Тройка
Шрифт:
Теперь оставалось только отыскать Алекса.
— Что за семья, — подумала Ева. — Ну все делаем через одно место.
Прежде чем отправиться к Мейзеру, Спайкер-убийца решила заехать в Чикаго.
Она ехала на «мерседесе» на юг по шоссе вдоль озера Мичиган. На озере виднелись паруса рыбацких лодок. Спайкер хотела, перед тем как отправиться на дело, заехать в Музей Науки и Промышленности. Над ней простиралось безбрежное голубое небо. Шел 1951 год.
Свернув с шоссе, Спайкер припарковала «мерседес» и по белым широким ступеням поднялась к портику
Спайкер прошла по Химическому залу, разглядывая молекулярные решетки из черного пластика и мысленно прикидывая, что еще требуется сделать для подготовки проникновения в замок Мейзера.
Во-первых, надо будет недвусмысленно посоветовать Уивер и ее мальчику-посланнику держаться подальше от замка, пока там будет Спайкер. Она не выносила, когда ей мешали работать. Она приходила, делала работу и уходила. Без всяких проволочек и канители — такая уж она была, Спайкер.
На лестничных площадках по всем этажам в западном крыле стояли любопытные анатомические экспонаты.
Ни Зал медицины, ни зал Антропологии не претендовали на них. Внутри ящиков, сплющенные между стекол и снабженные табличками с описанием, находились заспиртованные части тел двух людей. В одних ящиках были вертикальные разрезы женщины, от спины до груди. В других — горизонтальные срезы мужчины, руки, ноги, торс. Артерии были залиты красным латексом, вены — голубым.
Мужчина и женщина были супружеской парой, которые завещали свои тела Науке. И вот что Наука с ними сделала. Спайкер, засунув руки в карманы, постояла у одного из ящиков, восхищаясь мертвой плотью.
Плоть и кости. Четыре миллиона лет эволюции. Человеческая матрица.
Тонкими ломтиками мяса.
Спайкер, улыбнувшись, повернулась на каблуках и вышла.
Где-то в одном из миров Посмертия стоял замок доктора Мейзера. Посреди глубокого озера, за высокими гранитными стенами располагался его Приют Заблудших Душ. Где-то в том Приюте находился кабинет доктора Мейзера. В кабинете был стол, а в столе — музыкальная шкатулка.
И в глубине заводного механизма шкатулки была спрятана искусственная Австралия. Под жарким сердитым солнцем простирались просторы красноватой песчаной почвы. Под корой высохшего эвкалиптового бревна рыжий муравей и личинка сжались в смертельном страхе. Трутень был Евой, а белая мягкая личинка — Наоми.
Мансарда превратилась в муравейник, а тот, в свою очередь, подвергся нападению орды чужих муравьев с острыми, как бритва, челюстями. Ева, унеся Наоми из яслей, метнулась через тайный ход наружу, в ночь. До рассвета Ева пряталась под корой бревна.
Отыскав древесный гриб, Ева покормила личинку. Она понимала, что надо искать других спасшихся муравьев. Однако солнце убьет Наоми за считанные минуты. Даже здесь, под корой, малышка стремительно теряла влагу.
Ева оставила Наоми в трещине коры и стала обследовать окрестности. Она обнаружила отверстие со странным запахом, которое уходило прямо во влажный прохладный подпочвенный слой. Окрыленная, она забрала ослабевшую личинку и потащила ее внутрь дыры в темное гнездо под землей.
Второпях она забыла поставить ориентиры и вскоре безнадежно заблудилась в многочисленных туннелях подземного лабиринта.
Потом она вышла на гнездо термитов. Она заблудилась в термитнике! Если ее обнаружат термиты-рабочие, то никакого снисхождения ни к ней, ни к ее умирающей
личинке ждать нечего.— А мы так далеко зашли! — простонала Ева. — Какая досада!
Наоми не отвечала. Но она была жива, просто пыталась разобраться в других вещах. Например, неужели она действительно личинка? Наоми казалось, что совсем недавно она была пластиковым скелетом динозавра. А ее мать — женщиной. Довольно странно для муравья, если вдуматься.
Наоми поняла, что кто-то пытается их запутать, а сам прячется. А это, по мнению Наоми, было грязной игрой.
Это я-то прятался? Вовсе нет! Я не прятался. Я был везде, где она искала. Или она думает, это так легко — в один момент развернуть панораму Австралии? Как будто мне больше нечем заняться!
Наоми начала терпеливо изменять условия муравьиной истории. Во-первых, они находились не в туннелях термитника, а в маленькой хижине дровосека посреди Черного Леса. Во-вторых, Ева была не муравьем, а женой дровосека. И в-третьих…
Я попытался остановить ее. Но к тому моменту я был уже очень ослаб.
Робот в шоферской куртке с лицом из черной кожи и красными стеклышками вместо глаз пробирался сквозь заросшую кустарником пустошь. Солнце палило вовсю. Под ногами шуршали камешки.
Алекс остановился, прикрыл от солнца глаза рукой в черной перчатке и оглядел горизонт. Он заметил вдали зеленую точку и направился в ту сторону.
Он чувствовал себя одиноким и потерянным. Никогда раньше, путешествуя внутри шкатулки, он не удалялся надолго от жены и приемной дочери. «Эта шкатулка, — решил он, — определенно сдала».
Он дошел до гигантского баобаба, который рос посреди пустыни, его листья трепал сирокко, и ветви тяжело колыхались. Под деревом была приятная тень.
Но когда Алекс приблизился, дерево внезапно зарычало на него.
— Давай, покажи себя, — подумал Алекс.
Корни дерева вздыбились из-под земли, изогнувшись, как кобры. Земля вокруг Алекса зашевелилась. Корни вздернулись и закачались в воздухе.
Они не напали на Алекса. Корни обернулись к стволу баобаба, окружая его кольцом. Алекс отошел на безопасное расстояние и попытался осмыслить увиденное.
Ветки скрутились и начали хлестать по корням. Корни зажимали ветви в петлю и старались, схватив, утянуть их вниз. Ветви упорно боролись с корнями, вырывая их из почвы. Листья, трясясь, опадали с ветвей. Дерево вело войну с самим собой.
Потом корни отрастили рты с зубами, клыками и бородками из маленьких корешков. Они злобно кусали ветви. А ветви отрастили деревянные когти и деревянные шпоры и били ими по шипящим-свистящим корням.
В конце концов дерево застыло, превратившись в груду обломков. Оно разрушило само себя.
С безоблачных небес послышался гром, сверкнула фиолетовая молния. Молния ударила в разрушенное дерево. Алекс упал плашмя на землю, прикрывая голову руками. От останков баобаба полетели во все стороны щепки.
Когда Алекс вновь решился поднять голову, от дерева ничего не осталось. На его месте зияла дымящаяся дыра. Где-то на задворках сознания Алекса зазвучала детская колыбельная.
Есть дыра на дне морском. Есть нора на дне морском. В той норе на пне большом Ветка есть на дне морском.