Тройной прыжок

Газету разведчик нашёл. Опасения нагло переросли в уверенность. Придётся ставить всех пред свершившимся фактом.

— А нас ведь опять перебросило… Это не тогда, где мы "кошку" захватили.

— А когда?

— Как минимум, за два года до того. Хреново… Хотя, местность, похоже, та же самая. Эй, на "двойке"! Краска есть?

— Была где-то…

— Найти и кресты на трофее замазать! А то народ тут нервный, пальнут, и спрашивать не будут. Хотя, вряд ли пробьют. Особенно, нас… Раз уж попали на чужую войну, надо сразу решить, к кому примкнуть, иначе от обеих сторон по мозгам получишь! Кстати, а что в грузовике?

Разведчики возвращаются к машине.

— Ящики какие-то… А в них тол похоже… — спустя некоторое время, — ух ты, похоже и шнур с детонаторами есть!

Марина с интересом заглядывает в кузов.

— Кто тут сапером был?

— Так машина сломана.

— А ты проверял?

— Нет.

— Ну, так займись. Машину с собой возьмём — больно жирно взрывчаткой разбрасываться. Не заведём — на буксире потащим.

— Есть!

"Тройка" следит за дорогой, экипажи "двойки" и "единицы" выбрались наружу. Достали мертвого водителя. Двое с "двойки" деловито машут лопатами, копая могилу. Разведчик копается в моторе.

— Даже странно, что машина не загорелась.

— А нечему гореть было — её не с воздуха. Похоже, в кабине ещё кто-то был, он водителя и стрельнул. И деру дал… Сложно всё тут…

Разведчик ворчит.

— Тоже, похоже, как у нас машину делали из принципа, чтобы самый тупой крестьянин сломать не мог.

— Хватит ворчать! Почему не заводится? Мне посмотреть?

Кажется, разведчик слегка испугался. Познания Марины в моторах давно уже стали легендой. Все знали — если что-то не заводится — надо звать её. Починит непременно, но зато, в процессе починки и, особенно, после, наговорит столько всего интересного про того, кто довел мотор до такого состояния, что "виновник торжества" долго ещё будет всеобщим посмешищем, да ещё и кличка может прилипнуть из числа самых ёмких эпитетов, пожалованных Херктерент.

— Да всё уже, готово.

— Чудненько!

На холмик положили найденную в машине каску. Поехали дальше. Вездеход впереди, ТТ, "Пантера" за ними, колонну замыкает грузовик

Несколько машин. Три ещё дымятся. Съехавший на обочину автобус. Мертвые лошади, какие-то непривычного вида повозки. И тела. У машин, на поле, повсюду.

— Что здесь произошло?

— А сам-то как думаешь?

— Колонну расстреляли с воздуха. Но… — он непонимающе замолкает.

— Что "но"?

— Это же гражданские. Я не вижу ни одной военной машины… И тут дети…

— Значит, не врали…

— Что?

— Да так, ничего… Слышал, как миррены бунты в колониях подавляли?

— Так они же аборигенов вообще за людей не считали. Я, если честно, не очень верил, что они деревни со всеми жителями уничтожали.

— Знаешь, пока Степь не завоевали, была у мирренов поговорка: "За рекой божьи заповеди не действуют".

— Знаю. — зло ответил заряжающий, — Они эту поговорку сперва как раз против нас и придумали, мол отступники — не люди. В старину, перед Исходом, бывало в деревне казнили всех мужчин от пятнадцати лет. Деревни сжигали зимой, выгнав жителей.

— Здесь хуже, — глухо сказала Марина, — здесь будут жечь вместе с жителями. Не знаю, про вас, или ещё про кого придумали тут поговорку. Но здесь её по-полной применят.

Эти… Что с крестами, только себя людьми и мнят, а все остальные — так, скотина двуногая. Да к тому же, ещё и вредная. И уничтожать их надо только за факт существования. Сам видишь — гражданских пострелять для них так, вид развлечения.

— Да я их… Станем — стрельну этого.

— Отставить! Чем ты тогда будешь лучше их? Кстати, учти, мы для них сейчас по категории местных проходим — похожи слишком.

— Не могло же тут… Ну, побить всех…

— Не знаю… Сам видишь, солдат тут нет… Люди просто испугались… Разбежались.

— Но мертвецы… Оставлять так…

— Ты думаешь, что им стоило вернуться, и похоронить их?

— Не знаю… Наверное.

— Они испугались… К тому же, я местных по лицам плохо различаю, и насколько помню, тут запросто могут убить просто за принадлежность к неправильной национальности или социальной группе… Тут выбор — или бежать, или взять винтовку и встретить смерть в лицо… А здесь те, кто просто не могли ничего сделать.

— Связь есть, я их слышу, но ничего не понимаю.

Марина берёт наушники.

— Стандартный радиообмен. Я только кое-что понять могу. И мы это… крестовых слышим!

По дороге навстречу пылят пехотинцы. Для роты — мало, для взвода — много. Все с оружием, несколько раненых. Несут два разобранных пулемёта.

Кажется, на пехоту произвел впечатление откровенно грозный, хоть слегка и помятый вид танков. Хотя ощущение мощи как-то не очень сочеталось с оторванными надгусеничными полками и откровенно небрежной покраской. Но габариты машин вселяют оптимизм.

— Эй, бойцы, куда путь держите? Командир кто?

— Сами-то кто будете?

— Рота танков особого назначения. Я командир, капитан Марина Саргон. Кто командир?

— Убили. Теперь я, похоже, — выходит немолодой боец.

Марина отметила, что винтовка у него — самозарядная, похожая на мирренскую.

— Я наверное.

Ещё раз окидывает взглядом.

— Танкисты есть? — о местной форме представления хотя и не туманные, но от идеальных далёкие. Да и непривычно не видеть погон.

— Повторяю: танкисты есть? У меня экипаж не полный, нужно три человека.

Выходит один. В синем комбинезоне покроя почти как у грэдов.

— Я — в петлицах и правда силуэт танка. На плече — пулемёт с дисковым магазином.

— Кто такой?

— Младший лейтенант Петров.

— Как тут оказался?

— Не сомневайтесь, товарищ капитан, — вступил в разговор сержант — из разведбата нашей дивизии. От Т-38 его только пулемёт и остался. Напрочь машина встала. Водителя в бою убили.

— Документы.

Бегло просматривает. Возвращает.

— Ну, давай лезь на полосатого. Пулемёт отдай кому-нибудь. Только учти — экипажи у меня особые — из испанских республиканцев. Причем не просто испанцев, а басков, кого и сами испанцы через пень-колоду понимают. Немцев ненавидят, воевать умеют, только по-русски ни черта не понимают. Ну, трогаем!

— Товарищ капитан, — снова сержант, — возьмите нас с собой. У нас даже гранат почти не осталось, а если танки…

Марина раздумывала недолго.