Труд писателя

Ознакомляясь с местом действия, писатель одновременно знакомится с его обитателями. Писатель ищет среди них очевидцев заинтересовавшего его события и изучает их как характерных и типических представителей данной социальной среды. Золя сообщил, что «на послезавтра» у него «назначено свидание с одним фермером», которое несомненно поможет ему в работе над «Землей». Собирая материалы для романа «Разгром», Золя беседовал с жителями города Седана, еще недавно являвшимися свидетелями и жертвами германского нашествия.

Так же поступали русские писатели. Посещая в период работы над «Воскресением» арестные дома и тюрьмы в Крапивне, Туле и Москве, Л. Толстой беседовал с преступниками всех категорий. В работе Новикова-Прибоя над романом «Цусима» главным источником являлись не архивы или книжные материалы, а письма и рассказы участников Цусимы. Во время похода и после него, в японском плену, Новиков-Прибой неустанно расспрашивал матросов о мельчайших подробностях жизни на том или ином корабле русской эскадры, об участии его в цусимском сражении. «Матросы откровенно и охотно рассказывали нам обо всем, ибо перед ними были такие же товарищи, как и они».

Важное место в процессе собирания материала, как современного, так и исторического, занимает то, что можно было бы назвать «использованием сведущих людей». Писатель обращается за материалом к людям, которые могут располагать им, к специалистам, знатокам определенной сферы жизни. Так, Шиллер послал свою балладу «Ивиковы журавли» специалисту по античной культуре Беттихеру, чтобы узнать, нет ли в балладе чего-нибудь противоречащего эллинским обычаям; Беттихер отозвался об «Ивиковых журавлях» чрезвычайно одобрительно. Бальзак неоднократно прибегал к помощи сведущих лиц в работе над своими «светскими» романами: маркиза де Кастри, г-жа де Ге знакомили его с правительством директории, с роялистами и пр.

Этот метод работы доведен был до настоящего фетишизма французскими прозаиками второй половины XIX века. Гонкуры придавали решающую роль нахождению достоверного документа, без которого они не мыслили себе художественной истины. Стремясь обрести такого рода документальный материал, Флобер делал запросы специалистам «для 5–6 хороших строк». Нуждаясь в справках о бирже, он обращался с вопросами к писателю Фейдо, бывшему биржевику. Со своей подругой Луизой Коле Флобер консультировался о «девичьих грезах мадам Бовари». Впрочем, Флобер далек был от покорного следования получаемым советам, — припомним его письмо археологу Френеру, в котором Флобер энергично отстаивал ряд пассажей в «Саламбо». К консультациям подобного рода обращался и Золя, который, говоря с мадам Шарпантье на тему о великосветских свадьбах, спрашивал: «дают ли в большом свете бал после свадьбы? Я предпочел бы это... но если невозможно...» и т. д. В связи с другим своим романом Золя интересуется, «можно ли отравить человека селитрой». В работе над «Деньгами» он использовал информацию финансового характера о биржевых махинациях, в пору работы над «Разгромом» обзавелся специальными военными информаторами.

Русские реалисты, свободные от фетишизации документов, тем не менее стремились добывать нужные им реалии у компетентных лиц. Так, Гоголь в период работы над украинскими повестями заказывал матери описание полного украинского наряда и еще более обстоятельное описание свадьбы, «не упуская наималейших подробностей». Он просил М. И. Гоголь в свою очередь «расспросить про старину» родных и друзей: «сведения о Малороссии» нужны были Гоголю как воздух, ибо, говорил он, «это составляет мой хлеб».

В записных книжках Достоевского такие задания фигурировали особенно часто: он ведь требовал от писателя «кроме поэмы» (то есть внутренней психологической правды) также и «знания до мельчайшей точности» внешних фактов жизни. Руководствуясь этим собственным требованием, он записывает: «Справиться о детской работе на фабриках». «О гимназиях, быть в гимназии», «Memento (о романе). Узнать, можно ли пролежать между рельсами под вагоном, когда он пройдет во весь карьер». «Ходить по Невскому с костылями. Если выбить костыль, то каким процессом пойдет суд и где, и как». «Справиться, жена осужденного в каторгу тотчас ли может выйти замуж за другого». Все эти записи относятся к периоду создания «Братьев Карамазовых». Свой последний роман Достоевский писал не в спешке заграничных переездов, а в России, в сравнительно спокойной обстановке. Он имел поэтому возможность прибегать по тем или иным вопросам к дружеским советам и экспертизе специалистов. Особенно полезно это было в вопросе о типичной судебной процедуре, которую Достоевский записал в подготовительных фрагментах к роману. А. Г. Достоевская вспоминала, как романист советовался о «порядках судебного мира» с таким опытным юристом, как А. А. Штакеншнейдер; эта консультация обеспечила точность уголовно-судебной стороны романа. Главу «Предварительное следствие» Достоевский перечитывал эксперту, чтобы не случилось какой-нибудь важной ошибки. Точно так же, создавая образ Ивана, Достоевский «справлялся с мнениями докторов» — это помогло ему правдиво изобразить «кошмар Ивана».

