Троянский конь

После первых относительных успехов, пошла черная полоса неудач. Ни с того, ни с сего сменился имидж секс символа. Вдруг стали модными синюшные полупрозрачные девицы типа "а ля Освенцим". Подумать только: это у американцев-то! Которые всегда тащились от баб вот с такими титьками! Суки! Только пресыщенная развратом ублюдочная культура "Нового Вавилона" могла докатиться до такого убожества.

Елена задохнулась от ненависти и, отдышавшись, продолжила:

И вот пока эти толстые задницы печатали своих тощих сучек, я прозябала на задворках третьесортных изданий для престарелых лесбиянок. Жуть! Мерзость! Веришь ли, от отчаяния я даже подумывала о пластической операции! Нонсенс! О! Сейчас я вспоминаю это с содроганием. И я перестала кого бы то ни было жалеть. Я поняла вдруг, что родиться, жить, и умереть в безвестности, утешившись грезами "Иллюзория", - вот жалкий жребий большинства людей моего времени, будь оно проклято! Но мне не нужна иллюзорная жизнь, мне нужна настоящая жизнь - с подлинными, а не картонными страстями мыльных опер. И вот я, наконец, вырвалась из того кошмара. Здесь я значу многое. Целые страны ведут из-за меня войны.

– Взгляд Елены стал жесток.
– Вот этой рукой я управляю Историей. И не под чужим именем, а под своим собственным! Я стала первой знаменитой женщиной в истории Земли. Понимаешь? Первой! Все эти клеопатры и помпадурши были потом, после меня, много их будет... а я одна, самая первая!

– Ну, допустим, не самая первая, - возразил Илар, любивший точность порой в ущерб вежливости, за что его часто журил двоюродный дядя по материнской линии сэр Чарльз (в прошлом весьма влиятельный сенатор, член Контрольной комиссии при Мировом правительстве).
– Если вести счет времени от этого отрезка, столетием раньше тебя - в XIV веке до н. э.
– была небезызвестная Нефертити - жена фараона Эхнатона, а еще несколькими веками раньше - Белокурая Хетепхерес, прародительница IV династии, мать самого Хеопса, одна из самых древних цариц мира... Если, конечно, мы не станем считать Еву...

– Заткнись! Мог бы и промолчать, твоя бестактность оскорбительна! Не надо давить своим интеллектом - я не глупее тебя. Плевать я хотела на твою Нефертити и тем более на ту Белокурую блядь... Будь они такими знаменитыми, про них бы сложили легенды. Где эти легенды? Их нет. А про меня - есть! Пусть я не первая, зато в своем роде - единственная...

– Единственная и неповторимая, - полушутя, полусерьезно закончил гость мысль хозяйки, - Елена Прекрасная!

– Да!
– Елена вскинулась на постели и приняла позу дикой кошки, готовой к прыжку.
– Именно единственная и неповторимая! Но моей власти мешает ваш долбаный мир! Если бы я могла, я уничтожила бы его!!!

– Ты не можешь уничтожить то, что тебя породило, иначе - уничтожишь самое себя.

– Это меня и останавливает. Но, если меня прижмут к стенке, я совершу такое...

– Ты опасная маньячка, - сказал Илар и качнулся вперед, намереваясь встать.

– Сиди!
– крикнула Елена, ее рука вынырнула из-под подушки, и гость увидел черный вороненый ствол бластера.
– Иначе сожгу твою твердолобую башку!

Он мельком взглянул на свое запястье, где находился психрометр: индикаторное поле почернело, это означало, что партнер по диалогу находится на грани нервного срыва и запросто может нажать на курок.

Илар почувствовал, как, несмотря на гигроскопичный слой костюма, холодный ручеек пота бежит у него по спине между лопатками. Он готов был поклясться, что нацеленный ему в лоб "Скорпфайер", имеет серийный номер АН 8888 и разыскивается Отделом Безопасности Бюро. На инструктажах их формально знакомили со списком служебного оружия, похищенного или утерянного при невыясненных обстоятельствах, но никто не считал нужным запоминать его - пусть этим занимаются службы по борьбе с терроризмом. Но в его мозгу хорошо отпечатались эти четыре восьмерки, в силу редкого сочетания цифр. Ствол, кажется, пропал как раз четыре года назад. Все сходилось.

– Ну, хорошо, - сказал он, стараясь сидеть неподвижно.
– Даю слово, что гарантирую твое инкогнито. Но ты должна отдать мне свое оружие. Мы не можем допустить его появления в доисторической эпохе, это приведет к нежелательному парадоксу...

