Тройной агент
Шрифт:
Его страсть к одиноким скитаниям была лишь одной из многих черт, делавших его не таким, как все, этакой белой вороной в среде служащих иорданской разведки. Знакомые из ЦРУ шутили, что работящий, скромный в запросах бен Зеид просто демократ какой-то, даром что член королевской семьи! А вот некоторым из его коллег-иорданцев за мишурой будто бы особых его привилегий и приверженностью к нарочито западному стилю жизни не так-то просто было разглядеть в нем человека. Впрочем, руководство Мухабарата беспокоило другое: вдруг семейные связи неожиданно вознесут бен Зеида на самый верх, ведь он тогда всех ветеранов отодвинет в сторону, обеспечив еще более жесткий контроль царствующей семьи над тайной полицией. Офицеры же равного с ним ранга, хотя и восхищались его энергией, со всей ясностью понимали, какая пропасть лежит между ними и им. И дело даже не в деньгах и привилегиях, хотя все знали и о бостонском образовании бен Зеида,
На замечания по поводу своих питомцев бен Зеид лишь пожимал плечами, зато, когда видел, что перед ним заискивают из-за его королевского происхождения, не скрывал отвращения. Хотя коллеги упорно называли его шариф Али, на работе он представлялся просто капитаном, а продавцы и хозяева соседних лавок знали его просто как Али. Владелец местной ремонтной фирмы, обслуживавшей компьютер бен Зеида, преисполнился симпатии к приветливому молодому человеку, который частенько задерживался у него в мастерской, чтобы обсудить свежие новости, иногда угощая всех присутствующих пиццей. Прошли годы, прежде чем он узнал, что этот неприметный, одетый в потертые джинсы Али не только офицер Мухабарата, но еще и двоюродный брат короля.
Зато на работе бен Зеид был собран и деловит. Еще мальчишкой он в одном из школьных сочинений написал, что собирается посвятить жизнь служению отчизне, потому что «для полноценной личности очень важно быть готовым отдать жизнь за свою страну». Сразу по окончании колледжа пошел служить в Мухабарат и окунулся в работу. Ему приходилось участвовать в расследовании самых громких дел о терроризме, в том числе и о тех подрывах, что в 2005 году осуществили в Аммане смертники под руководством аз-Заркави. Чем дальше, тем более незаменимым он становился в качестве соединительного звена между разведкой Иордании и ЦРУ. Тесное сотрудничество двух разведок началось еще в шестидесятых, а к 2001 году бюджет Мухабарата значительно увеличился, благодаря вливаниям со стороны щедрого американского партнера. С точки зрения Лэнгли, это было выгодным инвестированием: как партнер иорданское агентство достаточно надежно, а его шпионские кадры заслуженно считаются одними из лучших в мире.
В особых отношениях двух разведок бен Зеид занимал место поистине уникальное. Он понимал и язык американцев, и их самих лучше всех в Мухабарате, поэтому, когда две страны совместно работали над каким-нибудь расследованием, американская разведка неизменно просила предоставить в свое распоряжение именно его. Когда по тактическим вопросам шпионские ведомства двух стран принимались спорить, мостом между ними, посредником и примирителем приходилось становиться бен Зеиду.
Прекрасным примером этого может служить дело Балави. Прошло уже две недели после его ареста, а Хумам аль-Балави продолжал оставаться для Мухабарата тайной за семью печатями. Да, имена авторов-джихадистов он выдает, но едва к ним приглядишься, его раскаяние сразу перестает выглядеть убедительным. Авторы оказываются либо мелочью, либо фигурами настолько выдающимися, что про них и так уже давно все знали. Выйдя на свободу, Балави слово держал, обновлять свои колонки в интернете не пытался (понимал: стоит только попробовать и…), тем не менее бен Зеид не получил ни единого веского свидетельства в пользу того, что подопечный поменял взгляды и ему теперь можно доверять.
Однако и в ЦРУ, и в высоких кабинетах Мухабарата этим врачом живо заинтересовались. С точки зрения начальства Абу Дуджана аль-Хорасани в области радикального ислама был «опинион-лидером», то есть одним из тех, кто задает тон общественному мнению, а человек, который за ним стоит — вот удача-то! — теперь всецело под контролем Мухабарата. Представляете, чего мы можем достичь, если он будет работать на нас?
