Тройное Дно

— И что там такое? Что там, Йонас, кроме рецептов для порчи и напутствий для проникновения в тонкие миры?

— Там заклинания. Ну, про волшебные слова слышали? Сказки читали?

— То есть как «заклинания»?

— А вот так. Как слышали. Чтобы превращать, например, мента в жабу или наоборот.

— Ладно. Оставим личности. И что? Любой может превращать?

— Нет. Не любой. Тот, кого книга признает за хозяина. То есть опыт какой-то надо иметь и чтобы жизненное предназначение соответствовало.

— Опыт чего?

— Опыт интуитивного общения с князем Тьмы. Очень хотеть и иметь способности.

— Телепин имел?

— Получается, что так.

— А через книгу он общается с ним напрямую…

— Так точно.

— Ладно. Это мы выяснили. Что же теперь он делает? Где находится?

— Князь Тьмы?

— Нет, это круто. Валера Телепин где?

— Живет в городе Питере. Адрес скажу, но чтобы вы мне больше вопросов потом не задавали и не приезжали больше.

— Это хорошо ты решил. Совесть решил очистить?

— Именно.

— Ну, излагай дальше.

— Никто в той секретной лаборатории не знал, что у Валеры есть книга. Он, понятно, помалкивал. И однажды понял, что те, кто с ним работает, посвящены… То есть они тоже в заклинаниях разбираются. У них это называлось как-то вроде эмоционально смыслового кода. Валера на слух знал эту тарабарщину. Помнил…

С Валерой работали как с ретранслятором. То есть он должен был произносить колдовскую формулу, переводить ее на свой уровень и ретранслировать. Потом в виде импульсов она снималась датчиками с коры головного мозга и они получали спектр частот. Ну примерно что-то такое. И вот просто-напросто, накладывая эти частоты на какой-то текст, добивались посыла информационного.

— То есть воздействовали на окружающих.

— Колдовали. И, как понял Валера, использовали телекартинку.

— И как же он ушел оттуда? Как его отпустили?

— Он стал косить под психа. Старо как мир, но получилось. Наверное, использовал что-то из заклинаний. А потом просто сбежал. Его бы нашли и уничтожили, будь он хоть трижды колдун. Но началась у вас в Москве заваруха, потом продолжилась, и опыты эти как бы свернули. Ведомство-то было военное. Недофинансирование и прочее.

— Так это было до встречи Нового года со стариком Хоттабычем?

— До. Он тогда и квартиры-то часто менял оттого, что боялся.

— А после того как вы расстались, когда ты сбежал с той квартиры, вы не встречались?

— После нет. Я хотя и был в Питере, но с Валерой не встречался. Не удалось. И если честно, то и не хотелось.

— Ну живи покуда. А скажи еще, фамилию такую, Бухтояров, ты не слышал?

— Нет.

— А Охотовед? Кличка такая есть?

— Нет, начальник. Я все сказал. Теперь жить хочу. С чистой совестью в свободной Литве.

— Ну, будь свободен.

— Постараюсь.

Зверев вернулся тогда в комнату к Гражине. Про нее-то он и вовсе не спросил у Ларинчукаса. Все равно тот бы ничего более не сказал. Оставалось совсем немного времени до возвращения в Питер, и к тому же выпал преждевременный снег.

* * *

Вошел референт-душеприказчик. Он был не очень весел.

— Пойдемте.

Зверев встал, надел ботинки, поправил воротничок рубашки. Референт пропустил его вперед.

Они спустились в подвал. Цементный пол, стены в крупной кафельной плитке, белой, без орнамента. Лампа мощная на штативе, кресло зубоврачебное посредине. Рядом стол. На нем нечто такое, что Звереву сразу не понравилось. Цилиндр осциллографа, пультик какой-то, провода, клеммы.

— А где же Хозяин? — поинтересовался он.

— Какой Хозяин?

— Обыкновенный. Повелитель судеб.

— Вы что-то путаете, господин Зверев. Не было здесь никогда никакого Хозяина. Ни здесь, ни тем более в другом месте. А вот вы-то зачем сюда пожаловали?

— А вы зачем мне телефон прямой связи давали? Из озорства?

— Мы вас принимали за серьезного человека. Но вы наших надежд не оправдали.

— Я хочу сделать официальное заявление.

— Вам сейчас будет предоставлена такая возможность. В кресло сядьте.

— Кресло — это несколько навязчиво.

— Тем не менее сядьте.

Зверева подхватили услужливые руки, повели, посадили. Легли на запястья ремешки, затянулись как бы сами собой, прилепились пластинки датчиков. То же проделали и с лодыжками. На голову надели ему кольцо, от него еще нашлепки на виски.

— Вы не очень были с нами искренни, Юрий Иванович.

— Я ведь к вам в прошлый раз не напрашивался.

— Но сейчас-то сами пришли?

— Но вы же этого хотели?

— Вы нам как бы больше уже не интересны. Все, что могло произойти, произошло. Люди погибли, министры полетели, в стране вот-вот чрезвычайка. Вы же совсем рядом шли все это время. Руку на пульсе держали. Что ж на связь-то не выходили?

— Отчего же? Я докладывал руководству. Оно с информацией не справилось.

— Да вас как ребенка провели. Пока эту пусковую установку брали, пока людей отвлекли, он баржу подтянул к морвокзалу и выстрелил. Один офицер в коровнике готовит оружие возмездия, другой с баржи стреляет. Бред полный. И только потому, что бред, состоялось.

— Я хочу сделать заявление.

— Кому, интересно?

— Официальному представителю государственной власти.

— Все шутите? Вот чтобы шутить было неповадно, отвечайте на вопросы. Потом, может быть, разрешим. Все разрешим. Фамилия.

— Зверев.

— Имя.

— Юрий.

— Какой сегодня день недели?

— Среда.

— Когда у вас день рождения?

— Летом.

— Хорошо. Пусть будет так. Ваше отчество?

— Иванович.

— Фамилия.

— Зверев.

— Где вы работали до встречи с нами?

— В милиции.

— Где Вакулин?

— Погиб.

— Где Бухтояров?

— Не знаю.

— Где Охотовед?