– Тебе, мой благоразумненький мальчик, сейчас надо думать не о каких-то дурацких парадоксах, а о том, как унести отсюда ноги или быть мне полезным, в противном случае, сам понимаешь...

– Хрональные парадоксы не могут быть дурацкими, это очень серьезная проблема безопасности Истории.

– На сей счет у меня имеется своя теория, - сказала Елена, презрительно улыбаясь.
– Я считаю, что нет никакой так называемой чистой или первоначальной Истории, о которой вы все так печетесь. Поскольку История, среди прочего, есть результат воздействия людей на ход событий, то нет большой разницы в том, какие люди воздействуют на события - местные или пришельцы из будущего, каковыми, кстати, могут являться и кваки. Раз природа допускает подобные вмешательства, значит такое вмешательство ПРЕДУСМОТРЕНО Высшим Планом. Оно, это вмешательство, становится фактом Истории и, стало быть, говорить о парадоксе бессмысленно. Если бы я повернула ход событий в нежелательную для кваков сторону, они давно бы перехватили меня еще на старте.

– Ерунда, - резко возразил Илар.
– Юридически тебе нельзя было бы предъявить обвинение за несовершенное еще преступление. А поскольку профилактические аресты теперь отменены, стало быть, изолировать тебя не представлялось возможным. Началась бы гонка во времени с еще большим запутыванием событий, образованием временных петель и как результат - дополнительное ослабление и без того нестабильной ткани континуума.

– Хорошо, - согласилась Елена, - но почему они не вмешиваются постфактум? Значит, их устраивает творимая мной история!? Ха! А ты не допускаешь мысли, мой глупый прямолинейный мальчик, что Попечители сами же тайно и направляют меня?!

– Возможно... Не берусь утверждать обратное... Нам не дано знать их планов, но зарываться я тебе не советовал бы.

– Советы будешь давать, когда станешь моим советником! Если доживешь до того дня, - оборвала его Елена, глаза ее сверкали полубезумным блеском.
– В этот отрезок времени я сама творю историю! Это захватывающие чувство - играть судьбами людей. Удовольствие, получаемое от хорошо разыгранной шахматной партии, - лишь бледная тень того чувства, когда играешь живыми людьми. В данной партии я играю на стороне греков. Ты удивлен? Объясню. Потому что делать мне здесь больше нечего... Парис погиб... Гектор, единственный друг, кто понимал меня и хорошо ко мне относился, тоже пал смертью. Мой нынешний муж - Деифоб - ничтожество. Все в городе ненавидят меня! Считают меня виновницей гибели их мужчин. Они только и ждут случая, чтобы расквитаться со мной... Мерзкая толпа, вдохновляемая этой фанатичкой - Кассандрой, жаждет моей крови. Так пусть же они захлебнуться своей! Я помогу грекам взять Трою!

– Но, Елена! Это безумие!

– Напротив, это всемогущество! Мне служат самые видные мужи этой эпохи. Хочешь, я познакомлю тебя с одним из них?.. Или даже с двумя? Но сначала я должна обезвредить тебя. Учти, что мой бластер поставлен на стрельбу сериями. Так что, если хочешь спасти свою голову, а заодно и себя, - брось шлем и оружие и ляг на пол лицом вниз. Руки - за голову, и упаси тебя Бог, сделать двусмысленное движение.

Он подчинился: отстегнул ремень пояса - нейрошокер скользнул по бедру и брякнулся не пол, Елена ловко подхватила его, спрыгнув с кровати. Илар, уткнувшись носом в мозаичный пол, с горечью подумал о том, как глупо иногда попадаешься. Вроде все есть при тебе, чтобы обезопасить себя: и защитный костюм, и спецподготовка, и неотразимое оружие, а вот поди ж ты... Какой-то неучтенный инструкцией душевный порыв сводит на нет твои преимущества - и все летит к черту! Как говорил профессор: против предательства бессильны даже боги!

Хозяйка дворца позвонила в колокольчик. И сейчас же откуда-то из глубин апартаментов, откинув тяжелые портьеры, в будуар явились двое мужчин. Они деловито скрутили пленнику руки и связали их за спиной веревкой. Затем его рывком поставили на ноги.

Глава 6

– Знакомься, - сказала Елена, переходя на ахейский диалект, и представила одного из мужчин.
– Знаменитый Одиссей, сын Лаэрта, царь Итаки. Под видом нищего он проник в город со своим другом Диомедом.