Троянский конь

— Да говори, не томи, — возмутился Лемехов. — Во дает! У него информация, из-за которой к нам правительственная шишка ломится, как козел в ворота, а он молчит!

— Ребят, — Панкратов выглядел крайне серьезным, — только это не должно пойти дальше порога. Знаем мы пятеро — больше никто. И даже начальству не докладываем. Иначе может пострадать очень хороший человек. Идет?

— Там посмотрим, — жестко ответила Катя. — Смотря что за информация. Выкладывай.

— Короче, вчера вечером, — Панкратов наклонился к столу, понижая голос, — один парень сказал мне, что перетрахал правую половину города и теперь взял обязательство перетрахать левую, затратив на это вдвое меньше времени. Как думаете, правительство не поэтому сюда десант высадило?

Лемехов ошарашенно уставился на приятеля. А тот улыбался до самых ушей. Катя тоже смотрела на Гришу. До нее не сразу дошел смысл сказанного. Первым сообразил Володя Паничев, а сообразив, заржал в голос. Улыбнулась Катя. Потом загоготал Женя Кузенко. И только Лемехов мрачно смотрел на Гришу.

— Чего? — спросил тот.

— Я не понял. Это ты про меня, что ль?

— Нет, блин, — засмеялся Панкратов. — Про папу римского!

Лемехов подумал секунду, затем пожал плечами, сказал безразлично:

— Ну и дурак тогда. — Чем вызвал новый приступ смеха у всех присутствующих. — Смейтесь, смейтесь. Особенно ты, Гришаня. Я тоже над вами посмеюсь. Придет время, — добавил Лемехов для Володи и Жени.

— Все, закончили веселье, — оборвала Катя.

— Давно пора, — буркнул Лемехов.

— Так что, информации ни у кого нет?

— Мать, — развел руками Женя Кузенко, — если бы она была, ты бы о ней знала, клянусь.

Катя повернулась и посмотрела в окно. Мэра на пороге управы уже не было.

— Ладно. Завтра посмотрим, — задумчиво произнесла она. — Что у нас на сегодня?

— Бригада Смольного Крохе стрелку забила, — потер ладони Лемехов. — Вроде по поводу старых точек.

— Во сколько, где? — мгновенно напряглась Катя.

— В пять вечера, на втором километре. Стоянка там есть для большегрузов, у мотеля «Дальний путь». Вот на ней.

— Понятно, — кивнула Катя. — Думаешь, может стрельба случиться?

— Думаю. Слушок такой по городу пошел, что «смольновцы» на войну реально настроились. Не пойму, с чего только, — развел руками Лемехов. — Вообще-то они добазарились без стволов приехать и вопрос мирно тереть, но мне один кекс шепнул по секрету, мол, «смольновцы» кое-что прихватят.

— Кроха, понятное дело, тоже заявится с арсеналом, — утвердительно кивнула Катя.

— Ну, ему-то жить еще не надоело, — согласился Панкратов. — Вот мы бы их там всех разом дружненько и упаковали бы. Всем спокойнее было бы. Пусть в камере отношения выясняют.

— А твой источник надежный? — поинтересовалась у Лемехова Катя.

— Надежнее не бывает, — ухмыльнулся тот.

— Тогда будем работать, — вздохнула Катя. Откровенно говоря, не любила она, когда в городе начинался «пороховой бардак». — Вязать, оформлять, сажать.

Гриша улыбнулся и старательно чмокнул губами, изображая поцелуй. Так он выражал восторг.

— Иди в баню, — отмахнулась Катя. — А вообще… странно как-то. Смольный в СИЗО парится. Структура его против Крохиной никак не катит. С чего это они хвост решили поднимать?

— Кать, — Панкрат развел руками, — чужая душа — потемки. Возьмем мальчиков за жабры, там и разберемся.

— Ну, чего… — Лемехов полез за отворот пиджака, достал из кобуры «ПМ», снял с предохранителя, выщелкнул обойму, проверил наличие патронов, вернул обойму в магазин. Проделано это было киношно-пижонски. Гриша улыбнулся. — Сейчас звякну Мурзе Рахметовичу, чтобы людей подтянул, повяжем всю эту гоп-компанию, когда приедут.

— Антон, — Катя посмотрела на Лемехова, — будешь Рахметычу звонить, попроси, чтобы группа пораньше подъехала, к трем. И предупреди, чтобы не очень мелькали. А то опять на своем автобусе фирменном заявятся, через час весь город будет знать, что менты на втором километре засаду устроили. Пускай в мотеле разместятся, в номерах с видом на стоянку. А в половине пятого туда Гриша подойдет.

— Мать, нет проблем, — весело задрал брови Лемехов. — Прямо сейчас и звякну. А что, — тут же поинтересовался он, — со Степанычем согласовывать не будем?

— Будем, конечно. Куда же мы денемся.

Вообще-то при проведении подобных операций, в какой бы стране мира это ни происходило, действует одно и то же неизменное правило: чем меньше народу в курсе, тем лучше для дела. Но обойтись без одобрения начальника УВД было нельзя. Кто знает, как все повернется? Не дай бог, до стрельбы дойдет, потом проверками да комиссиями замордуют. И тебе достанется, и начальству. Что же это за начальство такое, если не знает, какая каша в собственном доме варится?

— Ну, — сказал Володя Паничев вполне довольно, — пошла потеха…

* * *

— Какие у нас планы на сегодня, Вадим? — Дима прошел к столу, взял чашку кофе.

— Степан звонил. Просил о встрече.

— Чего хотел?

— Как обычно, — улыбнулся Вадим.

Единственной паршивой овцой в семье оказался старший брат Димы — Степан. Как ни пытался отец вразумить Степана и наставить на путь истинный — бесполезно. Дима не однажды предлагал брату работу в одной из своих фирм, но каждый раз тот гордо отказывался. Теперь Степан гужевался у каких-то своих друзей в столице, время от времени наезжая к Диме и клянча у того деньги в долг. Долг накопился уже вполне приличный, однако Степана это не смущало. Дима, конечно, давал деньги без большой охоты, но все же давал. Единственное, что он заставлял брата делать регулярно, — проходить медицинский осмотр. Доверенный врач обследовал Степана и как минимум раз в месяц делал полный анализ крови на предмет наличия следов наркотических препаратов. Степан ворчал по данному поводу, но таковы были условия получения ссуды.

— Хорошо. Скажи, пусть подъедет завтра. Пройдет осмотр — получит деньги. — Дима допил кофе, принялся повязывать галстук. — Ты на Козельцева информацию поднял?

— Поднял, да. Даже ждать не пришлось. На него столько компры в «конторе» лежит — у меня глаза на лоб полезли. Владимира Андреевича расстреливать впору как вредителя и врага народа. С конфискацией. Такого раскулачить — вся страна сможет три года карбонад с икрой трескать. Если этого бобра за рога возьмут — он из зоны не выйдет.