Трудная любовь

Он вскочил, потирая руки. «Вот, что давно надо было сделать!» — радостно думал он и явственно, зримо вспомнил Ольгу. Вот здесь она жила, здесь любовь была и прочее. Он с размаху ударил по подушке и чуть не выругался… Конечно, его письмо она примет за проявление слабости, и он опять останется в дураках.

Письмо Николай изорвал, а на другой день явился в суд.

Прочитав заявление, судья, мужчина с большими, оплывшими глазами, внимательно посмотрел на Николая и спросил сухо:

— Вы уверены, что жена изменяла вам?

— Иначе бы я не пришел сюда.

— Вы согласовали с ней свое решение?.. Ну что ж, дело, как говорится, ваше. Но мой искренний совет вам, совет не только судьи, но и пожилого человека: не спешите, избавьтесь от излишней подозрительности. Мы всегда стараемся примирить супругов.

— Это и называется судебной волокитой?

— А вы не спешите с выводами, — еле заметно повысил голос судья. — Давайте к делу о разводе отнесемся в сто раз вдумчивее, чем вы отнеслись к вступлению в брак. Государство заботится о семье.

Николаю не терпелось уйти, он встал и проговорил:

— Мне кажется, что государство не пострадает от того, что одна неудачная семья распадется.

— Государство, конечно, не станет менее прочным от того, что двое молодых людей поспешили вступить в брак, — невозмутимо ответил судья. — Но государство будет прочнее, если вступающие в брак не повторят вашей ошибки.

— Ну, если речь пошла о государстве…

— Не смею вас задерживать, — судья кивнул, полузакрыв глаза, словно устал от разговора.

У Николая не было сомнения, что судья — формалист, который, не разобравшись, действует по заведенному стандарту. Но жалеть было поздно — дело началось.

А тут еще позвонил Олег и предложил встретиться.

— Есть великолепная идея, надо ее реализовать, — сказал он.

В квартире было холодно. Раньше печь топила Ольга, потом — женщина из соседней квартиры, но она перестала ходить, несколько раз встретившись с пьяным Николаем. Носить дрова было лень, и он, когда бывал трезв, проводил вечер в накинутом на плечи пальто, сидя у включенной электрической плитки.

Было очень неприятно, что Олег, войдя без стука, застал его стоящим на коленях перед печью. Словно оправдываясь, Николай пробормотал:

— Отвык от холостяцкой жизни.

Олег присел на корточки, залюбовавшись огнем в печке, и заговорил:

— Хочу быть хотя бы как вот этот огонь. Гореть… Надо уезжать отсюда. Слышишь?

— Зачем? — Николай испуганно отодвинулся от него. — Я никуда не поеду. Я нигде никого не знаю.

— Зато тебя здесь все знают. А если на место Копытова сядет Полуяров? Он выставит тебя из редакции в два счета. Снова пойдешь в многотиражку?

— Ни за что.

— Слушай, ты был здравомыслящим человеком. Ты должен знать, что умный человек не всегда имеет возможность поступать по-своему. Дураков развелось больше чем надо. Едем отсюда! Новая газета, новые люди — легко забудется все неприятное, здешнее.

«Куда он клонит? — подумал Николай. — Ну, он погорел, его собираются выгонять с работы… А я? Я ничего такого не натворил».

— Тебя же так зажали, что ты и пикнуть боишься! — продолжал Олег. — Как только Полуяров узнает о твоем разводе, сразу собрание, обсуждение, намылят шею. Я не иду в редакцию, жду, когда вызовут. Представляю, что из меня сделают! Едем… Я хочу пожить один. Ни от кого не зависеть. Хочется поработать засучив рукава. Не могу забыть о газете даже во сне. Закрою глаза — и снова в редакции.

— Да, — важно протянул Николай, — трудно без газеты.

— Трудно! — презрительно воскликнул Олег. — Невозможно! А в тебе удивительно сочетается болезненное самолюбие с полным его отсутствием. Ты ведь всегда был расчетлив…

— Ты начинаешь говорить обо мне в прошедшем времени? — обиженно спросил Николай.

— Если ты благоразумно и своевременно не исчезнешь отсюда, скоро все будут говорить: «Помните, здесь работал Рогов? Ну, тот, которого потом уволили за моральное разложение?»

Николай молчал, Олег взял шляпу, спросил мельком:

— Как Лариса?

— Не знаю. Уехала в командировку.

— Жаль… — еле слышно сказал Олег.

— Кого? — удивился Николай.

— Ее.

Олег снова подсел к огню и закурил. Видно было, что идти ему некуда и делать нечего. «Нет, я не поеду с тобой, — думал Николай, — кто знает, может, ничего со мной и не случится? А то и здесь все потеряешь, и на новом месте ничего не найдешь. А тебе что? Ты если там провалишься, сюда вернешься, к маме. А кто мою квартиру караулить станет?»

— Значит, не едешь? — спросил Олег, вставая. — Была бы честь предложена… Не забудь вовремя закрыть печь.

Через некоторое время Николай машинально открыл дверцу. Дрова давно сгорели. Только большая головешка дымила в темноте.

Ему было ясно, что надо делать. Во-первых, надо написать такой материал, чтобы все развели руками. Во-вторых, надо избавиться от присутствия в редакции Лесного. Он мешает Николаю нормально жить и заниматься делами. Кроме того, он лезет в заведующие отделом… Посмотрим.

* * *

Надежда на счастье, без которого жизнь казалась немыслимой, крепла.

Они встретились в том же сквере, где стояла гипсовая физкультурница, стройные ноги которой по колени утопали в снегу.

Внизу, за чугунной решеткой, под высоким, крутым обрывом, лежала скованная льдом, невидимая отсюда река. Вдали, на другом берегу, вздрагивали, словно от холода, цепочки огней.

Шли молча. Оба ждали встречи и в первый момент растерялись. Валентин варежкой сбил снег со скамейки. Присели.

— Странно, — сказала Ольга, смотря в темноту широко раскрытыми, тоскливыми глазами, — даже зимой река чувствуется.

— Ветер, — ответил Валентин. — Ты устала, ты просто устала. Ты не сердись на меня. Я знаю, у тебя и без меня много неприятностей, но и я не виноват… Я боялся спрашивать тебя… Но ведь иначе нельзя. Мне нужно знать… как ты относишься ко мне.

— Не надо нам встречаться, — резко сказала Ольга и, видимо, почувствовав, что слова прозвучали неуверенно, продолжала горячо: — Вот перестану себя в руках держать, забудусь и могу к тебе прибежать. Я только не сдержись, и начнется у нас с тобой… потом сами не рады будем.