Осведомителей в Иордании, конечно, и без него сотни, но обычно это либо низкопробные доносчики, поставляющие информацию весьма сомнительной достоверности, либо элитные двойные агенты, на обучение которых тратится масса сил, а прикрытие нарабатывается годами. Балави ни то ни другое, но дело для него обязательно найдется. Вот пусть бен Зеид
и прикинет, какое ему можно подыскать задание. А чтобы подопечного хоть как-то подготовить, он должен теперь стать этому Балави лучшим другом.Особенно осложнялось все давлением сверху. Воспитание осведомителя требует времени, а времени-то, как выясняется, и нет. Администрация нового президента Обамы, пришедшая к власти в Вашингтоне на волне громких обещаний вывести борьбу с терроризмом на качественно новый уровень, начала с заверений в совершеннейшей своей готовности вот-вот, чуть ли не завтра, поймать Усаму бен Ладена и его заместителя Аймана аз-Завахири. ЦРУ лихорадочно вербовало новых шпионов и диверсантов, разворачивая все новые и новые их сети на Ближнем Востоке и по всему миру. В Иордании офицеров Мухабарата обязали писать донесения обо всех своих новых контактах, оценивая их перспективность, а также к какому делу их можно пристроить.
Садясь писать такую бумагу про Балави, бен Зеид высказывал коллегам опасение, что слишком большие ожидания могут привести к разочарованиям и ошибкам.
Однажды вечером после работы бен Зеид отодвинул папку с делом Балави в сторону и пошел к приятелю смотреть кино. Фильм (в нем играли Рассел Кроу и Леонардо Ди Каприо) оказался голливудским шпионским триллером и назывался «Клубок лжи». Изображаемые в нем события будто бы происходили в Иордании после 11 сентября 2001 года, а в качестве одного из главных героев авторы вывели этакого беспринципного чиновника из ЦРУ (его играет Кроу), который постоянно ошибается в расчетах, тем самым подвергая опасности жизни и подчиненных, и арабов, на беду оказавшихся между двух огней. Смотрел бен Зеид вроде бы с интересом: любопытно же, как изображены в фильме американские и иорданские агенты, занятые борьбой с терроризмом, а иногда и друг с другом.
Когда DVD-диск остановился, приятель спросил бен Зеида, понравилось ему или нет. Они вместе посмеялись над путаным сюжетом, потом бен Зеид посерьезнел.
— А знаешь, что во всем этом правда? — проговорил он. — Правда, что американцы вечно дико торопятся. Они всегда хотят получить всё и сразу.
Конец февраля принес с собой холоднющую, прямо даже леденящую погоду, какой в Аммане не видывали много лет. Температура несколько дней держалась около нуля, выпал редкостно толстый слой снега, из-за которого отменили занятия в школах, а на дороги вывели целую армию дворников, которые устало топтались с лопатами там, где в нормальную погоду достаточно пройтись метлой. В эти холодные дни Хумам аль-Балави много времени проводил на улице, бегал по каким-то делам, а однажды, вернувшись домой, всех огорошил: сказал, что продал свой автомобиль.
Родители и братья лишились дара речи. Немолодой, но крепкий маленький «фордик» был из тех вещей, которыми Хумам особенно дорожил. Кроме того, это было единственное транспортное средство, позволявшее Хумаму каждый день добираться до отдаленной клиники в лагере «Марка».
— Зачем ты это сделал? — спросил отец.
Хумам пожал плечами.
— Он вечно требует ремонта, — сказал он. — Надоело мне с ним возиться.
Внешне Хумам все это время казался смертельно усталым. Был молчалив; дома, не вставая, корпел за компьютером, который Мухабарат ему любезно возвратил, или просто сидел и о чем-то раздумывал. То вдруг на несколько часов исчезнет, лишь обронив, что идет в мечеть или встретиться с друзьями.
Пациентки в клинике заметили его неухоженный вид, землистый цвет лица и забеспокоились: что с ним? Одна женщина (по имени Ханнана Омар, 42 года, мать четверых детей, торговавшая в вестибюле клиники с лотка напитками и съестным) не преминула спросить напрямую. Несколько месяцев назад, когда у нее внезапно упало давление, доктор Балави неделями регулярно осведомлялся, не забывает ли она принимать лекарство.
— Что ж это вы так похудели? — однажды утром ворчливо спросила эта женщина, когда Балави пришел на работу. — Часом, не заболели?
Врач слабо улыбнулся и сказал, что похудеть его вынудил диабет. То был последний раз, когда она его видела; вскоре ей стало известно, что Балави подал заведующему клиникой заявление об уходе.
Балави мало-помалу расставался с прежней жизнью. Да ведь и то сказать: прежнего Балави в каком-то смысле уже не было на свете.
Дефне пыталась понять, что с мужем происходит, но в свой внутренний мир он ее теперь не очень-то впускал. После трех дней пребывания в тюрьме Мухабарата Хумам стал почти неузнаваем: дерганый, мрачный, рассеянный. Прежде никогда не молившийся на людях, теперь молился чуть не беспрерывно, прося у Господа водительства в ничтожнейших мелочах. Сядет у себя в комнате с открытым Кораном на коленях и сидит часами, а когда девочки шумными играми начинают донимать, убегает (иногда прямо буквально) в ближайшую мечеть, что в конце квартала, чтобы воспользоваться спокойствием ее молельной комнаты.