Отметим здесь, наконец, что и Л. Толстой часто обращался к помощи сведущих лиц. Имея, как и Достоевский, дело с уголовным сюжетом, Толстой часто наводил справки у видных юристов В. Маклакова и Давыдова; с последним он много «беседовал, т. е. скорее доил по части юридических тонкостей». От прокурора Тульского окружного суда Л. Толстой получил на руки подлинное судебное дело, которым воспользовался для описания судебной сессии в «Воскресении». Когда роман уже печатался, Толстой обратился к московскому тюремному надзирателю Виноградову с такой просьбой: «Вы читайте корректурные листы и говорите мне, что не сходится у меня с тюремными порядками вашей тюрьмы, а я буду записывать». Когда Виноградов сделал ряд замечаний, Толстой сказал: «То, что вы мне сообщаете, заставляет меня изменить план романа». И он действительно сделал это.

Так многочисленны обращения писателей к сведущим лицам, долженствующим обеспечить полное жизненное правдоподобие отдельных эпизодов сюжета. Ту же цель преследовал, работая над повестью «Степной король Лир», Тургенев, который запрашивал своего управляющего Кишенского о процедуре передачи имения. Известно, что Пушкин первоначально намеревался ввести в текст «Дубровского» подлинное определение суда об отнятии имения у дворянина Островского в пользу его влиятельного противника. Определение это прислал Пушкину П. В. Нащокин; в черновой рукописи романа имеются слова: «мы помещаем его вполне». Однако в дальнейшем Пушкин отказался от этой своеобразной документации своего художественного вымысла. В некоторых, правда редких, случаях сведущее лицо становилось не только поставщиком необходимого материала и не только полезным экспертом, но и в известной мере соавтором произведения. Так, Владимир Соловьев написал для романа Писемского «Масоны» характеристики «умного делания».

Ценнейший материал доставляют писателю книги по соответствующим его теме отраслям знания. Шиллер черпает из энциклопедии необходимые ему для «Песни о колоколе» технические сведения, Флобер изучает для романа «Воспитание чувств» литературу о современном фарфоре. Для придания наибольшей реалистичности образу аптекаря Омэ Флобер наводит многочисленные справки в медицинских изданиях и «весь вечер» занимается «жесточайшей хирургией». Более 1500 томов просмотрел этот писатель для романа «Бувар и Пекюше», его «папка с заметками достигла восьми пальцев толщины». Флобер ставит перед собой цель «поглотить океан книг и извергнуть его обратно», ассимилировать этот огромный фонд книжных сведений, использовать его в художественных целях. Сходным образом действовал и Золя, который настолько широко использовал книгу де Пуло «Социальный вопрос», что возникло обвинение его в плагиате. Он штудировал сельскохозяйственную литературу для «Земли», техническую — для «Человека-зверя» и «Жерминаля», финансовую — для «Денег» и т. д.

Достоевский для «Бесов» прочитывает только что вышедшую биографию Грановского; прося выслать ее, он говорит: «Книжонка Станкевича нужна мне как воздух». Самый памфлет на Грановского был им задуман еще до знакомства с книгой А. Станкевича, однако последняя доставила для этого обильный материал. В библиотеке Достоевского имелись книги юридического характера; судебные уставы, устав уголовного судопроизводства очевидным образом пригодились ему в «Братьях Карамазовых», а возможно и в «Преступлении и наказании». Обращение к книге являлось у Достоевского непременным и обязательным этапом творческой работы. «Прежде чем приняться за «Атеизм», — писал он, — мне нужно прочесть чуть не целую библиотеку атеистов, католиков и православных». Осуществить это в обстановке заграничных странствий было делом безнадежным, и замысел «Атеизма» поэтому заглох.

Газета дает писателю особенно злободневный материал. Писатели охотно пользовались в своем труде ее сведениями. Флобер прекратил писание текста «Воспитания чувств» затем, чтобы перечитать важные для него газеты 1848 года. Золя списывает из великосветской газетной хроники меню ужина Нана и использует газетные данные об угольном бассейне на севере Франции для соответствующих эпизодов «Жерминаля». Чехов черпает из газет множество своих сюжетов, особенно первого, «юмористического», периода. В записных книжках Достоевского мы встречаем многочисленные ссылки на те или иные сообщения «Вестника Европы» и «Нового времени», — из последнего он между прочим узнает об архимандрите, завещавшем «за грех пьянства», от которого не мог отвязаться, выбросить тело его на съедение «псам на распутье». Романы Достоевского были густо насыщены «злобой дня». Многочисленные реалии Достоевский черпал прежде всего из периодической прессы своего времени, за которой он не переставал внимательно следить.