, даже злобное выражение лица, ее можно бы смело причислить к самым совершенным образчикам красоты. Густые вьющиеся локоны струились по плечам мягкими волнами, изящная точеная ручка то и дело поправляла выбившуюся прядь, женщина досадливо морщила высокий лоб, сжимая тонкие губы – она раскраснелась в пылу разговора, глаза горели гневом, распавшаяся прическа мешала ей; надоедливый комар поплатился жизнью, едва присел на тонкое запястье – ни у кого не оставалось сомнений, что такая участь постигнет каждого, кто попадется ей на пути. Ее собеседники вторили ей, возмущенно и громко выказывая негодование.

Один, тот, что помоложе, высокий, стройный молодой человек, прекрасно сложенный, представлял собою особый эталон мужской красоты, что граничит с женственностью, но все же не переступает той невидимой черты, после которой это становится противным. Изнеженность и некоторая манерность проступала в каждом движении, в звуках мягкого голоса, мелодичного, с легкой хрипотцой. Он словно танцевал одному ему известный танец, из под ресниц наблюдая, какое впечатление это производит на окружающих. Совершенные черты лица – особенно выразительные глаза и мягкий чувственный рот выдавали мечтательность и любовь к прекрасному, тонкому наслаждению, какое, без сомнения, этот молодой человек мог себе позволить и получал в избытке.

Третий собеседник был явно старше. С всклокоченными, плохо расчесанными волосами и курчавой бородой, брови нависали над глубоко посаженными глазами, придавая лицу довольно свирепый вид. Время от времени гулкий бас сотрясал всю рощу, так, что его то и дело просили говорить тише, резкие движения выдавали агрессивность; он злобно потрясал кулаками, точно боролся с воображаемым противником, который, вообще говоря, сыскался бы не скоро – высокий, могучего телосложения с мрачной физиономией атлет одним своим видом заставил бы призадуматься кого угодно.

Впрочем, все трое были достаточно возбуждены и обсуждали детали предстоящего дела не особенно сдерживая себя. Понятно, что чувства перевешивали здравый смысл.

Из глубины рощи то и дело звучало:

– Он совсем распоясался. Думает, ему все можно. – нервно прохаживаясь по лужайке, сотрясал воздух лохматый бог – Между прочим, мы сами виноваты – во всем потакали ему. Спаситель ты наш, бери, пользуйся – нам для тебя ничего не жалко. Вот он и прибрал все к своим рукам. Мне бы хоть какой клочок земли подарил – нет, кому угодно, только не мне. Боится уступить даже в малом.

– Ничего он не боится. – возражал ему молодой красавец – Только и знает молнией всех пугать. Мне постоянно указывает, что делать – шагу ступить нельзя. Надоело.

– Мне тоже надоело. Ни одной юбки не пропустит. Я уже со счету сбилась. А попробуй, скажи что-нибудь. Сразу испепелить грозится. – вторила своим собеседникам богиня – С каждым днем все труднее терпеть эти издевательства.

– Так больше продолжаться не может.

– Надо что-то делать.

– Надеюсь, остальные нас поддержат.

– А куда они денутся. Небось, тоже сыты по горло его капризами. Только вот, как это провернуть?

– Что, растерялся, юноша? Нужно первым делом припрятать его молнию подальше. А самого скрутить покрепче.

– А затем – убить?

– Зачем убивать? Пусть отречется. При всех. Отправим его в Тартар, а сами власть поделим между собой. Что скажете?

– А что, неплохо придумано.

И боги поспешили на Олимп. Им еще предстояло подкараулить удобный момент для осуществления своих планов, а так же поставить в известность других обитателей божественной горы. Они очень спешили, подогревая свою ненависть перечислением обид и пылая праведной местью. Не рискнем попасться им на пути. Скажем только, что один из них приходился будущей жертве старшим братом, другой – сыном, третья же была его женою.

* * *

Блеск золота Олимпийского дворца умело гасил белоснежный цвет драпировок – белые шторы, белые ковры, белый балдахин вздымался над кроватью царской спальни, позволяя глазам отдохнуть от шикарного металла. Белый цвет дарил ощущение теплоты и пространства; здесь, в этой спальне все располагало к покою – ноги по щиколотку утопали в чудесном ковре, приглушенный свет осторожно струился в воздухе, нежно лепетал прохладный фонтанчик в нише, шаги становились неслышны, движения – мягки, мысли – приятны.

Пышная перина манила прилечь, подушки призывно покачивали боками, шелковое покрывало лукаво играло бахромой – иди сюда, только здесь, в этой постели ты будешь совершенно счастлив, только здесь ты прекрасно выспишься и наберешься сил – иди, усталость исчезнет, крепкий сон исцелит и успокоит – иди, иди же сюда.

Супружеская спальня Зевса и Геры была тем местом, где остальным богам находиться категорически запрещалось, и все же они сейчас толпились вокруг кровати, крепко накрепко привязывая своего властелина к шикарному ложу, на котором тот спал.

Заговорщики проворно вязали узлы, туго затягивали ремни, стараясь не разбудить его, но громкий шепот и суета сделали свое дело – Зевс открыл глаза в тот момент, когда Посейдон закреплял последний узел.

Мутный спросонья взгляд остановился на преступниках:

– Что вы здесь делаете? – все вздрогнули и заметно побледнели.

Зевс попытался подняться и не смог – сотни сыромятных ремней врезались в тело, приковав к кровати – он лежал, словно запутавшись в огромной рыбацкой сети, невероятно прочной и частой, схваченный множеством узлов крепко накрепко, без всякой надежды самостоятельно выпутаться из этой ловушки. Он собрал все силы, вздохнул так глубоко, сколько позволяли путы, и что есть мочи дернулся.

– Лежи спокойно.

Это же ее голос.

Голос любимой жены.

Вот дела.

Голова застыла на подушке, взгляд уперся в потолок.

Значит, она вместе с ними. Коварная. Как это он проморгал…

Стоп. Давай по порядку. Вспомни все с начала.

Зевс закрыл глаза.

Да что тут вспоминать?

День начинался как всегда. Это был обычный обед, где к тому же и собрались-то не все. Гебе нездоровилось, Артемида умчалась на охоту, Афродита с Дионисом отправились на острова. Почему те, кого более всего хочешь видеть, вечно разбегаются кто куда?

Нет, ничего особенного он не заметил.

Как всегда все вскочили с мест, как только он появился в зале. Гера с неизменной улыбкой подала ему чашу с нектаром, и все накинулись на еду.

Арес чавкал и сморкался в салфетку, хромоногий Гефест опоздал к столу и теперь ковылял, выбирая место поближе к запеченному барашку. Посейдон отхватил кусок побольше и, обняв тарелку, низко склонился над ней. Аполлон галантно ухаживал за Афиной, Гестия скромно ковыряла кусочек мяса, Гермес много пил, развлекая всех свежим анекдотом – да вроде все как всегда.