Троянский конь

Я плохо понимал, что происходит на вилле Нерона. Ярко окрашенные стены здания как будто пульсировали, словно вилла дышала. Комнаты были заполнены звуками музыки и негромкого хрипловатого смеха.

Раб заставил меня ждать в темноте под дождем, пока не подошел преторианский гвардеец, который впустил меня внутрь.

Я шел по мраморным залам и коридорам, ощущая загрубевшей кожей ступней трещины в мозаике на полу. Что это за животное смотрело на меня с мозаичных полов? Бык?

– Отвечай, когда к тебе обращается Цезарь!

Резкий удар сзади по ногам – и я рухнул на колени. Раздался громкий смех, который пробудил меня от дремоты. Значит, ко мне обратились?

Я огляделся. Это был обеденный зал Нерона, и пиршество уже началось.

Мои чувства возмутились – не из-за прекрасного мяса и тонких вин, а из-за лужи желчи, потому что оказалось, что я стою на коленях посреди разлагающихся остатков непереваренной пищи. Это совсем не походило на пир в императорском дворце, каким я его себе представлял. Безумное обжорство не останавливалось здесь из-за такой банальной причины, как потеря аппетита. Когда гости наедались, они опорожняли желудок прямо на пол позади своих сидений, после чего вновь приступали к еде.

Я с трудом поднялся на ноги и понял, что мне нечем вытереть руки, потому что я стоял перед ними полностью обнаженный.

Кто же из них Цезарь? Кто тот великий предводитель римлян, который убил свою мать, убил свою жену и намеревался убить еще очень многих? Я поискал взглядом пурпурное облачение и увидел полноватого молодого человека с толстым носом и слабым подбородком. Он полулежал за столом и смотрел на меня мутным взглядом пьяницы.

– Я спросил, как тебя зовут.

– Мое имя – Киклад.

Он сполоснул рот вином.

– Твой ланиста утверждает иное. Он был совершенно уверен, что твое имя начинается на «А».

Я знал, что Нерон платит зрителям, чтобы те встречали аплодисментами его артистические потуги. Наверное, сейчас был как раз такой случай.

Какая-то толстая старуха уставилась на мое тело, захихикала, а потом принялась ощупывать меня жирными пальцами. Она крепко схватила меня ладонью за задницу и, весело усмехаясь, обратилась к Нерону с просьбой – когда он со мной закончит, она бы с радостью меня поимела. Я предпочел бы умереть. С меня вполне хватило того, что я перемазался в ее блевотине.

Снаружи донесся оглушительный раскат грома, и от него содрогнулась вся комната. Рабы, которые что-то готовили на берегу озера, бросились прочь, спасаясь от проливного дождя и пытаясь спасти еду.

– Из какого ты народа? – лениво полюбопытствовал Цезарь.

– Я критянин.

Нерон резко поднялся.

– Удивительно! Твой ланиста сказал, что ты – пленник из Ликии. Так кто же ты – грек или ликиец?

Об этом я еще не думал. Сначала я был греком, но сейчас возродился в Ликии. Стал ли я от этого ликийцем? Наверное, да. Значит ли это, что я как будто растворяюсь? Как я могу называть себя греком, если уже много сотен лет не бывал в Греции?

Я ответил несколько неуверенно:

– Я и то и другое. Телом я ликиец. А душой – грек.

– Как необычно.– Цезарь поманил меня пальцем.– Подойди ко мне.

Преторианец пинком поторопил меня. Толстая карга шлепнула меня по заднице, когда я отошел. Сейчас я был так же испуган, как тот молоденький мирмиллон.

Нерон взял в руки лиру.

– Я сочиняю песню,– сообщил он и громко рыгнул.– О том, как сгорела Троя. Ты говорил моему лекарю, что ты – его память о Трое. Его рабы сказали мне, что ты сражался там и возродился заново.

Он перебрал струны – ужасно неуклюже,– потом указал на меня лирой и улыбнулся.

– Ответь мне, это правда?

– Правда.

Нерон засмеялся как ребенок. Он взял со стола половинку плода и обратился к гостям:

– Я вам говорил, что он развлечет нас!

Гости дружно согласились.

Нерон сказал:

– Троянская война – это война царей. Но я никогда не слышал о царе Кикладе. Если ты не Ахиллес, не Агамемнон, не Одиссей и не царь Приам, то кто же ты такой? Ты простой человек и должен знать свое место.

– Я служил царю,– ответил я.

– Каждый служит своему царю.

– Я служил царю Идоменею в его дворце в Кноссе, на острове Крит.

Я так ясно представлял себе этот дворец, словно только что вышел из-за массивных красных колонн внутреннего двора. Голубые дельфины танцевали на стенах, а ворота были открыты, чтобы впустить солнце. Какие воспоминания…

Нерон быстро оборвал их.

– Значит, ты привычен к рабству.

– Я привык покоряться своей судьбе.

В глазах Нерона сверкнули озорные огоньки.

– Скажи мне, ты бывал в Лабиринте?

– А где же еще мне было сражаться?

Он повернулся ко мне, как нетерпеливый ребенок.

– Ты сражался с Минотавром?

Мне не хотелось отвечать на этот вопрос.

– Царь Тесей из Афин совершил свой подвиг задолго до моего времени.

– Но ты наверняка знаешь другие истории и можешь их рассказать.

– Немного знаю.

– Так расскажи мне. Я люблю слушать рассказы о деяниях древних героев. Скажи, зачем возродился вновь простой воин, погибший в троянской войне, если он не совершил ничего такого, что запомнили бы в веках?

– Чтобы свершить правосудие.

Нерон почесал в затылке и с отвращением отбросил лиру.

– Какая никчемная, мелкая история!

– Прости, что я не могу развлечь тебя лучше.

– Атанатос может. Правда, мой смиренный лекарь?

Я не заметил Атанатоса, который стоял в тени. Он поклонился своему Цезарю.

– Какой она была, твоя жена?

Это был жестокий удар. Я не смог сказать ни слова. С каждым мгновением дождь лил все сильнее. Грохот капель по черепице на крыше участился в такт моему пульсу.

– Мой лекарь сказал, что она кричала, когда умирала. Однако он не уточнил, кричала она от боли или от наслаждения.

Мои блестящие мускулы задергались. Кровь бежала по жилам так быстро, что я ощутил ее напор в паху. Преторианец приставил клинок к моему горлу прежде, чем я смог что-то сделать. Но гнусные подхалимы за столом ясно увидели, какое напряжение вызвало во мне желание убить его.

– В какой книге ты прочитал это, Атанатос, от чего мой гость пришел в такое возбуждение?