Труба Иерихона
Шрифт:
– Что же, – сказал Дон зло и растерянно, – они собираются засыпать нас атомными бомбами?
Вахтенный заколебался, сказал совсем тихо:
– Нет, сэр. Я же сказал, что на подлодках могут быть ракеты класса «Тополь-М». Те самые.
Адмирала обдало холодом. В газеты это не допускалось, но в кругах высшего состава прошли слухи о новых русских ракетах, что способны без помех пройти любую ПВО США и обрушить ядерные заряды на любой город страны.
– Значит… – пролепетал он. – Значит… А что сейчас делают эти подлодки?
Вахтенный бросил быстрый взгляд на экраны:
–
Холод проник во внутренности. Если на огонь русского крейсера ответить огнем всей эскадры, то от русского флота останутся только обломки. Однако русские подлодки тут же нанесут удар уже по Вашингтону, Нью-Йорку… Русские никогда не понимают, где надо остановиться. Они идут до конца, для них не существует чувства меры, рациональности!
Третий тяжелый удар тряхнул авианосец. Палуба качнулась, донесся жуткий крик рвущегося, как полотно, железа метровой толщины. И почти сразу же пошли толчки послабее, но заметные, а по всему стальному полю палубы вспыхивал огонь, взрывались самолеты, рушились палубные надстройки.
– Крейсер открыл огонь из всех орудий! – закричал вахтенный. – Господи, они пустили торпеды!.. Что делать? Что делать?
Адмирал опомнился, закричал дико:
– Стоп!.. Стоп всем машинам!.. Задний ход!..
– Что ответить русскому крейсеру?
– Ничего!!!
Вахтенный, уже с синим, как у повешенного, лицом, вскрикнул:
– Но они обстрел не остановят!
– Авианосец… – прокричал адмирал сквозь треск разрывов, – не утонет! В переговоры не вступать… Ничего не случилось. Ни-че-го!..
Вахтенный вскрикнул, как истинный военный, еще не понимая дипломатических сложностей:
– Но так избежим новых жертв!
Он ухватил микрофон, все еще полагая, что не так понял адмирала, тот сейчас свяжется с командующим русским флотом, попросит прекратить обстрел, сообщит, что уже разворачивает флот в обратную сторону, но Дон ударил его по руке:
– С ума сошел? Массмедики не должны услышать хоть единого слова американского адмирала!.. А повреждения можно будет подать… еще не знаю, то ли как наши маневры, то ли как неспровоцированное нападение русских в нейтральных водах…
Вахтенный отступил, зажал ладонями уши. Разламывающий череп скрежет, грохот, бухающие удары, воздух наполнился запахами горящего металла, дизельного топлива.
Огненные шары быстро и страшно вырывались из пробоин и уносились вверх. Авианосец вздрагивал, стонал. В огромном организме рвались снаряды, вспыхивали пожары, но он, как допотопный динозавр, все еще шел, не чувствуя, что хищники вцепились в его хвост.
На дисплеях во всех проекциях поворачивались полупрозрачные чертежи огромного судна. Сейчас отдельные узлы заливал красный цвет, а механический голос докладывал о неполадках, повреждениях, перебоях. Ремонтные команды бросались на спасение авианосца, но уже не так слаженно, как на учениях.
Авианосец явно замедлил ход, уже и дураку видно, что мощные турбины работают в режиме «полный задний», но русский крейсер тупо долбил из всех орудий, пока авианосец не замер, а затем
не двинулся в обратную сторону.Дон приказал:
– Развернуться и следовать подальше от этого берега!
Андрирос сказал робко:
– Сэр, следовало бы сейчас остановиться… Ремонт, спасение раненых…
– И делать все это на виду у русских? – огрызнулся Дон. – Эх, мальчик, никогда ты не станешь политиком… А без политики не видать тебе адмиральских звезд!
Выждав нужное время, пусть думают, что знакомился с состоянием исполинского корабля, он вышел на верхнюю палубу.
Тяжелая громада медленно двигалась по серой глади. С высоты капитанского мостика волны кажутся настолько мелкими, что авианосец выглядит катком, утрамбовывающим асфальт. И запах бьет в ноздри такой же: чадный, словно горит асфальтовая смола, горький, временами вовсе удушающий…
Вот так мы выглядим со спутников, подумал он горько. Черное облако дыма, сквозь которое едва-едва просматривается корабль. Холодок за это время превратился в лютый холод, зубы постукивали, а черный ужас затапливал сознание всякий раз, когда он представлял пальцы русских подводников на кнопках запуска ракет «Тополь-М». Тех самых, с разделяющимися боеголовками.
Эти тупые русские скоты поставили мир на грань ядерной войны! Они готовы запустить ракеты по городам Америки! И хуже всего, у русских именно те ракеты, что достигнут этих городов…
– Ладно, – сказал он вслух, – ладно… Мы вас дожмем, русские скоты! А пока пусть поработают политики, журналисты, разведчики, наша «пятая колонна»… Обработаем так, что сами позовете и дорожку для нас коврами… да-да, коврами…
Авианосец двигается с легким креном на правый бок. Три серьезные пробоины, самая крупная – ниже ватерлинии. Спасательные бригады работают без отдыха, но работы не на один месяц…
В палубе восемь дыр, любой небоскреб провалится. Из трехсот самолетов уцелело только семьдесят, да и то в трюме, а на палубе сгорели и взорвались все. Лазарет переполнен ранеными, убитых складывают в трюме.
В Объединенном штабе тоже сволочи… Теперь понятно, почему вдруг вместо Шеллинга, опытного адмирала, героя войны «Буря в пустыне», послали его, Дона. Шеллинга не так просто снять, как сейчас вышвырнут его, приписав неудачу с высадкой неумению командовать флотом, неспособности разобраться в обстановке!
Ну ничего, сказал он себе угрюмо. Мне тоже не так просто дать пинка под зад. У меня связи в конгрессе, добьюсь рассмотрения на сенатской комиссии, дам материалы всем журналистам… даже пронырам из «третьих стран», если понадобится.
И, главное, расскажу и докажу, что русские уже не то растерянное и лижущее наш зад стадо, какими были в начале распада СССР!
ГЛАВА 53
Звезды высыпали на темное, как смола, небо по-южному крупные, сверкающие. Если на севере они все как крохотные кристаллики льда, то здесь одни сияют багровым, словно рубины, другие изумрудно-зеленым, а виднелись и вовсе немыслимых цветов, от алого до темно-лилового.
Он сидел, опустив голову. В сердце была горечь, в висках стучали молоточки. Виолетта игриво толкнула его в плечо.